Бегство от страсти - Картленд Барбара (книги онлайн полные версии txt) 📗
Но никогда ни перед кем не стояло еще столь трудной задачи, как та, что возложила на нее Синтия.
Услышав рассказ о злополучной женитьбе Нормана, Флер в ту же ночь лежала без сна до рассвета, думая о том, как ей заговорить с Норманом о Джерри.
Собрав всю свою решительность и мужество, на следующее утро она подошла к нему.
Когда она вошла, Норман говорил по телефону, и Флер села, ожидая, пока он закончит. Положив трубку, он улыбнулся ей.
— Вам что-нибудь нужно, Флер?
Они впервые были наедине с того самого вечера, когда, преодолев свою сдержанность, он сказал ей, как она нужна ему, умолял ее стать его женой. Флер почувствовала, как краска заливает ее лицо.
— Норман, — сказала она, — я хочу попросить у вас нечто очень важное.
Она в первый раз обратилась к нему так фамильярно; это вышло у нее невольно, и она сообразила, что сказала, только когда увидела в его глазах довольное выражение.
— Что такое? — спросил Норман. — Не надо смотреть так испуганно, дорогая.
— Я боюсь, — призналась Флер, чувствуя, как стучит сердце.
Он встал и, обойдя письменный стол, подошел к ней.
— Что случилось? — спросил он серьезно, взяв ее за руку.
Флер инстинктивно сжала его пальцы, словно это могло помочь ей, пока она не скажет ему все.
Она говорила, глядя в сторону, устремив глаза на кожаный бювар, стоявший на письменном столе, с вычурной отделкой и гербом Эшвинов.
Он сделал движение, словно пытаясь высвободить свою руку.
— Прошу вас, Норман… пожалуйста!
Флер чувствовала, что заклинает его своей жизнью. Она взглянула ему в лицо и увидела в нем то, чего так боялась, — он выглядел бледным и осунувшимся, все в нем говорило, что ей следует ожидать отказа.
— Вы не понимаете, чего вы просите, — сказал наконец Норман глухим голосом.
Я понимаю… все понимаю… но разве вы не понимаете, что для вас это теперь не имеет значения? Синтия — это ваше прошлое. Теперь вы можете проявить великодушие, потому что она бессильна причинить вам боль, если вы не позволите ей.
— Что вы хотите сказать?
— Что власть Синтии над вами держится только на воспоминаниях о ваших прежних обидах. Вы любили ее когда-то. Любите ли вы ее теперь? Я так не думаю, значит, она не может больше причинить вам боль. Что бы она ни сделала, вам больше не может быть больно, если вы только не станете воскрешать в памяти прошлое. Джерри — ее сын, вы достаточно заставили ее страдать из-за него. Я думаю, что она уже достаточно наказана.
— Я рад, что вы так» думаете, — ответил он с горечью.
Флер отпустила его руку и встала.
— Даже если это не так, — сказала она спокойно, — вам не подобает разыгрывать из себя господа бога. Это ее сын, он тоже Эшвин; это их дом, Норман, вы не можете отказать ей в последней просьбе.
Последовала зловещая пауза, а затем внезапно, так, что Флер не успела больше ничего сказать, Норман устало произнес:
— Хорошо, значит, я не могу отказать.
— Вы имеете в виду?..
— То, что я сказал. Приготовьте все необходимое.
Он отвернулся, и Флер почувствовала, что разговор окончен. Ей дали понять, что в ней больше не нуждаются. В этот момент она вдруг со всей остротой осознала: «Я потеряла его!»
Вечером этого долгого дня, оставшись наконец одна, Флер поняла, что инстинкт ее не обманул. Норман покончил с ней. Эта мысль расстроила и огорчила ее.
Сразу же после похорон большинство гостей разъедутся. Уже были заказаны машины, чтобы отвезти их на станцию, а на следующий день отправятся домой супруги Эшвин и Джерри.
В доме все пойдет по-прежнему. Но возможно ли это, думала Флер, после всего, что они пережили, после всего, что она узнала и перечувствовала?
Внезапно Флер поняла, что не может здесь оставаться. Норман ее больше не любит, в этом она была уверена, в своих чувствах к нему разобраться не могла — все было слишком смутно и неопределенно.
Но она ясно сознавала, что не сможет вынести упрека, звучащего в его голосе, ощущения его безмолвного обвинения в том, что она предала его чувство, как это сделала в прошлом другая женщина.
«Я должна уехать», — решила Флер. Именно сейчас ей предоставлялась удобная возможность.
Старуха спала, и Флер решила оставить ей записку. Норману она тоже напишет.
Она еще раз взглянула на похоронную процессию, тянувшуюся через поле. Гроб уже приближался к воротам кладбища. Она увидела священника в белом стихаре, стоящего в церковных дверях.
Флер подошла к письменному столику. Сумерки сгущались, и ей пришлось зажечь лампу.
Она взяла ручку и достала листок бумаги, но неожиданно у нее из глаз хлынули слезы.
Флер не знала, почему плачет, она знала только, что будущее туманно и безрадостно, и ей стало страшно.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Флер в унынии сидела на кровати в узенькой некрасивой комнате, окна которой выходили на крыши Кенсингтона.
Она выбрала эту старомодную второсортную гостиницу из-за ее дешевизны; здесь часто останавливалась секретарша ее отца, и Флер бывала у нее, привозя для перепечатки рукописи или просто навещая ее во время своих школьных каникул.
Но она и представить себе не могла, насколько уныло это место, если в нем приходится жить постоянно.
На лестнице всегда стоял кухонный запах, безобразный пестрый ковер был протоптан до дыр, с перил давно сошел лак. Выходившие на площадки ванные с грязными матовыми стеклами, отколовшейся эмалью и протертым линолеумом вызывали скорее чувство брезгливости, чем желание помыться.
Да и в самих постояльцах было что-то невыразимо тоскливое.
Это были преимущественно старые девы, жившие здесь годами и пытавшиеся придать домашний уют обшарпанным спальням и унылым гостиным, которые, как и их обитательницы, знавали некогда лучшие времена.
«Неужели и я стану такой, как эти женщины?» — думала Флер.
С бесконечным вязаньем в ревматических пальцах и целым набором очков для разных целей, они сидели изо дня в день, из вечера в вечер на том же самом месте, в то же самое время, следуя неизменной, сложившейся за многие годы привычке.
Слушая их вечно недовольные, ворчливые голоса, Флер ощущала бесконечную тоску по Прайори. А возможно, говорила она себе, совсем не Прайори влечет ее, как мирная бухта попавшего в шторм пловца, а люди, которых она там узнала.
И Флер поняла, что разлука с Норманом мучает ее больше всего.
Эта мысль, молнией пронзив ее сознание, ошеломила ее. Она встала и подошла к окну.
Флер смотрела на небо, где гасли лучи заходящего солнца, на дым, поднимавшийся из сотен каминных труб над серыми, потемневшими от непогоды крышами.
Она представляла, как очарователен в этот вечерний час Прайори, алый закат отражается в озере, слышно пение птиц, странный покой и тишина снисходят на дом и сад, словно невидимая божественная рука, благословляя, простирается над ними.
«Почему я ушла?» — спрашивала себя Флер. Ответ ей был слишком хорошо известен — она не могла оставаться в Прайори, сознавая, что не оправдала доверие Нормана, утратила его уважение и привязанность.
Какое малодушие она проявила по отношению к нему! Но в то же время какой-то тайный инстинкт подсказывал ей, что он, в свою очередь, тоже причинил ей боль, ранил ее глубже, чем это кому-либо до сих пор удавалось.
Теперь ей казалось, что странное чувство, овладевавшее ею, когда она думала о Нормане, исходило из самой глубины ее существа и было настолько всепоглощающим, что не шло ни в какое сравнение с любовью, пережитой ею в прошлом.
Ее любовь к Люсьену и Джеку — что это было за чувство? Волнение, возбуждение, сознание, что ее любят, взаимное притяжение молодости, бездумное влечение пчелы к медоносному цветку.
Ее чувство к Норману было совсем другим.
Оно было подобно дереву, медленно растущему, но уверенно набирающему силу, корни которого проникают все дальше и дальше вглубь, так что оно может устоять против бури и урагана, против горя и бедствий — эти корни не вырвать и не уничтожить никакой силой.
