Нищета. Часть вторая - Гетрэ Жан (список книг TXT) 📗
Из подруг у Валери бывала только Алиса, да и то очень редко: Гектор не нравился ей, как, впрочем, и своей собственной жене. Коршун всегда противен голубкам, сколько бы ни чистил он окровавленным клювом свои перья и лысую шею.
— Что ты скажешь о моем муже? — иногда спрашивала Валери подругу.
— Мне трудно о нем судить, — отвечала та.
«Хорошо, что я бедна, — думала Алиса, — по крайней мере отец не сможет выдать меня за какого-нибудь аристократа, вроде этого графа. Я боюсь его».
Увы, Валери боялась Гектора не меньше, чем ее подруга. Все же бедняжка старалась его полюбить. Она призналась Девис-Роту на исповеди, что не питает к мужу привязанности. Даже черствый иезуит пожалел заливавшуюся слезами молодую женщину. «Досадно, — подумал он, — что в интересах церкви нужно потворствовать этому прохвосту. Но что поделаешь? Мы не можем оплакивать горькую судьбу агнцев: они обречены на заклание. Так суждено свыше».
Графу были крайне неприятны частые визиты Николя. Новоиспеченный виконт д’Эспайяк заносился все больше и больше. В доме приятеля он держался бесцеремонно, позволяя себе всякие вольности, и Гектору приходилось молча терпеть их. Казалось, будто сама судьба обрекла его захлебнуться в грязи, в которой он раньше купался… Усердие, с каким Николя посещал его дом, пугало Гектора не менее, чем близость Санблера к его тестю. Однажды вечером он заметил, как виконт д’Эспайяк, облокотившись на рояль, что-то нашептывал его жене, когда та пела. Слов он не расслышал, но видел, как лицо Валери залилось краской стыда. В другой раз виконт подсел к ней так близко, что коснулся ее волос. Она тотчас же отстранилась, но де Мериа почувствовал в сердце укол ревности: ведь это была его жена, черт возьми!
Николя, казалось, не замечал ни волнения Валери, ни ревности Гектора. Он приезжал все чаще, разыгрывал из себя важного барина (де Мериа теперь уже не смеялся над этим) и одевался с подчеркнутой изысканностью, которая вовсе ему не шла. Он не отличался красотой, но Валери не любила мужа, а женское сердце слабо, особенно сердце женщины, которую принесли в жертву честолюбию или обогащению.
Как мог де Мериа, терзаемый всеми этими тревогами, стать другим человеком? Он приходил в ярость; отвратительные видения прошлого как будто издевались над его попыткой вернуться к честной жизни. Ужасные воспоминания преследовали его, словно свора рычащих псов.
Вот в каком состоянии был Гектор, когда случилась катастрофа: однажды утром Руссерана нашли мертвым. Ему раскололи череп точно таким же манером, как и черепа тех убитых, которых нашли в каменоломне и на обочине дороги. Этот удар был как бы меткой убийцы.
То, что Санблер побывал в морге, показалось подозрительным; поэтому его немедленно арестовали и поместили в одиночную камеру на все время следствия. Правда, у «знатного иностранца» не нашли вещей, украденных у Руссерана. Это объяснялось просто: он передал их Обмани-Глазу. Только де Мериа и Николя могли навести полицию на след, но их страшили грозившие им самим опасности. Поэтому первый делал вид, будто крайне опечален смертью тестя (на самом деле он огорчался по другой причине). Второй вообще избегал всяких разговоров об этом деле, хотя оно касалось его ближайших друзей.
В убийстве Руссерана подозревали не одного Санблера. Хотя всем было известно, что урод в течение последних месяцев часто посещал покойного, все же имя Бродара, как мы увидим в следующей главе, оказалось роковым образом замешано в этом зловещем деле.
У Агаты не было особых причин оплакивать мужа, но его ужасная смерть потрясла и ее. Валери убивалась. Матери пришлось переехать к молодым, но к зятю она оставалась по-прежнему холодна.
Вскоре произошло еще одно событие. Олимпии смертельно надоели вечные просьбы, которыми ее осаждали любители чужого добра, смотревшие на нее, как на дойную корову. Однажды, придя поделиться своими огорчениями со старой подругой, Амели увидела, что та готовится к отъезду.
— Как, ты уезжаешь? Куда?
— Собираюсь в паломничество.
Возразить было нечего; однако Амели не сдалась.
— Возьми и меня с собой! — попросила она. — Мне тоже надо искупить немало грехов.
— Это невозможно! Я дала обет ехать одна.
С тех пор Олимпия исчезла. А Эльмина, собиравшаяся отправиться за границу, тяжело заболела и лежала, прикованная к постели. Неизвестно было, выживет ли она.
XXVI. Лезорн
Итак, Лезорна выпустили на волю под фамилией Бродара. Он явился к г-ну N., с которым мы не раз уже встречались.
«Где, черт возьми, мне попадалась эта физиономия?» — размышлял чиновник, привычным жестом сдвигая очки на лоб. Лезорн остановился на пороге, ожидая, пока начальник заговорит с ним.
— Кто вы?
— Бродар, ваша честь, номер тринадцать тысяч двести тринадцатый, освобожденный по амнистии из тулонской тюрьмы. Мои бумаги должны находиться у вас.
Лезорн был прав: его личное дело прибыло одновременно с ним. Г-н N. взял папку и прочел:
«Бродар, бывший коммунар, приговорен к пожизненной каторге за покушение на убийство агента полиции нравов. Сначала был неразговорчив; использовать его не представлялось возможным. Переменился после отъезда своего товарища Лезорна. Видимо, они оказывали друг на друга вредное влияние, о чем сообщено из Парижа. Если он и занимался пропагандой, то очень скрытно, так как уличить его в этом не удалось. Амнистирован за особые услуги, оказанные тюремному начальству».
— Позвольте, — сказал г-н N., припоминая уже виденное им где-то лицо, — ведь это вы и есть Лезорн!
— О нет, ваша честь, мы с Бродаром только походили друг на друга, вот и все.
— В самом деле, акцент у вас не тот. Ведь Лезорн — марселец?
— Так точно, ваша честь, а я говорю, изволите видеть, как истый парижанин.
— Да и лицо у вас более добродушное. Это удивительно для коммунара.
Предубеждение г-на N. постепенно рассеивалось. Лезорн позволил себе улыбнуться.
— Вам уже известно о трагической смерти вашего товарища?
— Я узнал об этом лишь по приезде в Париж.
Лезорн лгал, в надежде, что г-н N. будет снисходительнее, если его убедить, что за ворота тюрьмы не проникало ничего недозволенного. Действительно, чиновник, видимо, остался доволен.
— Что вы собираетесь делать? — спросил он.
— Все, что прикажете, ваша честь. Но у меня дети…
— Это верно. После смерти Лезорна, которому вы поручили заботиться о них, они куда-то исчезли.
— Я действительно просил его присмотреть за ними, ваша честь.
Господин N. продолжал благодушным тоном:
— Бедняга пытался выполнить ваше поручение, но плохо кончил. Его голова была набита всякими пагубными идеями. Между прочим, знаете, ваш сын Огюст тоже амнистирован.
«Вот неприятность-то!» — подумал Лезорн.
— Какое счастье! — проговорил он вслух. — Где же мне найти моего дорогого сынка?
— По сведениям полиции, он живет в гостинице; адрес я вам дам. Он порядочный шалопай, ваш сын! Едва успев приехать, он в тот же вечер устроил ужин у девицы легкого поведения и, воспользовавшись тем, что о нем позабыли, явился к нам лишь на следующий день. Его, по-видимому, испортили в Клерво, он научился там дурному.
— Уж я за него возьмусь! — сказал Лезорн. Услышав о поведении юного Бродара, он вообразил, будто этот парень ему чета, и очень обрадовался. Что ж, это неплохо!
— Это еще не все, — продолжал г-н N. — Вместо того чтобы искать работу, он проводит время в мастерской каких-то прощелыг-художников, в компании одного негра и, конечно, с женщинами.
Лезорн положительно гордился молодым Бродаром!
— Правда, это не вяжется со сведениями, полученными из Клерво, где за ним наблюдали.
«Видно, этот Огюст — прожженная бестия!» — решил Лезорн.
Он понравился г-ну N., который совсем забыл, что перед ним — бывший коммунар, и простер свою благосклонность до того, что предложил амнистированному каторжнику временную работу по ремонту здания префектуры. Словом, все шло как по маслу, и Лезорн весьма удивился, когда через несколько дней, в то время как он работал, его окружили полицейские.