Возьми мое сердце - Басби Ширли (книга регистрации .txt) 📗
Морли осторожно положил ребенка на большое черное кожаное кресло рядом с камином и развел огонь. Поставив на каминную полку лампу, он долил в нее китового жира и развернул бело-голубое одеяло.
Ребенок, без сомнения, только что появился на свет: на его тельце еще оставалась кровь. Морли понял, что там, на утесе, был кто-то еще, кого спугнуло его внезапное появление, — мать, искавшая смерти и бросившаяся в реку, или кто-то движимый более злыми помыслами. Он продолжил рассматривать ребенка, и внезапно у него перехватило дух. На правой ноге у мальчика было шесть пальцев!
Только Уокеры и долго живший среди них Морли знали, что это значит. Морли внезапно вспомнил, как однажды, пять лет назад, они с Сэмом пошли на охоту, но попали в грозу и были вынуждены заночевать в старой охотничьей хижине. Войдя в нее, они первым делом развели огонь и, сняв сапоги и промокшую одежду, уселись греться у очага. Именно тогда Морли заметил, что у Сэма на правой ноге шесть пальцев. Не в силах сдержать себя, он вскрикнул от удивления.
— Я рад, что ты не считаешь это дьявольской отметиной, — сказал Сэм, с печальной улыбкой глядя на ногу. — Многие, я уверен, именно так бы и подумали. В нашей семье шесть пальцев на ноге были сначала у моего деда, затем у отца и, наконец, у меня. Так что можно считать, что это знак нашего рода. Но все-таки, — Сэм повернулся к Морли, и тот заметил, что он несколько изменился в лице, — я буду благодарен тебе, если ты никому не расскажешь о том, что видел. Вокруг много суеверных людей, и мне совсем не хочется, чтобы меня и отца начали бояться или проклинать.
Морли немедленно поклялся хранить молчание. В народе еще говорили о суде над салемскими ведьмами — с того времени не прошло и пятидесяти лет, — и обвинения в колдовстве или связях с нечистой силой время от времени раздавались в колонии. Опасаясь кривотолков, Сэм и остальные Уокеры предпочитали никому не рассказывать о том, чем отличались мужчины их рода.
Взглянув еще раз на ножку ребенка, Морли понимающе кивнул. Шестой палец свидетельствовал о том, что мальчик должен быть сыном Сэма. Морли вспомнил, какую досаду вызвало известие о беременности Летти у Констанции. Значит, подумал он, Сэм уехал в Филадельфию, вверив жену заботам Констанции, а та… Ужасное подозрение закралось в душу Морли.
Он попытался отогнать тревожные мысли, даже предположил, что ребенок мог быть незаконным сыном Сэма. Но нет! Заведи Сэм любовницу, он, Морли, уж точно узнал бы об этом. Кроме того, Морли казалось невероятным, чтобы Сэм, известный своей верностью Летти, мог почти одновременно прижить ребенка от другой женщины. Что ж, тогда все ясно. На кресле перед ним лежит сын Сэма и Летти, которого кто-то выкрал у матери и оставил умирать возле реки.
Морли еще раз взглянул на младенца, думая о том, что теперь делать. Если в случившемся действительно была замешана Констанция, нести ребенка обратно в дом не имело смысла. А если лежащий перед ним мальчик не сын Летти, а другой женщины, его появление в доме Уокеров наверняка вызвало бы семейный скандал, а Морли отнюдь не хотелось очернять Сэма в глазах жены. Но наибольшее беспокойство вызывала у Морли Констанция. Сейчас ей не удалось избавиться от ребенка, но что помешает ей сделать это еще раз? Морли мог, конечно, в открытую выступить против Констанции, но кто поверил бы сумасбродным обвинениям человека с изрядно подмоченной репутацией? Морли вздохнул и, пожалуй, впервые пожалел о том, что ведет недостойную жизнь.
Он хорошо понимал, что обязан Сэму и его семье практически всем. Так можно ли, спрашивал он себя, отплатить им за все грязными обвинениями в адрес Констанции? А вдруг он ошибается? Что, если ребенок — сын не Сэма, а кого-то еще? Ведь всякое возможно. Впрочем, подумал Морли, если ребенок появился на свет не в доме Уокеров, непонятно, почему он очутился рядом с усадьбой, вдалеке даже от самых близких соседних поселений? Кроме того, оставить ребенка у реки могли только по очень серьезным причинам — например, стремясь завладеть огромным состоянием.
Ребенок проснулся и захныкал. Морли осторожно взял его на руки и начал убаюкивать. Его же надо накормить!
Он окинул взглядом комнату, пытаясь найти что-нибудь съестное. Ничего не попадалось на глаза, и Морли вспомнил о небольшом кувшине молока, который раб-посыльный принес ему вечером из усадьбы, и о патоке, которую можно добавить в молоко. Именно то, что нужно!
Кормить ребенка оказалось довольно нелегко. Сделав из чистой тряпицы некое подобие соски и время от времени смачивая ее в молоке, Морли с грехом пополам накормил новорожденного. Малыш сосал весьма охотно, и это значительно облегчало Морли его задачу. Когда же ребенок наелся и заснул, Морли осторожно положил его обратно на кресло и, усевшись рядом, стал размышлять, как поступить дальше.
Будь дома Сэм, никаких вопросов бы не возникло. Родственник разобрался бы во всем и нашел способ уладить дело. Но Сэм был далеко, в Филадельфии, и домой его ждали только через несколько недель. Ведь не мог Морли оставить ребенка у себя — у него не было ничего, что обычно требуется новорожденным, а сам он не кормил маленьких детей и не ухаживал за ними. Кроме того, жизни малыша, как предполагал Морли, все еще угрожала опасность.
Итак, заключил Морли, надо спрятать ребенка в надежном месте, а затем поговорить с Сэмом. Кто бы мог взять малыша к себе? На кого можно положиться?
Наморщив лоб и расхаживая по комнате, Морли перебирал в уме своих многочисленных друзей и родственников, прикидывая, кому из них можно доверить малыша. После непродолжительного раздумья он решил, что лучше всего отвезти ребенка к своему двоюродному брату Эндрю Уокеру. Эндрю держал частную школу в Питерсберге, небольшом городке на реке Аппаматак. Он был добрым и отзывчивым человеком, и жители городка уважали его. Лучшего места, подумал Морли, для ребенка, чем Питерсберг, не найти: далеко от Уокер-Ридж — малыш будет там в безопасности, а когда все уладится, ребенка будет нетрудно забрать оттуда. До городка Морли мог добраться дней за пять, если повезет, конечно.
Морли хорошо знал и жену Эндрю, Марту. За десять лет, прожитых с мужем, Марта рожала несколько раз, однако дети появлялись на свет мертвыми. Сейчас, кажется, супруги уже смирились с мыслью о том, что наследников у них не будет никогда. Да, подумал с грустной улыбкой Морли, последнему поколению Уокеров явно не везет на детей. Но как бы там ни было, кузен и Марта наверняка обрадуются малышу и охотно примут его.
Разумеется, надо взять с них обещание никому не рассказывать о шести пальцах на ноге у малыша. Ведь может статься, что его подозрения обоснованны. Если о ребенке узнает Констанция, жизнь малыша снова окажется в опасности. Конечно, Эндрю и Марта дадут такое обещание — он и сам в свое время поступил так, когда его попросил Сэм, — но они скорее всего подумают, что это его собственный незаконный сын, которого он пытается спрятать подальше от людских глаз.
Морли еще раз взглянул на малыша, и его лицо неожиданно просветлело. Ну и пусть думают что хотят, решил он. Какая разница, если ребенка удастся спасти? А он… за ним и так тянется дурная слава, и от того, появится ли на его репутации еще одно пятно, ничего не изменится.
Приняв решение ехать к Эндрю и Марте, Морли начал собираться в дорогу. В имении Уокеров он был надсмотрщиком за рабами, однако Сэм дал ему это место из милости и не особенно строго следил за тем, как он выполняет свои обязанности. Вот уже много дней Морли беспробудно пьянствовал, и его внезапное исчезновение не вызвало бы ни у кого подозрения. Если они и вспомнят о нем, то наверняка вообразят, что он снова напился и проводит время с какой-нибудь непотребной девкой.
Решение отвезти ребенка к брату и Марте далось Морли нелегко. Он долго колебался, опасаясь, не допустил ли он ошибку и нельзя ли объяснить случившееся по-другому. Впрочем, в одном сомневаться не приходилось — если бы Морли не услышал крик на берегу реки, ребенок, мирно спавший на кресле возле камина, был бы сейчас мертв. Исполненный решимости не допустить ничего, что повредило бы младенцу, Морли провел ночь в размышлениях, тщательно взвешивая свои выводы. До утра он покормил ребенка еще два раза. Беря малыша на руки, он всякий раз чувствовал, что его сердце начинает сильно биться от волнения.
