Шелк и сталь - Мартин Кэт (полная версия книги txt) 📗
Очевидно, он был все еще зол после их последней встречи, и теперь Уинни тоже разозлилась. Каков нахал! Неужели он думал, что она согласится вступить с ним в интимную связь? Чем больше она думала об этом, тем сильнее возмущалась.
Нат, как всегда, пришел без жены. Даже в канун Рождества. Уинни поражалась, как бедная женщина могла терпеть такое пренебрежение к себе.
Она увидела, что он присоединился к группе людей, собравшихся за столом в дальнем конце гостиной, которые разговаривали и смеялись над рассказами лорда Брайервуда. Трудно было представить, что холодный, бесстрастный мужчина, с которым она только что разговаривала, был когда-то тем самым молодым человеком, которого она любила.
И все-таки что-то в нем волновало ее. Что-то заставляло ее сердце трепетать каждый раз, когда он приближался к ней. Она ненавидела себя за это, но ничего не могла поделать с собой.
Уинни старалась не замечать Ната весь оставшийся вечер, однако время от времени посматривала в его сторону и настороженно прислушивалась, когда он смеялся своим густым баритоном, беседуя с кем-либо из женщин. При этом каждый раз она чувствовала уколы ревности. Когда наконец святочное полено было сожжено и дети Синклеров отправились спать, Уинни увидела, как Нат, пожелав спокойной ночи герцогу и герцогине, пошел к выходу.
Она быстро прошла через всю комнату, которая показалась опустевшей без него, и вышла на террасу, где холодный декабрьский воздух подействовал на нее отрезвляюще. Уинни потерла руки, стараясь согреть их, хотя внутри все еще ощущала жар после недавнего разговора с Натом. Он просто беспринципный ловелас, заботящийся только о своих интересах.
Но, Боже, как же она хотела его. Уинни никогда прежде не считала себя страстной женщиной. Ее муж Ричард был добрым и внимательным человеком, но обычно приходил к ней в спальню в темноте и покидал ее, как только удовлетворял свои потребности. А когда стало известно, что она не может родить ему ребенка, вообще перестал общаться с ней в постели.
Она никогда не испытывала горячих чувств к Ричарду, как в былые годы к Нату. Да и сейчас ее бросало в жар от одной только мысли о нем. По-видимому, она такая же безнравственная и грешная, как он.
Уинни содрогнулась. Она очень злилась на Натаниела Уитли, но, по правде говоря, еще больше на себя.
Глава 16
Рождественские праздники миновали. Светлые, теплые, радостные дни, какими их помнила с детства Кэтрин. Она подарила тете Уинни прелестную кашемировую шаль, а Люсьену — великолепную серебряную табакерку с его инициалами, красиво выгравированными золотыми буквами на крышке. Люсьен подарил ей ожерелье с изумрудами и бриллиантами.
— О милорд, я не могу принять такой ценный подарок, поскольку менее чем через год…
— То будет потом, а сейчас я дарю тебе это ожерелье как друг и хочу, чтобы ты сохранила его.
Однако смотрел он на нее далеко не как друг. Его глаза горели жарким огнем, отчего она ощутила внутренний трепет.
Кэтрин облизнула пересохшие губы и крепко сжала пальцы, сдерживая желание коснуться его. Когда он улыбался, она не могла оторвать глаз от его чувственных губ, представляя, как они прижимались к ее губам, как он слегка покусывал их, как целовал ее шею в ту ночь, когда они занимались любовью, и горячая волна приливала к низу ее живота.
На следующий день Люсьен пригласил ее на санную прогулку по свежевыпавшему снежку. Под пышной меховой накидкой ей было тепло и уютно, и Люсьен улыбался, глядя на нее.
Он был таким внимательным и заботливым, что Кэтрин начала испытывать чувство вины за свой недавний поступок. Прошло несколько недель с того дня, когда Люсьен отказал ей в просьбе устроить лабораторию в небольшом каменном коттедже в лесу у ручья. Несмотря на строгий запрет мужа, Кэтрин все-таки начала там работать, поскольку знала, что единственной причиной его отказа было то, что он не одобрял ее увлечения медициной, называя его «вульгарной целительской практикой». Возиться с различными травами и ядами и пытаться с их помощью лечить болезни было само по себе недостойным делом для женщины с ее положением.
Люсьен твердо заявил ей, что интерес к медицине едва ли совместим с титулом маркизы Личфилд.
Но Кэтрин были неинтересны такие традиционные для замужних дам занятия, как вышивание или возня с красками в тщетных попытках писать пейзажи. Она умела играть на клавесине и делала это с удовольствием, но истинной ее страстью было изучение древних манускриптов о целебных травах и их применении для лечения людей.
Она находила интересным изучение человеческого организма. Она хотела знать, как соединяются кости, как движется кровь, а также, как обрабатывать раны, лечить различные болезни и даже предотвращать их.
Но маркиз не мог этого понять. Возможно, никто не мог понять этого ее увлечения, недостойного леди.
Впрочем, Кэтрин не очень волновалась по этому поводу. Она нашла свое призвание и не собиралась изменять ему. Устроив втайне от мужа лабораторию, она готовила там снадобья из целебных трав. Слухи о ее способностях помогать больным быстро распространились, и к ней уже обратились за лечением несколько местных крестьян.
Обычно Кэтрин работала в коттедже днем, когда маркиз объезжал поля, занимался с арендаторами или проверял книги счетов.
Тетя Уинни, конечно, знала, где Кэтрин проводит время, и, как ни странно, одобряла ее увлечение.
— Мой племянник в некоторых случаях ведет себя до нелепости противоречиво. Он всегда хотел иметь покорную жену, но такая женщина быстро наскучила бы ему. Ты должна следовать своему призванию, Кэтрин, и делать то, что считаешь нужным, — часто говорила она. — Со временем мой племянник, я надеюсь, поймет тебя и примет такой, какая ты есть.
Однако Кэтрин так не считала и потому была убеждена, что расторжение брака неизбежно, хотя ее сердце болезненно сжималось каждый раз, когда она думала, что ей придется покинуть замок Раннинг. Она будет вынуждена немедленно выйти замуж за другого мужчину, чтобы оставаться свободной от опеки дяди. Скоро ей исполнится двадцать один год, и она сможет вступить в брак без его согласия, однако, если она не будет замужем, до двадцати четырех лет его опекунство будет иметь законную силу.
Она с тревогой размышляла о том, что может предпринять граф Дунстан, после того как управление ее состоянием перейдет к маркизу и его адвокату Натаниелу Уитли. Все документы уже были готовы, и Кэтрин представляла себе, как бесится дядя, лишившись ее денег. Так ему и надо! Но Кэтрин беспокоилась за судьбу кузины Мьюриэл, которая находилась во власти своего жестокого отца.
Может быть, стоит поговорить с Люсьеном и выделить девушке некоторую сумму, чтобы она имела достойное приданое.
К графу же Дунстану Кэтрин не испытывала ни малейшей жалости. Она не сомневалась, что гореть ему в аду.
Дуглас Роут, граф Дунстан, сидел за письменным столом в изысканно обставленном кабинете в Милфорд-Парке. С годами он привык считать эту отделанную дубовыми панелями комнату, принадлежавшую покойному графу Милфорду, своей, как, впрочем, и весь Милфорд-Парк. Он представлял, что проживет здесь остаток дней в комфорте и роскоши, считая это имение своим.
А теперь выходит, что из-за этой своенравной девчонки, его племянницы Кэтрин, он вынужден будет убраться отсюда и добывать пропитание для себя и своей дочери, поскольку промотал значительную часть своего состояния.
Дуглас злобно заскрежетал зубами и скомкал документ, который читал. Этому не бывать! Он не позволит какой-то девчонке разрушить его планы.
Услышав стук в дверь, Дуглас поднялся и открыл ее. Мужчина, стоявший в холле, слегка поклонился, приветствуя его, и вошел в комнату, сев в кресло напротив стола. Дуглас занял свое прежнее место.
— Ну, думаю, ты знаешь, что я хочу услышать, — сказал он без предисловий. — Что тебе удалось сделать?
Управляющий поместьем Эван Слоун, худощавый и крепкий мужчина с острым носом и песочного цвета волосами, откинулся на спинку кресла.
