Амазонка (Надежда Дурова) - Арсеньева Елена (читать книги бесплатно TXT) 📗

«О прекрасный конь мой! – от души восклицала Наденька, в горькие минуты вспоминая, что она, оказывается, не удалой гусар, а просто глупая женщина. – У какой взбалмошной дуры ты в руках!»

Случайная гибель Алкида стала для нее страшным ударом. С трудом пережив утрату и мучаясь от животной глупости других лошадей (в Алкиде Соколов всерьез подозревал разум более чем человеческий!), товарищ наш заново обвыкается со службой. Идет время, которое, как известно, все лечит, и искательница приключений начинает настолько осваиваться с походной жизнью, что у нее пробуждается честолюбие: «Неужели я буду всю жизнь простым солдатом?!»

А между тем Соколов не знал, какие тучи сгущались над его головой.

Уже с год назад Наденька написала письмо отцу, чтобы известить, что жива и здорова, сражается на благо Отечества. Дуров, который только недавно похоронил жену, попытался разыскать любимую дочь. Для этого он обратился с просьбой к самому государю. Протекцию оказал брат, живущий в Петербурге, и вот что из этого вышло.

Полковник начал издалека расспрашивать Соколова, согласны ли были его родители на военную службу. Затем появился унтер-офицер и привез приказ явиться в штаб в Витебск, причем у Соколова отобрали новую лошадь, седло, пику, саблю, пистолеты… Он не знал, что думать. Тем паче что любопытные взгляды устремлялись к нему со всех сторон. Особенно болезненно воспринимает он теперь ставшие было привычными прозвища: гусар-девица, улан-панна… Трактирщица, у которой поселяется Соколов, говорит, что если он позволит себя зашнуровать в корсет, то она держит пари на весь свой трактир против одного злотого, что во всем Витебске нет ни одной девицы с такой тонкой талией, как у него. С этими словами она принесла свой корсет, и тут Наденьке ничего не оставалось, как расхохотаться, ибо в этот корсет она могла поместиться даже не одна, а вместе с четырьмя дочками трактирщицы…

На другой день «товарища» Соколова препроводили к самому графу Буксгевдену – главнокомандующему. Дрожащему от ужаса «товарищу» граф очень ласково сказал, что вызвал его по приказу государя. Если он думал этим успокоить юного воина, то ошибся: Соколов перепугался еще больше. А ведь впереди была поездка в Петербург в сопровождении Засса, флигель-адъютанта его величества… Бедняга Соколов простился бы с жизнью, когда бы все не обращались с ним с необычайной предупредительностью и заботливостью. И все же он продолжал готовиться к худшему.

И вот позади долгий путь, и вот начинается аудиенция у Александра…

Как только запинающийся Соколов явился в кабинет, император тотчас подошел к нему и схватил за руку. Говорил он негромко и так сочувственно, что бедняга Соколов начал понемногу приходить в себя:

– Я слышал, что вы не мужчина, правда ли это?

К такому повороту дела Соколов был не готов и едва не грянулся в самый обыкновенный дамский обморок. Не вдруг собрался он пробормотать:

– Да, ваше величество, правда!

Воцарилось молчание. Несколько минут император и «улан-панна» стояли, схватившись за руки, оба красные от смущения, и смотрели друг на друга с равным испугом.

Наконец Александр справился с собой. Расспросив обо всем, что было причиною вступления Соколова в службу, император много хвалил его неустрашимость, говорил, что это первый пример в России, что все начальники отзывались о Соколове с великими похвалами, называя его храбрость беспримерной. Ему, Александру, очень-де приятно этому верить, и он желает сообразно этому Соколова… то есть мадемуазель… то есть рядового… наградить и с честью возвратить в дом отцовский.

Он еще не закончил свою прочувствованную речь, как Соколов возопил от ужаса и рухнул к его ногам.

– Не отсылайте меня домой, ваше величество! – взмолился он отчаянным голосом. – Не отсылайте. Я умру там, непременно умру! Не заставьте меня сожалеть, что не нашлось ни одной пули для меня в эту кампанию! Не отнимайте у меня жизни, государь! Я добровольно хотел ею пожертвовать для вас!

Несчастный Соколов обнимал колени императора и рыдал, как девчонка.

Ну да, а как иначе он мог рыдать?..

Александр был тронут; он поднял Соколова и спросил изменившимся голосом:

– Чего же вы хотите?

– Быть воином! Носить мундир, оружие! – отрапортовала Наденька. – Это единственная награда, которую можете дать мне вы, государь! Другой нет для меня! Я родилась в лагере, трубный звук был колыбельной песнею для меня! Со дня рождения люблю я военное звание; с десяти лет обдумывала средства вступить в него; наконец достигла цели своей – одна, без всякой помощи. На славном посту своем поддерживалась одним только своим мужеством, не имея ни от кого ни протекции, ни пособия. Все согласно признали, что я достойно носила оружие, а теперь, ваше величество, хотите отослать меня домой! Если б я предвидела такой конец, то ничто не помешало б мне найти славную смерть в рядах воинов наших!

Наденька говорила, сложив руки, как перед образом, и смотрела на императора глазами, полными слез.

Александр слушал ее и тщетно старался скрыть, сколь он был растроган. Наконец Соколов умолк. Александр минуты две оставался как бы в нерешительности, потом лицо его осветилось.

– Если вы полагаете, – промолвил он, – что одно только позволение носить мундир и оружие может быть вашей наградою, то вы будете иметь ее!

Наденька затрепетала от радости. Император продолжал:

– И будете называться по моему имени – Александров. Не сомневаюсь, что вы сделаетесь достойною этой чести отличностью вашего поведения и поступков; не забывайте ни на минуту, что это имя всегда должно быть беспорочно и что я не прощу вам никогда и тени пятна на нем!..

Итак, авантюра Наденьки Дуровой получила высочайшее благословение и официальный статус.

Александр умел разбираться в людях и никогда не раскаялся в том, что доверился этой перепуганной, рыдающей искательнице приключений. И знак отличия Военного ордена [5], врученный ей за то, что она спасла жизнь офицеру на поле боя (первый и последний, врученный женщине!), носила с честью. Александрова, получившего чин корнета, зачислили в Мариупольский гусарский полк, из которого он ушел спустя три года только для того, чтобы не поставить в неловкое положение влюбленную в него полковничью дочку. Такому обостренному чувству чести мог бы позавидовать любой мужчина!

Разумеется, ее тайну никто не выведал. Офицеры относились по-прежнему к Александрову как к мужчине и выговаривали, как всем:

– Вы упали с лошади! Только вместе с лошадью может упасть гусар, но никогда с нее!

Никого особенно не удивляло, что «мальчишка» чрезмерно стыдлив и предпочитает купаться в речке не в компании товарищей, а поодаль, и то если рядом нет никого. Мало ли какие чудачества бывают у людей. Главное, он хороший товарищ и храбрец, а там хоть трава не расти!

Между прочим, воинская служба несколько примирила Александрова с женщинами. Не то чтобы он перестал их бояться: стоило женщине посмотреть на него пристально, как он начинал краснеть и приходил в замешательство: ему казалось, что взгляд ее проницал его, что она по одному виду его угадывает его тайну, и он в смертном страхе спешил укрыться от ее глаз. Однако жены и дочери военных – «женщины полковые» – снискали его уважение и расположение. У них не было ни причуд, ни капризов, они всегда добры, всегда обязательны, веселы, любят ездить верхом, смеяться, танцевать…

И все-таки воротиться в прежнее женское состояние Александров не желал ни за какие коврижки! Довольно того, что порою он встречался с людьми, которые с жаром описывали направо и налево знаменитого улана Амазонку, которой протежировал сам государь! Один комиссионер рассказывал, что сам видел Амазонку:

– Она очень смугла, но имеет свежий цвет и кроткий взгляд, впрочем, для человека непредупрежденного в ней не заметно ничего, что обличало бы пол ее, она кажется чрезвычайно еще молодым мальчиком.

Услышав это, Александров, сидевший в темном углу, не удержался, чтобы не спросить: