Алый восход - Бристол Ли (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Она желала наслаждения, которое ей приносили объятия Джеда, желала бесконечно долго испытывать эти необыкновенные ощущения. В его объятиях она лишалась способности думать, волноваться, беспокоиться. В ней не оставалось ни гнева, ни страха, ни стыда. Был только Джед, и она хотела, чтобы он целовал ее снова и снова. Повинуясь инстинкту, она по-прежнему прижималась к нему и этим все больше его распаляла. Поцелуи его становились все более страстными, и от них по телу ее словно пробегали электрические разряды.
Потом он вдруг чуть отстранился и пристально посмотрел ей в глаза. Дыхание его сделалось прерывистым, лицо раскраснелось, лоб покрылся испариной, а его глаза… Прежде она не замечала, какие огромные у него зрачки. И сейчас Джед смотрел на нее так, что, казалось, обжигал своим взглядом.
– Элизабет, идем в постель, – проговорил он охрипшим голосом.
На щеках Элизабет вспыхнул румянец, в глазах промелькнула тревога, и Джед подумал, что должен сделать так, чтобы причинить ей как можно меньше неприятных ощущений. Напор его плоти становился все сильнее, и это было слишком очевидно. А ее непонимание вновь напомнило ему о том, что она совершенно не знакома с этой стороной жизни. Элизабет смотрела на него так, будто не знала, что делать дальше, и Джед проклинал себя за то, что не мог рассказать ей обо всем, не испытывая смущения.
Если бы она находилась сейчас дома, в Алабаме, то могла бы с достоинством удалиться в свою гардеробную и вернуться закутанной в шелка. А потом забралась бы в огромную постель, подпираемую четырьмя столбами, и ждала бы, когда он, ее муж, наденет ночную рубашку и халат и выйдет из своей гардеробной. Все было бы очень просто и благопристойно, так, как бывает в жизни людей, пользующихся благами цивилизации.
Но в это время и в таком месте не было возможности избежать неловкости при переходе на узкую и неудобную кровать, которую им приходилось теперь делить. Не было возможности смягчить для нее эту неловкость.
Однако что он мог поделать? Не станет же он овладевать ею прямо на полу, в порыве безудержной страсти, как это случилось в рыбацкой хижине на берегу океана. Теперь Элизабет его жена, и ему следовало помнить, что она заслуживает достойного обращения. По крайней мере следовало позаботиться о том, чтобы это происходило на супружеской кровати, пусть даже грубо сколоченной. И он будет с ней терпелив и нежен.
Джед с трудом отвел от жены взгляд и проговорил:
– Я уменьшу огонь в лампах.
Элизабет кивнула, и щеки ее снова вспыхнули. Она отвернулась и принялась отстегивать манжеты.
Шагнув к фонарю, Джед прикрутил фитиль – остался только очень слабый огонек, – и вся комната погрузилась в черно-желтый полумрак.
Теперь Джед стоял спиной к жене, так же, как и она к нему. Но возбуждение, казалось, душило его, и он никак не мог перевести дух; сердце же билось глухими тяжелыми толчками. Без труда улавливавший любые звуки леса, Джед и теперь слышал абсолютно все шорохи – услышал тихий шелест платья Элизабет, потом – шуршание нижних юбок, затем – снова шуршание, должно быть, белья.
Усевшись на стул, он принялся разуваться. Пальцы не повиновались ему, и Джеду, чтобы стащить сапоги, потребовалось вдвое больше времени, чем обычно. Когда же сапоги с глухим стуком упали на пол, он вздохнул с облегчением. И даже стук сапог, слышанный им множество раз, показался возбуждающим. Поднявшись со стула, чтобы расстегнуть бриджи, он услышал скрип китового уса – она сняла корсет. Затем послышался тихий шорох – Элизабет снимала сорочку. И снова шорох – надевала ночную рубашку. Потом Джед услышал легкие шаги и тотчас же – едва уловимый ухом шелест; вслед за сорочкой упали на пол панталончики. Наконец она сняла чулки, и босые ножки, легко ступая по полу, направились к кровати. Раздался скрип коровьей шкуры – и воцарилась тишина; Джед слышал лишь отчаянный стук своего сердца.
Спустив бриджи, Джед переступил через них, и теперь на нем оставалась только рубашка, под складками которой вырисовывались очертания его восставшей плоти. Наконец он повернулся и шагнул к кровати.
Элизабет сидела на краю постели; она старалась не смотреть на мужа. Белая ночная рубашка, стянутая у горла тонким шнурком, была довольно просторной, но все же Джед сумел разглядеть очертания ее бедер. А затем, опустив глаза, увидел изящные пальчики, выглядывавшие из-под рубашки. Он попытался представить, какое наслаждение будет испытывать, прикасаясь к ножкам Элизабет, к ее бедрам, груди… При мысли об этом его обдало жаром, а мускулы на животе свело судорогой.
Она сидела неподвижно, будто окаменела, сидела, плотно сдвинув колени. Однако плечи ее были расправлены, голова высоко поднята, спина – прямая. Тут она на мгновение опустила глаза, увидела голые ноги мужа, и щеки ее снова вспыхнули.
Джед уселся с ней рядом, но не решался прикоснуться к ней, не решался даже заговорить.
– Элизабет… – Голос его прозвучал сдавленно, и он с усилием сглотнул комок, подкативший к горлу.
Повернув голову, она посмотрела на него своими огромными изумрудными глазами. „О чем она сейчас думает?“ – промелькнуло у Джеда. Чтобы узнать это, он готов был отдать добрую половину жизни.
Наконец, собравшись с духом, он поднял руку и прикоснулся к ее плечу. Ее распущенные волосы рассыпались по спине и по плечам роскошным каскадом, и Джед почувствовал, какие они мягкие и шелковистые. Нет, эти волосы были нежнее и мягче шелка.
Джед отвел глаза. Сейчас ему хотелось лишь одного – хотелось изгнать замешательство и страх из ее глаз. А впрочем, страх ли это?
Взгляд его упал на матрас, и он сказал первое, что пришло в голову:
– А, матрас… Замечательно, я давно собирался это сделать, да все не находил времени.
Элизабет попыталась улыбнуться.
– Наверное, вам было неудобно спать без матраса.
– Чаше всего я сплю во дворе. – Джед усмехнулся. – Прямо на земле.
Он заметил, что Элизабет старается дышать ровно – прилагает отчаянные усилия. Но как успокоить ее? Что нужно для этого сделать? Джед боялся, что каким-нибудь образом может снова обидеть жену – ведь такое уже не раз случалось.
Наконец, перебрав все возможные варианты, Джед пришел к выводу: единственное, что он может сделать, – это поцеловать жену. Легонько, осторожно, стараясь не разжечь снова свою страсть, стараясь быть не слишком настойчивым.
Ее губы были теплыми и нежными, но тело будто застыло, и Джед тотчас же прервал поцелуй. Приподняв ее личико ладонью, он внимательно посмотрел ей в глаза – смотрел, пытаясь прочесть ее мысли, желая понять, о чем она думает и что чувствует. А ведь прежде у него никогда не появлялось подобного желания… Никогда мысли женщины не имели для него особого значения.
– Элизабет, – проговорил он наконец, – я не стану ни к чему принуждать вас. Если вы меня попросите оставить вас, я так и поступлю.
Джед не ожидал от себя таких слов, не мог поверить, что произнес их, но, как ни странно, он был искренен. Ради Элизабет он мог бы покинуть комнату. Потому что не хотел, чтобы она возненавидела его.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых застыл страх. Наконец прошептала:
– Я не понимаю, чего вы хотите от меня.
Ну как ей понять? Она ведь почти ничего не знала об этой стороне жизни, об отношениях между мужчиной и женщиной. Знала лишь то, чему он научил ее за несколько минут животной страсти в заброшенной хижине на берегу океана. Что же ей сказать? Как объяснить? Джед отчаянно пытался придумать что-нибудь, но в конце концов понял, что ему нечего сказать. К тому же он почти ничего не помнил о той ночи… Ничего не помнил о ночи, изменившей его жизнь. В памяти осталось лишь одно – сознание своей вины.
Должно быть, он причинил ей боль. Он ведь тогда не думал о том, что она девственница, – думал лишь о том, как овладеть ею, – хотя прекрасно знал, что для девушки это может быть весьма болезненно. Впрочем, до этого он не имел опыта общения с невинными, неопытными девушками, и ночь в заброшенной хижине была первым подобным случаем. Но как же обращаться с Элизабет теперь? Разумеется, это не должно быть торопливое и бурное соитие в темноте – ради того только, чтобы получить удовлетворение и избавиться от напряжения. Но иного в его жизни не бывало. Джед не представлял, что однажды ему придется обучать женщину науке любви. И не думал, что ему самому захочется когда-нибудь учиться этому.
