Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" (книги .txt) 📗
Отбив пальцами дробь по столу, Ида взглянула на каминные часы. Она прекрасно помнила, как человек в тёмном сюртуке, нацепив на длинный острый нос очки в золочёной оправе, бесстрастно диктовал своему помощнику характеристику каждой вещи в их доме. Он в тот день и на неё взглянул так, словно пожелал занести в реестр. Виконт Воле тогда был, как впрочем и всегда, подавлен и слегка пьян, на этот раз из-за того, что терял дом в Париже, а она, терпеливо скрестив на груди руки, как хозяйка, наблюдала за описью, словно тень следуя за господином в очках из комнаты в комнату. Пережить такое ещё раз, с «Виллой Роз», она бы не смогла. Глядеть, как дорогое её сердцу место превращают в сухие слова и цифры, было выше сил этой девушки. Продать весь дом, собственноручно, по частям, было ещё более тяжело. Ида даже знала, с чего она начнёт это медленное саморазрушение: с продажи верховых лошадей, как бы ни умоляла Моник оставить её любимиц. Лошади были ещё молодыми, здоровыми и, что самое главное, породистыми и вызывали зависть у многих в округе.
Внезапно в памяти виконтессы всплыл весьма неприятный и наглый молодой человек, который приезжал к ней осенью и предлагал, не особо стесняясь в выражениях, купить «Виллу Роз» по достаточно высокой цене. После того, как Ида, тоже не посчитав нужным выбирать слова, резко и грубо отказала ему, он развернулся и ушёл, сказав, правда, что ещё вернется. После этого визита средняя виконтесса ещё несколько дней размышляла о том, не является ли продажа поместья и переезд в Марсель единственным разумным выходом? Но что ей делать там, среди лаванды, если она оставит здесь душу, вместе с «Виллой Роз», и сердце, вместе с герцогом Дюраном.
Тяжело вздохнув, Ида покачала головой, снова роняя её на руки. Если бы Клод и Жером не находились в таком же стеснённом положении, как и она сама, то она совершенно спокойно попросила бы у них в долг. Но братья Лезьё и сами жаловались на бедственное положение, которое периодически усугублялось из-за неимоверной тяги Жерома к путешествиям, доставшейся ему, видимо, от отца. А ведь (Иду не покидала эта мысль) прими она предложение Жоффрея Шенье, сейчас бы была одной из самых богатых женщин округи, и имела бы всё, чего только ни пожелала бы её душа. Кроме Эдмона де Дюрана, которого она бы потеряла навсегда. И, жертвуя, возможно, единственным шансом спасти себя от бедности, Ида продолжала лелеять в себе несбыточное желание стать однажды герцогиней де Дюран, потому что не могла она, и не хотела, быть женой кого-то другого.
Средняя виконтесса обмакнула перо в чернила и старательно вывела на листке бумаги, лежавшем перед ней, подпись Дюрана, которая стояла под приглашением на Рождественский бал. Подпись была красивая и изящная, как и он сам.
Вдруг дверь кабинета открылась и, подняв голову, Ида увидела на пороге Жюли.
— Я пришла нарушить твоё уединение и напомнить, что наступило время обеда, — сказала старшая Воле.
— Жюли, мне некогда, — раздраженно ответила Ида, махнув рукой. — Я пообедаю позже.
— Подумать о делах, или о том, о чём ты думаешь, можно тоже позже, — холодно ответила Жюли и закрыла дверь. Вся её забота о сестре объяснялась тем, что маркиза Лондор больше не могла оставаться наедине с Моник, которая тут же разражалась нескончаемым потоком жалоб.
Поглядев в закрывшуюся за сестрой дверь, Ида поднесла листок, на котором выводила любимую подпись, к свече, мгновенно превращая его в обгоревший клочок. Она никогда не оставляла ничего из того, что другим было нежелательно видеть, хотя в кабинет, который был для средней виконтессы Воле святая святых, без особого разрешения никто не заходил и уж тем более никто не рисковал рыться в её бумагах. Потушив свечу, девушка встала из-за стола и направилась к двери.
***
Если бы дела, связанные с «Террой Нуарой», не заставляли идти в город, то Эдмон с огромным удовольствием остался бы дома. Погода значительно улучшилась в сравнении с последними днями, и это значило, что в городе он встретит всех тех, кого не желал видеть. Не то чтобы герцога Дюрана беспокоили домыслы соседей относительно некоторых обстоятельств его прошлой жизни. Его беспокоила возможность встречи с Андре Лораном. Одного раза было вполне достаточно, к тому же Эдмон не имел поддерживать неприятные ему знакомства. Но дела были важнее личных предпочтений и поэтому, накинув на плечи свой тёмно-серый плащ, взяв в руку неизменную трость и надев цилиндр (хотя и считал, что головные уборы ему совершенно не идут), Эдмон отправился в город.
Дела были связаны с территорией поместья. Хозяин «Терры Нуары», как это часто бывало с ним от скуки, принял решение непременно купить участок, примыкавший к его поместью. На этом клочке земли, который так понравился герцогу, было весьма живописное озеро. «Терра Нуара», находившаяся несколько в стороне от других поместий, занимавших речной берег, не имела, несмотря на обширность владений, водоёма. Столь крупная покупка оказалась связана с большим количеством бумажной работы и периодического присутствия как продавца, так и покупателя.
Как и предвидел Дюран, добрая половина его соседей прогуливалась по широкой главной улице. Его появление произвело вполне определенное впечатление, потому как вид у него был крайне равнодушный и скучающий, а шаг - более чем прогулочный. Казалось, он бросал вызов всем косым взглядам и перешептываниям этой очаровательной беспечностью. Почти так оно и было, потому что Эдмона невероятно раздражало то, что по мнению многих ему следовало запереться и не покидать дома, пока шум вокруг его персоны не уляжется и ужасный слух не будет забыт. Степень правдивости и обоснованности слуха при этом не имели никакого значения.
Дела были улажены на удивление быстро, и Эдмон, снова очутившись на улице, прищурившись посмотрел на солнце. Было на удивление тепло, снег даже начал немного таять, но это означало по обыкновению только одно: скоро погода снова ухудшиться. Всё тем же неспешным шагом Дюран направился в обратный путь. Сделка близилась к удачному завершению, и это сильно улучшило его настроение, заставив на несколько минут забыть и о косых взглядах, и о слухах, и даже об Андре Лоране. Сейчас он был даже рад всему этому, потому как сложившаяся ситуация избавлялся его от настойчивого внимания со стороны девушек и их родителей.
— Господин Дюран! — этот голос заставил его вздрогнуть. Остатки хорошего расположения духа мгновенно улетучились, и захотелось прибавить шаг, но, помня об важности соблюдения этикета, Эдмон всё же остановился и оглянулся.
— Между прочим, я действительно рад вас видеть, а вы вновь стараетесь убежать, — насмешливо проговорил Лоран, приближаясь и совершенно не обращая внимание на выражение лица Эдмона, которое превратилось в маску. — Вы спешили прошлый раз и наверняка спешите теперь. Разве я не прав?
— Правы. Поэтому позвольте мне раскланяться с вами, — коротко и не очень любезно ответил Дюран и, развернувшись, снова направился по прежнему пути.
— В таком случае, вы, может быть, позволите пройтись с вами? —
Лоран старался не отставать от него ни на шаг.
— Как мне помнится, мои отказы мало для вас значили, поэтому, полагаю, даже если я скажу “нет”, вас это не остановит, — все тем же равнодушно-сухим тоном ответил Эдмон, даже не повернув головы.
— Раньше вы были менее… несговорчивы, — задумчиво проговорил Лоран. — При нашем знакомстве ваш характер вызывал куда больше симпатии.
— Я счастлив, что вам хоть что-то перестало во мне нравиться за эти шесть лет, — негромко, но отчетливо проговорил Дюран, продолжая глядеть перед собой.
Лоран почти рассмеялся, хотя звук, который он издал, было трудно назвать смехом:
— Я имел ввиду совершенно не это, господин Дюран. Люди всегда были склонны любить не то, что им нравилось.
— Возможно, я мог бы согласиться с вами, если бы не был другого мнения.
— Вы как будто становитесь всё более принципиальным и чёрствым с каждым годом. Счастье, что ваше лицо остаётся всё таким же красивым, — продолжал Лоран.
