Нежданная любовь - Хейер Джорджетт (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Ко всему прочему слуги, горячо приняв сторону Венеции, демонстрировали свою лояльность, обращаясь к ней по поводу самых незначительных распоряжений миссис Скорриер. Последняя получала от них неизменный ответ: «Я спрошу у мисс Венеции, мэм», а когда она неосторожно велела Финглу привести фаэтон, чтобы свозить ее милость подышать воздухом, ответ был еще более недвусмысленным. «Я принимаю приказы только от мистера Обри, мэм», — заявил прямодушный йоркширец. Прежде чем миссис Скорриер успела найти Венецию и пожаловаться ей, ее саму разыскал Обри и сообщил, что Фингл его личный конюх и что он был бы рад, если бы в будущем она обращалась с распоряжениями к Уильяму, чье дело возить леди, причем не в фаэтоне, который опять-таки принадлежит ему и которым он не разрешает пользоваться никому, кроме Венеции, а в ландо.
Защитники Венеции были глухи ко всем ее протестам — они решительно и с энтузиазмом следовали избранным курсом. Таким образом, Венеция тратила большую часть времени на подтверждение приказов миссис Скорриер или на безнадежные попытки примирить оппонентов.
Настроение миссис Скорриер портила и няня, которая, не обращая на нее никакого внимания, быстро приобретала нежелательное влияние на Шарлотту. В этом ей помогала великолепная мисс Тросселл, на которую такое неприятное впечатление произвели йоркширский пейзаж и отсутствие в Андершо достаточно изысканного общества, что спустя сутки после прибытия она заявила о своей неспособности переносить тяготы сельской жизни, намекнув, что ее заманили в Йоркшир ложными обещаниями. Той мисс Тросселл был достаточно дерзким, чтобы возбудить гнев миссис Скорриер, и после бурной сцены миссис Тросселл отправили в Йорк в той же двуколке, а няня напутствовала ее заверениями, что ее отсутствие в доме не будет ощущаться.
Так оно и получилось, ибо Шарлотта предпочитала внимание няни, которая распекала и бранила ее, но заботилась о ней, знала, что нужно делать в случае ее недомогания, и могла часами говорить с ней о Конуэе или обсуждать будущее его сына. Шарлотта никогда не была такой счастливой, как отдыхая в своей комнате с няней, вышивающей у камина, за закрытой дверью, преграждающей путь назойливым посетителям. Няня не тратила сочувствия на приступы депрессии своей подопечной, говоря: «Ну, миледи, довольно этой чепухи!» или «Положитесь на Господа, миледи, и делайте то, что говорит няня, и вам будет не о чем беспокоиться». Но при этом няня раскопала рубашонку, в которой крестили Конуэя, его чепчики и другую детскую одежду, пережившую младенчество Обри, и строила планы переделки детских комнат. Она говорила, чтобы Шарлотта не тревожилась из-за суетливой приходящей няни, с которой миссис Скорриер договаривалась в Лондоне, потому что знала очень достойную женщину, живущую в Йорке, а что до акушеров, то няня и слышать не желала о докторе Найтопсе (кто бы он ни был), так как доктор Корпуорти, также житель Йорка, принял не меньше детей, чем любой знаменитый лондонский врач, а может, и больше, и в любом случае, ее милость должна предоставить няне заботу о ней, а сама заняться шитьем шапочки для будущего наследника.
Благодаря такому обращению Шарлотта оживала, но мать снова повергала ее в нервозное состояние стремлением одержать верх над Венецией. Шарлотта жила в постоянном страхе перед бурной сценой, и после очередного напряженного вечера няне пришлось выводить ее из приступа истерии. Этот эпизод побудил няню дать нагоняй миссис Скорриер, и в своей проповеди она развивала тему о том, что спокойная жизнь в бедности лучше богатого дома, полного вражды. Неудивительно, что дело кончилось стычкой. Миссис Скорриер, и без того ревновавшая Шарлотту, сказала няне с отнюдь не любезной улыбкой, что она не будет очень сожалеть, если ей придется рекомендовать дочери отослать няню из Андершо. Миссис Скорриер в действительности не намеревалась предпринимать подобные попытки, хорошо зная, что старых и преданных слуг нельзя уволить, как бы раздражающе они себя ни вели. Она произнесла эту угрозу, надеясь припугнуть няню, но в результате получила сведения, делавшие для нее почти невозможным общение с Венецией даже с притворной любезностью.
— Какой смысл, мэм, — осведомилась няня, — подстрекать ее милость к тому, что она не имеет права сделать и не сделала бы, имей даже такое право? Судомойке известно, мэм, что хозяйка Андершо — мисс Венеция. На то есть бумага с печатью, составленная адвокатом и подписанная сэром Конуэем.
Так как Конуэй не удосужился сообщить теще, что выдал Венеции доверенность, а самой ей в голову не приходила подобная мысль, открытие наполнило ее бессильной злобой. Все, что миссис Скорриер смогла придумать в качестве быстрой мести, — это предложить за обедом Шарлотте приспособить для ее нужд библиотеку, так как это лучшая комната в доме, солнечная, изолированная и с выходом в сад, что идеально подходит для леди, не отличающейся крепким здоровьем. Но этот великолепный план, нацеленный на то, чтобы взбесить Обри, а через него и Венецию, был расстроен Шарлоттой, которая боялась Обри еще больше, чем своей матери, и поспешно отказалась изгонять молодого человека из его крепости. Так как она добавила, что предпочитает библиотеке самое маленькое помещение в доме, говорить больше было не о чем. Правда, Обри любезно пригласил миссис Скорриер в библиотеку, дабы она опробовала на себе ее удобства.
Письмо от Конуэя не улучшило положения и не порадовало никого, кроме Шарлотты, которая, получив два листа, целиком исписанных его размашистым почерком, ходила по дому, сияя от счастья. Но так как письмо не только не содержало отмены постыдной доверенности, но и предписывало Шарлотте не забивать делами свою прелестную головку, а во всем полагаться на Венецию, оно не доставило удовольствия миссис Скорриер, а только усилило ее раздражение и укрепило намерение избавить дочь от золовки, которая пользовалась слишком большим доверием брата.
Письмо Конуэя Венеции, как она сказала Деймрелу, привело бы ее в ярость, не будь оно таким забавным. Истощенный написанием послания супруге, Конуэй ограничился одним листом, объясняя сестре свою лаконичность обилием дел, связанных со скорой эвакуацией оккупационной армии. Он не объяснил свой внезапный брак и не извинился за навязывание сестре незнакомых людей без всякого предупреждения. Конуэй не сомневался, что Венеции поправится Шарлотта, и рассчитывал, что она проявит к ней величайшую заботу. Беспристрастный читатель смело мог предположить, что сэр Конуэй спланировал все это с целью сделать любимой сестре приятный сюрприз.
Помимо послания Конуэя, Венеция получила еще одно письмо, но не по почте. Его доставил из Незерфолда один из конюхов Эдуарда Ярдли, и эти несколько листов понравились ей еще меньше, чем краткая записка Конуэя, так как в них не было ничего, что потешило бы ее чувство юмора. Эдуард хотя и был удивлен и шокирован новостью о браке Конуэя, его, очевидно, утешала уверенность, что Венеция будет счастлива в обществе невестки и приобретет в лице миссис Скорриер подходящую компаньонку. Перечислив на первых листах все недостатки прежнего положения Венеции, он посвятил два следующих разумным советам (заверяя девушку, что понимает, как трудно ей приспособиться к изменившимся обстоятельствам) и подробному описанию состояния своего здоровья. Под конец Эдуард выразил сожаление, что не может посетить Андершо и засвидетельствовать почтение леди Лэнион, а также пообещал дать Венеции полезные указания при личной встрече. Срок карантина истекает еще только через неделю, а кроме того, у него развился кашель, хотя и небольшой, но причиняющий беспокойство его матери. Эдуард умолял Венецию не волноваться за него, так как он не настолько глуп, чтобы подвергать себя ненужному риску. Новость о скором возвращении Конуэя должна ускорить его выздоровление не хуже самого лучшего рецепта мистера Хантспилла.
Венеция поехала в Эбберсли провести день с леди Денни. Передышка от склок и вражды пошла ей на пользу, но визит не принес ей ожидаемой радости. Один взгляд на лицо Клары укрепил уверенность Венеции, что между нею и Конуэем существовало нечто большее, чем подозревали ее родители.
