Золушка ждет принца (Софья-Екатерина II Алексеевна и Петр III) - Арсеньева Елена (книги хорошего качества txt) 📗
Грязные сплетники, вот кто они такие были. Грязные сплетники!
Шетарди был немедленно выслан. Иоганну не выгнали только потому, что приближалась свадьба принца и Золушки. Однако и речи о прежнем доверии между ней и императрицей не могло быть. Ей было предписано покинуть Петербург тотчас после венчания.
Теперь уже всякое лыко было ей в строку, тем паче что Иоганна не знала удержу своему эгоизму. Ей вдруг приспичило за-иметь для себя отрез красивой материи, который был у дочери. Золушка лежала больная, в жару – мать не постеснялась выпросить у нее ткань. Эта маленькая история стала известна и вызвала новый прилив неприязни к Иоганне и сочувствия к Фике. Государыня прислала ей взамен два роскошных отреза и приказала поспешить с крещением и миропомазанием. На место крестной матери будущей великой княгини претендовали самые блестящие дамы двора, но государыня сама пригласила для этого игуменью Новодевичьего монастыря, восьмидесятилетнюю подвижницу. Большей чести трудно было вообразить. Но чтобы еще сильнее доказать свое расположение, императрица заказала к этому событию для Золушки платье, во всем подобное своему: малиновое с серебром.
Но в этот день Золушка блеснула не только роскошью наряда. Она произнесла свой символ веры как нельзя лучше, громко и внятно, на русском языке почти без акцента и совершенно без ошибок. Неудивительно, что половина присутствующих в церкви облилась слезами умиления и восторга – и в их числе была сама Елизавета Петровна. Невольно вспоминали, как косноязычно произносил символ веры, как нелепо вел себя в день крещения принц! Он как был чужаком, так и остался. А эта тоненькая девочка стала своя!
Это событие было торжественно отпраздновано балами, маскарадами, фейерверками, иллюминациями, операми и комедиями в течение по крайней мере восьми дней. А потом императрица, великий князь и великая княгиня (да-да, теперь Золушка звалась великой княгиней и ее императорским высочеством!) отправились в Киев – в Печерскую лавру – каждый со своей свитой. И Золушку уже никто не называл смешным детским именем Фике. Отныне она звалась Екатериной Алексеевной.
И она с полным на то правом окунулась в вихрь придворных удовольствий.
Раньше, в детстве, уроки танцев казались Золушке довольно бессмысленным занятием. Теперь она стала без ума от танцев! С семи и до девяти утра она брала уроки у знаменитого учителя Ландэ, потом занималась с ним от четырех до семи вечера, ну а затем одевалась к маскараду – и снова танцевала чуть не до утра.
До этих забав была большая охотница и сама императрица. Елизавета Петровна постановила, чтобы на этих маскарадах, где присутствовали только приглашенные ею, все мужчины одевались женщинами, а все женщины – мужчинами. Зрелище по большей части было довольно убогое, хорошо в мужском платье выглядела лишь сама императрица. Она была высокого роста и хоть полновата, но чудесно сложена. Ноги у нее были очень красивые, и обтягивающие чулки подчеркивали их совершенство. Как-то раз Золушка не удержалась и сказала императрице: счастье-де, что она не мужчина, иначе вскружила бы головы очень многим женщинам и разбила бы несчетное количество сердец. Кстати сказать, и в женском платье императрица была очаровательна, а танцевала равно восхитительно что в том, что в другом наряде. Однако только на нее, переодетую, и можно было смотреть с удовольствием. Мужчины страшно злились, путаясь в юбках, а женщины рисковали быть опрокинутыми этими чудовищными колоссами, которые беспрестанно всех задевали. Однажды камер-юнкер Сиверс опрокинул своими фижмами графиню Гендрикову и Золушку. Они даже встать сами не смогли, пришлось их поднимать!
Золушка тогда хохотала как сумасшедшая. Поначалу все это было ей необычайно интересно. Ведь ей было только пятнадцать лет, этой умненькой девочке! И она словно бы заново открывала для себя мир беззаботной юности, неумеренного веселья – и большого богатства.
А вот кстати о богатстве. Ей было выделено «на булавки» тридцать тысяч рублей в год, и это казалось баснословно огромными деньгами. Ведь Германия отпустила ее бесприданницей! Но очень скоро выяснилось, что сумма не так уж велика. С самого начала Золушка получила всего 15 тысяч, а на остальные деньги наделала долгов, которые очень рассердили императрицу. Но как было не наделать их?! Золушка старалась быть приятной всем, кто ее окружал, беспрестанно делала им подарки и подарочки, начиная с собственной матери и кончая фрейлинами. Она была расточительна прежде всего потому, что презирала богатство. Деньги были для нее не цель, а всего лишь средство доставить себе и другим удовольствие. Кроме того, невозможно было жить при этом роскошном дворе и не быть расточительной. Дамы меняли туалеты по крайней мере дважды в день. Такой порядок был установлен самой же Елизаветой Петровной, которая очень любила наряжаться и никогда не надевала дважды одного и того же платья. И Золушка была вынуждена следовать этим правилам.
Увы, при легкомысленном дворе нельзя не быть легкомысленной. Читать книги было некогда. Да и с кем их обсуждать? Не с великим же князем, который, по наблюдениям Золушки, все больше и больше впадал в детство... Он перенес оспу и стал совсем уж невзрачен на вид. Болезнь еще больше замедлила его умственное развитие, он сделался вовсе неукротим в своих прихотях, в грубости и жестокости. Он или обучал шагистике и ружейным приемам своих слуг, или играл в куклы: у него была целая кукольная армия, разодетая, само собой, на голштинский манер, и принц упивался полной покорностью этих солдат.
Мать все больше отдалялась от Золушки. Иоганна-Елизавета не могла перестать интриговать, она дружила только с людьми, которые не стеснялись втихомолку хаять императрицу, а Золушке это не нравилось... Мать обижалась и в свою очередь унижала дочь как только могла. Вздумалось той погулять со своими служанками среди ночи по саду (без единого мужчины) – это вылилось в грандиозный скандал, мать обвинила ее чуть ли не в распутстве. Золушка спросила матушку о различии полов – снова крик, снова упреки... Кажется, Иоганна испытывала истинное удовольствие, доводя дочь до слез.
Да, конечно, она продолжала оставаться самой настоящей Золушкой, которую мог уязвить всякий, кому не лень. На нее ябедничали фрейлины императрицы, ее бранила мать, ею пренебрегал жених... И уж конечно, ее донимала императрица, которая порою вмешивалась во всякую ерунду. Когда Золушку причесывали к венцу, Елизавета Петровна разбранила ее и куафёра [2] за то, что он вздумал завить ей челку. Полдня длилась маленькая война из-за этой несчастной челки, потом императрица устала и сдалась.
«Все изменится, как только я стану женой принца, – твердила себе Золушка. – Все изменится!»
Она ожидала волшебной перемены не только в окружающем, таком холодном, недобром, переполненном интригами мире. Она ожидала волшебной перемены в себе и в своих отношениях с принцем. Она перестанет быть Золушкой!
А ничто не изменилось...
После брачной ночи она осталась такой же, какой была. И все последующие ночи ничего не изменили, потому что хотя муж и спал отныне в ее постели, однако ночи их были безгрешны.
Золушка была слишком невинна и неопытна, она и знать не знала, что принц страдает небольшим телесным недостатком, который можно было бы устранить минутной операцией. И после этого ему ничто не мешало бы исполнять свои супружеские обязанности.
Надо сказать, что Золушка давно, еще до свадьбы, усвоила, что белый свет вообще и придворный круг в частности переполнены молодыми людьми, которые в десятки и сотни раз красивее, любезнее, веселее ее мужа. И все-таки поначалу она искренне старалась быть ему преданной, хорошей женой. Но вскоре поняла: если она полюбит этого человека, своего мужа, если станет домогаться его благосклонности, привяжется к нему, то сделается несчастнейшим созданием на земле. «По характеру, каков у тебя, ты пожелаешь взаимности; но этот человек на тебя почти не смотрит, он говорит только о куклах и обращает больше внимания на всякую другую женщину, чем на тебя; ты слишком горда, чтобы поднимать шум из-за этого, следовательно, обуздывай себя, пожалуйста, насчет нежностей к этому господину; думай о самой себе, сударыня!»
2
Парикмахера (фр.) – уст.