Гори, венчальная свеча - Арсеньева Елена (читать книги онлайн TXT) 📗

Взяв нужный припас и двух запасных лошадей, они тронулись в путь майским ласковым утром.

Василь с каждой верстою, приближавшей его к родным местам, становился все веселее и как бы моложе. Казалось, он поспешает не на свадьбу племянника, а на свидание с любимой! И велико же было изумление Леха, когда Главач ему открылся. Оказалось, кроме вести от брата, Славко передал ему привезенный с той же оказией нежный привет от Явдошки, вдовы-хуторянки, прежней полюбовницы Василя, с коей тот не виделся столь же давно, как с братом, однако не забыл ее и не утратил прежнего жаркого к ней вожделения. Явдошка нижайше просила не миновать ее хутора по пути в Камень-Бабу, чтобы вспомнить милое их сердцам былое…

Степь вокруг хатки казалась золотой от желтой розги и золотушника. Вишневый садик уже стряс наземь бело-розовые лепестки и теперь темно зеленел, вяло шевеля листьями.

вдруг оглушительно взревело за спиной, и Лех, отвернувшись от низкого, настежь распахнутого окошка, глянул на стол.

Опять его чарка полна до краев вареной! [28] Да уж, ни Явдоха, ни Галька с Ярынкою спуску не дают гостям. Василь уже совсем хмелен. Сидит, покачиваясь, на лавке, застланной килимком, на коленях – богатый рушник, а рука-непоседа то и дело тянется щипнуть развеселую «жинку молодую», когда Явдошка, посверкивая белозубою улыбкою и звеня монистами, возлежащими на ее пышной груди, пробегает по хате. И стоит ему не допить до дна, как Явдошка балагурит: «Киями его, старого! Киями, чтоб не артачился!» – И снова хлещет Василь огненное зелье, и снова норовит ухватить Явдошку за сдобный бочок. Голова Явдошки кокетливо повязана пышным белоснежным очипком [29] , в ушах болтались тяжелые золотые серьги. Она более напоминала дородную турчанку в тюрбане, чем хохлушку. Впрочем, волосы у нее были не черные, а огненно-рыжие, и точь-в-точь такие же пылающие косы были и у ее дочерей, Гальки да Ярынки. Буйной гривой, суровыми бровями, взглядом чуть исподлобья, резкими чертами неулыбчивых лиц эти две дивчины кого-то напоминали Волгарю, только он никак не мог вспомнить, кого именно.

затянул пьяненький Василь, пытаясь обнять свою необъятную подругу.

Дочки переглянулись и, решив, очевидно, больше не смущать маменьку своим присутствием, одна за другою выпорхнули из хаты. Взглянув, как сладострастно щурится молодичка в загорелых руках Василя, Лех понял, что и он здесь лишний.

Волгарь не стал задерживаться и через малое время был уже на берегу, постаравшись уйти как можно дальше от хатки.

Незаметно подступил вечер. Золотая от солнца гладь Днепра манила к себе.

Осмотревшись и никого не увидав, Лех сложил на берегу свою одежду и, пройдя еще изрядно по отмели, со стоном наслаждения ухнул наконец в прохладные волны.

На глубине вода была почти студена, течение сильнее, холод прогнал весь хмель, и Лех, чувствуя во всем теле блаженную негу, решил, что поутру надо непременно забросить в реку, пусть даже силком, и Василя, чтобы выгнать ночной угар.

Вдоволь наплававшись, он медленно двинулся к берегу, любуясь высоким скалистым утесом, тянущим за собою небольшую цепь обветренных кряжей, как вдруг топот копыт заставил его поднять голову и содрогнуться.

По отмели вдоль берега неторопливо шли две лошади, а на них восседали рыжекудрые Явдохины дочери.

Лех, вздымая тучи брызг, опрометью кинулся на глубину, ибо всю одежду, даже исподнее, он оставил на берегу, а сам купался наг, будто праотец Адам. Почудилось ему или в самом деле лошади замедлили шаги?.. Но вот всадницы скрылись за купою осокорей, и Лех, поднявшись и переведя дух, снова двинулся к берегу.

Он успел дойти почти до середины отмели, когда снова увидел лошадей, на сей раз скачущих к нему во весь опор. Развевались гривы, развевались рыжие косы… Деваться было некуда, ни до глубины, ни до одежды не успеть, и Лех плашмя шлепнулся на мелководье, выставив только голову и жарко молясь, чтобы несносные девицы прекратили поскорее свой promenade [30] .

Почему-то слово сие, выплывшее из далекого прошлого, так насмешило его своим несоответствием этому поросшему травою берегу, спокойной реке, выжженному небу, что Лех невольно хохотнул. При этом он едва не захлебнулся, закашлялся и понял, что замечен всадницами.

Они осадили коней как раз там, где лежала одежда Леха, постояли, быстро о чем-то переговариваясь. И вдруг одна из них повернула лошадь так резко, что та поднялась на дыбы. Девушке пришлось припасть к гриве, чтобы не свалиться с лошади; потом направила ее… в воду. Прямо к Леху.

Игра девиц вмиг стала ему понятна. Конечно, он никогда не был против веселой игры с особою противоположного пола, но столь откровенное бесстыдство его взбесило. Унизительно было плюхаться на мелководье, словно жаба в болоте, и он медленно встал во весь рост, надеясь, что сестрицы теперь удовлетворят свое любопытство и удалятся.

Галька (пожалуй, это была она, хотя утверждать наверное Лех поостерегся бы, настолько схожи были сестры: будто две кобылки, что мастью, что статью) между тем приближалась. Плахта и сорочка ее были поддернуты, до колен открывая смуглые мускулистые ноги. Она сидела без седла, однако, схваченная этими стальными шенкелями, лошадь шла спокойно, как овечка.

Подобравшись почти вплотную к Леху, девушка натянула узду, не сводя с казака пристальных, жгуче-черных очей. И он вдруг сообразил, кого же напоминали ему неулыбчивые красавицы. В точности такими представлял он суровых амазонок, читая французский перевод «Истории» Геродота!

От этого нового и неуместного напоминания о былом возмущение его несколько улеглось, он даже забыл на миг, что стоит пред девицею наг, но тут Галька еще выше вздернула юбку, обнажив ноги до самых бедер, а другой рукой дернула за тесьму, которая стягивала на шее сорочку.