Негодяй в моих мечтах - Брэдли Селеста (бесплатные версии книг TXT) 📗
Лорел не шевелилась, никак не реагировала, даже не моргала, но внутри ее все бурлило от ярости против того спокойного презрения к себе, которое она читала в его глазах.
Бунт и убийство. Ей хотелось найти способ шантажировать его. Теперь она знала, как это сделать. И разумеется, никакого значения не имел тот факт, что сердце ее разрывалось от боли за него и ей пришлось буквально прижать к груди обе ладони, чтобы как-то унять эту боль, возникшую из-за того, что ему пришлось сделать. Такое часто случается с пленниками, спустя какое-то время они перестают различать, где кончаются их чувства и начинаются чувства тюремщика.
И все же та ярость, что давно копилась в ней, наконец нашла себе мишень.
– Блэкли был дураком.
– О да, – почти улыбнулся Джек. – Все так считали даже до того, как он отправился на войну.
– И к тому же дурак себялюбивый. – Она смотрела на Джека, но видела другую картину. – Он ведь заставил тебя сделать это, ведь так?
Джек поднял брови:
– Это было моим решением.
– Ха! – грубо рявкнула она. – Эгоистичный глупец, слишком занятый собой, чтобы подумать о том, что станет с тобой, если ты исполнишь его желание. И он наверняка умолял тебя об этом, говорил, что если бы ты не пошел наперекор ему, этого с ним не случилось бы. Заставил тебя почувствовать себя ответственным за все, а потом избрал этот трусливый выход!
– Он не совершал самоубийства. Его убил я.
– Нет. Он был слишком труслив даже для того, чтобы умереть от собственной руки. Как я понимаю, вокруг него оружия было достаточно… как листьев осенью. Взял ли он в руки хоть одно, чтобы обратить на себя?
– Это была моя ответственность… обязанность, – растерянно моргнул Джек. – Он был мне как брат. Когда он решил нарушить приказ, я должен был его остановить.
– Так я и знала! – Она вскочила на ноги и заметалась по комнате. – Его долгом… его ответственностью было отказаться от командования, если он был слишком глуп, чтобы делать это хорошо! Его долгом было прислушаться к умным советам в бою! Его долгом было вывести людей в безопасное место. Вместо этого тебе пришлось сделать все за него… вплоть до его самоубийства. – Она скрестила руки на груди. – Чертов слабак!
Джек ошеломленно смотрел на нее.
– Я… – Он потряс головой. – Это не меняет дела, я забрал его жизнь. Это не может прогнать память о том ощущении… когда жизнь уходила из него под моими удушающими пальцами.
Больше она не могла этого выносить. В мгновение ока она пересекла комнату и опустилась на колени у его ног.
– Нет! – Она взяла его руки в свои. – Я знаю эти руки. Это не руки убийцы.
Он замер под ее прикосновением.
– Тебе нужно держаться подальше от меня. Мои руки уже сделали то, что не должны были делать. – Он с трудом сглотнул слюну и прохрипел: – Я думаю… что я больше не тот… цивилизованный…
Она увидела, как сильно забилась жилка у него на шее. Ее сердце тоже билось как безумное. Его руки… его большие, умелые, нецивилизованные руки… Она вдруг осознала, какой маленькой выглядит у его ног. Даже сидя он возвышался над ней, его широкие плечи заслоняли косые лучи предзакатного солнца. Такой сильный, мощный мужичина… но его руки дрожали в ее руках. Он слишком близок. Слишком опасен. Но она не смела шевельнуться, не смела стронуть его с места… его и себя.
Момент затаенного дыхания повис в воздухе, как ракета китайского фейерверка в небе. Взрыв был неминуем. Быстрым движением языка она облизнула губы.
И в ту же секунду он накинулся на нее.
Глава 20
Джек повалил Лорел на ковер и накатился на нее. Он так и не выпустил ее руки, а лишь зажал их в своей ладони, а потом широко развел, пригвоздив ее к полу. Его рот опустился, отчаянно жаждущий, абсолютно нецивилизованный.
Лорел боролась с ним, извиваясь и взбрыкивая под тяжестью его веса. Она сама не знала, почему это делает, ведь она хотела его так же сильно, как он ее… Разве что дело было в том, что он ее немного пугал.
«А может быть, ты сама себя боишься?» О да! Она пугала себя до ужаса. Весь жгучий гнев, весь мрак потери и боли, который она столько лет носила в себе, превращались в ни что, едва Джек прикасался к ней. В один миг гнев преображался в неукротимую страсть, ярость – в вожделение. Ей хотелось выместить на его теле всю боль его предательства, выместить своим ртом и руками, тяжкой влажной мучительной потребностью своего лона.
«Кажется, я тоже перестала быть вполне цивилизованной»
Он двигался по ней, прижимался, хотя они по-прежнему были в одежде. Слои одежды никак не мешали ей чувствовать жар, расходившийся по телу, когда он вжимал в нее свой вздыбленный жезл. Ритмичные толчки сопровождались такими же ритмичными; глубокими вторжениями его языка в ее рот.
Его вкус, жар и крепость хватки на ее руках доводили Лорел до безумия. Она отвечала поцелуем на поцелуй, выстанывала в его рот, задыхаясь, всхлипывала, накаляя возбуждение до предела.
Каждый раз, когда он ее касался, та ночь, те чувства оживали вновь. Знакомый мир исчезал, и их подхватывал и кружил водоворот бешеной похоти, мучительной взаимной потребности и… пронзающей все это подспудной нежности. Как могли сочетаться в этом соитии излечение, полная отдача и дикое, горестное отмщение?
Разве что мстила она не ему. Неужели это они вдвоем мстили всему миру, отказываясь покориться, лечь и умереть под его жестокими ударами? Своими телами и губами, горячими бродящими руками они кричали: «Мы живы!»
А потом какой-то вредный голосок в ее мозгу прошептал: «Если ты ляжешь с ним, он, возможно, позволит тебе забрать Мелоди».
«Если я отдамся ему, я, наверное, никогда не выберусь на воздух».
Ужас заключался в том, что она не могла в этот момент решить, хорошо это или плохо.
Ей казалось, что она скользит в пропасть, падает в нее, забывая, почему вообще очутилась здесь, почему попала сюда… почему осталась. Оторвав от него задыхающийся рот, она отвернула лицо с отчаянным стоном: «Нет! Прекрати!»
Он замер, оставаясь на ней. Сделав глубокий вдох, она снова взглянула на него и увидела, что он смотрит на нее глазами, почти черными от желания. Она с трудом сглотнула.
– Отпусти меня! – Голос прозвучал тихо и хрипло. Она попыталась заговорить снова, и на этот раз с большей убежденностью. – Отпусти меня!
– Ты этого не хочешь. – Лицо его ожесточилось, и она вдруг увидела в нем солдата. Она почти видела в его глазах дым поля битвы. – Я чувствую твой жар и влажность. – Он снова прижался к ней. – Ты хочешь ощутить меня в себе.
Она выдохнула почти со стоном, потому что порыв бешеного вожделения подтвердил, что он прав. Нет. Кажется, именно это слово она старалась припомнить. – Нет!
Он снова замер, но не отпустил ее.
– Я чувствую, как пульсирует твоя кровь, я мог бы сию минуту войти в тебя. И ты закричала бы, как было вчера, и никто бы тебя не услышал.
Потому что она находилась в тюрьме. Потому что она была его пленницей, пригвожденной к полу, смятой его силой, уязвимой. Господи, прости, но эта мысль еще больше возбуждала ее.
Он ее хотел. Она была его пленницей, и он хотел ее, несмотря ни на что. Это действовала тьма внутри его, лихая бесшабашность, которую он приобрел на войне. Эта бесшабашность притягивала ее, возбуждала, заставляла вздернуть юбки и отдаться ему прямо на полу. Видимо, именно эта его странная ущербность притянула ее когда-то в его комнату посреди ночи. Именно эта болезненность заставили ее влезть к нему на постель, чтобы успокоить.
Она догадывалась о том, что так и будет, с той минуты, как положила руку на замок его комнаты. Она знала, что та искра, которая всегда проскакивала между ними, в ночной темноте разгорится пожаром.
Это она той ночью овладела им.
И может овладеть сейчас. Она была не пленницей в его доме. Она была шпионкой.
«Однако он об этом не знает. Он воображает, что ты его пленница. Но сейчас его кровь горит огнем, и он хочет тебя, несмотря ни на что. Потом, когда у него в голове прояснится, он решит, что совершил очередное преступление, и будет ненавидеть себя до полного саморазрушения. Как уже было с ним прежде».
