Лицом на ветер (СИ) - Турлякова Александра Николаевна (книга регистрации .txt) 📗
Удар за ударом, несколько глубоких и сильных толчков, потом следом несколько коротких и быстрых, опять пара-тройка глубоких медленных до самого конца. Он чувствовал, как с каждым толчком вздрагивают под ним её ягодицы, как сопротивляясь, она стискивает его член мышцами своего лона, будто пытается не пустить его, остановить. Глупая дурочка. Она думает, что этим мешает ему, не пропускает его в себя, но всё наоборот, она только лишний раз ласкала его этим, становилась ещё туже, теснее, такой плотной, такой горячей. Какая молодец, другие годами этому учатся, а ты умеешь всё сама, и не скажи, что невинная девушка. Как опытная шлюха…
Он улыбнулся и, подтянув девчонку за волосы, попытался поцеловать в шею под затылком. Свенка и на этот раз замотала головой, отталкивая его. Тогда Марк вошёл в неё глубоким и сильным толчком и в этот момент сильнее подтянул её на себя за волосы. Он даже смог достать губами её висок, ухо, поймал зубами серебряную простенькую колечком серёжку в мочке, потянул на себя, вдавливаясь сильнее в её лоно, расплющивая под собой её ягодицы. Довчонка опять застонала и задрожала там, в самой глубине своего горячего упругого тела, стиснула его член так сильно, что у центуриона перехватило дыхание.
Проклятье! Он и не думал так быстро кончать, он хотел ещё помучить её, но она… она… это всё она…
Он успел выйти из неё в последний момент и кончил ей на ноги, наблюдая с упоением, как семя стекает вниз по бедру свенки. Хрипло дышал, всё ещё держа девчонку за волосы. Лёг грудью ей на спину и подтянул к себе, поворачивая её голову на бок, достал до приоткрытых губ и поцеловал. На этот раз она не могла сопротивляться, только закрыла влажные от слёз глаза, покоряясь напору римлянина. Какие у неё мягкие губы, они созданы для поцелуев, только пересохли немного. Он целовал их, покусывая, ласкал языком. Девчонка возмущённо застонала, сейчас, дорогая, сейчас, я отпущу тебя, потерпи ещё немного.
Центурион отпустил её волосы и вытащил руку свенки из-за пояса, девчонка вскрикнула от боли в затёкших мышцах, сама потихоньку вытащила из-под себя вторую руку. Выпрямилась на дрожащих ногах, качнулась и поймала рукой стол, чтобы не упасть, расправила подол платья, закрывая от глаз центуриона всё, что он открыл, на что любовался сейчас. Так и стояла к хозяину спиной, не шелохнувшись, будто приводила в порядок свои мысли, чувства, слушала саму себя.
Марк заметил на её открытых руках следы после побоев — красные длинные полосы. Они небольшие, это же не бич, дня два или три, и следов не останется вовсе, но приятного, конечно, мало. Сама виновата.
— Убери здесь всё! — приказал и вышел, оставив рабыню убирать разбитую посуду и разбросанную еду.
Завалился на перебуренное ложе, положив руки под голову. Как он устал. Ночное дежурство, глаз не сомкнул, и ещё эта германка. Сколько нужно сил, чтобы перебороть её, сломить, заставить подчиниться, каждый трах через силу. Он улыбнулся, вспоминая последние события. И всё равно он не отказался бы от неё. Да, она опасная, она никогда не подчинится, потому что родилась свободной, она знает, что это такое.
Надо будет попрятать все ножи, а то мало ли что, ещё воткнёт в спину, кто их, германцев, знает, а от этой так вообще можно ожидать что угодно. Вон она как смотрит, с ненавистью и сопротивлением. Ударила по лицу. Стерва…
А девка всё равно симпатичная. Да, денег за неё запросили немало, все запасы отдал, всё, что скопил, но она того стоила. Какой взгляд, какая упрямая линия губ. Да. Длинные светлые волосы по-германски, серые глаза, чистая кожа, светлая без загара, сильная, гибкая, как кошка. Она родилась свободной и ей, ой, как тяжело, подчиняться кому-то, видно, как она переступает через себя. Одно удовольствие переламывать такую, заставлять её делать то, что ты хочешь, что тебе надо. Это тебе не гарнизонная волчица, которая за деньги будет согласна на всё…
Он прислушался. Слышно было, как она возится на кухне, собирает осколки битых чашек. А ещё он уловил, что она плачет там один на один с собой. Ого. Ничего себе. А он-то думал, что никогда не заставит её расплакаться, железная она, что ли, гордая сильно, а, оказалось, нет… Все они, бабы, одинаковые, какого бы рода-племени ни были.
Думая, он и не заметил, как заснул. Проснулся, когда уже был вечер. Германка работала за ткацким станком, и Марк долго лежал, глядя свенке в спину, видел, как двигаются её руки, и поблескивают браслеты на запястьях.
— Что у нас есть пожрать? — спросил первым, и рабыня вздрогнула от звуков его голоса, но не обернулась, продолжила продёргивать нить, пропуская уток, ответила негромко:
— А что могло остаться, после того, как вы всё разбросали?
Он хмыкнул, приподнимаясь на локте.
— Что, вообще ничего нет?
— Немного сыра и вино, — она, наконец, обернулась к нему, — у меня нет денег, чтобы купить хлеба…
Конечно! Проклятье! Он же не оставил ей денег, как хотел. Марк сел на ложе, спустив ноги, потёр лицо со сна ладонями, прогоняя дрёму.
— А ты что ела?
— Ничего.
Он наблюдал за ней, свенка собрала волосы в толстую светлую косу и переоделась в старую хозяйскую тунику. Марк заметил голые голени рабыни из-за ножек трипода. Интересно, не скучно ей здесь одной?
— Пойдем, сходим куда-нибудь и поедим? — предложил он свенке. — В какую-нибудь таверну… Купим хлеба, правда, в наших тавернах сейчас вечером продают такой дрянной хлеб.
Свенка оставила работу и на стуле повернулась к хозяину, глядя в лицо. Марк подумал, что сейчас что-нибудь скажет едкое, а она взяла и просто ответила:
— Пойдёмте…
Тоже захотела есть? Или ей вдруг стало всё равно, и она смирилась со своей участью рабыни? Теперь он будет рядом с ней, а она взяла так просто и согласилась? Придётся идти вдвоём и есть за одним столом, она готова на это?
Марк быстро собирался, плеснул воды в лицо из бронзового таза, перевязал пояс, нашёл свой плащ, взял деньги, да и девчонка в своём углу успела переодеться в своё германское платье, уже отстиранное и практически высохшее. Марк наблюдал за ней, как она обувалась в свои сапожки, затягивала шнурки, на руках её позвякивали бронзовые браслеты. Надо будет купить ей плащ, скоро осень, чтоб не мёрзла, да и вечерами уже прохладно. А позже надо будет купить ей ещё пару туник подлиннее, зима будет холодной.
Часть 3
В таверне он заказал ужин и, поев, сидел чуть в стороне от рабыни и наблюдал за посетителями, потягивая дешёвое кислое вино из кубка. Девчонка ещё ковырялась со сдобной булочкой, собирала какие-то крошки со стола. Поела она немного, да и всё время молчала и всё смотрела в сторону мимо Марка. Он иногда переводил взгляд ей на лицо. Да, докатился, сидел и ел за одним столом с рабыней. Всё это ерунда! Какая разница кому?
— О, Марк! А ты тут какими судьбами? Нечасто тебя здесь, у Вития, увидишь. — За стол присел на скамью рядом с рабыней младший центурион, окинул девушку долгим оценивающим взглядом с головы до ног. — Отдыхаешь? — Улыбнулся многозначительно, указывая глазами на свенку, подмигнул. — Где подснял? Кто-то новенький?
Это был сослуживец Марка, он был германцем из местных, полукровка, мать его была свенка, а отец легионер на пенсии. Он часто проводил вечера в подобных заведениях. Неплохой, собственно, парень, надёжный, германец, правда, уже с римским «окрасом»: причёска, одежда, да и говорил он всё больше на латыни. Хотя именно от него Марк больше всего и учил свенскую речь. Рабыня отодвинулась в сторону по скамье, опасливо покосилась на соседа.
— Это моя… Вместо Вила, купил два дня назад… У Крикса…
— Да, ого, — ещё раз глянул на Рианн уже другим взглядом, — она из местных? — Заговорил с ней по-германски, чем заставил её взглянуть ему в лицо:- Из каких ты земель? Какое племя? Ты — свенка? Ты ещё помнишь родной посёлок? — Глянул на Марка и спросил его по-латински:- Она из посёлка? Или уже давно здесь?
— Мне же продал её Крикс… Она из деревни за болотом, ты был там когда-нибудь? Знаешь?
