Любовь в полдень - Клейпас Лиза (чтение книг .TXT) 📗
Глава 19
Кристофер с удивлением осознал, что за две недели успел окончательно освоиться в кругу будущих родственников. Если когда-то свободные, раскованные люди казались странными, а порой поражали экстравагантностью, то теперь он с удовольствием проводил время в жизнерадостной компании и почти каждый вечер приезжал в Рамзи-Хаус.
Хатауэи непрестанно пикировались, спорили, смеялись и при этом относились друг к другу с искренней симпатией, что отличало их от всех остальных знакомых семейств. Живую, непосредственную компанию интересовало все на свете, занимали новые идеи, изобретения и открытия. Трудно было не догадаться, что интеллектуальный настрой передался детям от покойного отца, Эдварда Хатауэя.
Кристофер чувствовал, что счастливый, хотя зачастую суматошный жизненный уклад шел ему на пользу, в то время как светский миропорядок Лондона удручал и истощал. Родственники Беатрикс каким-то чудесным образом сглаживали острые края разбитой души. Он полюбил всех, а особенно Кэма, который держался как истинный глава семьи — или табора, как он любил выражаться. Присутствие колоритного цыгана создавало в доме атмосферу спокойствия, терпимости и взаимопонимания, хотя порой барон решительно диктовал остальным свою волю.
Лео оказался не столь доступным. Интересный, острый на язык собеседник, лорд Рамзи порой напоминал Кристоферу о том времени, когда он и сам не упускал случая продемонстрировать блестящее красноречие, не задумываясь о чувствах собеседников. Взять хотя бы замечание о том, что в конюшне Беатрикс смотрелась бы более органично. Он не помнил, когда и при каких обстоятельствах произнес постыдную фразу, но, к сожалению, звучала она вполне в его духе. Увы, было время, когда он недооценивал силу слов.
Последние два года многому его научили и заставили иначе взглянуть на мир.
Что касается Лео, Беатрикс заверила жениха, что, несмотря на язвительность, он неизменно оставался добрым и заботливым старшим братом.
— Как только лучше его узнаешь, непременно полюбишь, — заверила она. — А в том, что Кэм тебе ближе, нет ничего удивительного: вы с ним оба лисы.
— Лисы? — удивленно переспросил Кристофер.
— Да. Я сразу вижу, к какому животному близок человек. Лисы — прирожденные охотники, но не из тех, что полагаются на грубую силу. Они умны и находчивы, стараются перехитрить противника, порой проходят огромные расстояния, но любят возвращаться в уютную и безопасную нору.
— В таком случае Лео — скорее всего лев, — сухо предположил Кристофер.
— Да-да, ты прав. Импозантный, внушительный, артистичный. Он стремится постоянно находиться в центре внимания, а иногда даже способен напасть. Но за мошной гривой, острыми клыками и грозным рыком все-таки скрывается кошка.
— А кто же в таком случае ты?
— Хорек. Мы, мелкие грызуны, склонны собирать всякие вещицы. Когда мы бодрствуем, постоянно заняты, хотя любим подолгу спать. — Она широко улыбнулась. — А еще хорьки очень нежны и верны.
Кристофер всегда представлял, что в его доме будет царить безупречный порядок благодаря благонравной рачительной супруге, способной вовремя вникнуть в каждую мелочь. Ну а вместо этого судьба преподнесла сюрприз: невесту, которая без смущения разгуливала в бриджах, в то время как по комнатам бегали, бродили, ползали и прыгали разнообразные существа.
Его искренне восхищали осведомленность и компетентность Беатрикс в сложных вопросах, в которых дамы, как правило, ничего не смыслили. Она умела работать молотком и рубанком, а верхом ездила лучше всех женщин и увереннее многих мужчин. Невеста обладала оригинальным, живым и острым умом, сочетающим рациональное начало с интуицией. Но чем ближе Кристофер узнавал Беатрикс, тем яснее чувствовал спрятанную в глубине души неуверенность, уязвимость. Осознание собственной непохожести на других нередко склоняло ее к одиночеству. Скорее всего особенность коренилась в ранней смерти родителей, а именно матери: оставшись сиротой, девочка решила, что та ее бросила. В какой-то мере сказалось и то обстоятельство, что судьба поставила семейство Хатауэй на неожиданно высокую ступеньку социальной лестницы. Существование среди аристократов не просто предполагало соблюдение строгого свода правил, а требовало определенного образа мыслей, мироощущения и поведения — качеств, воспитанных с рождения. Даже если бы Беатрикс очень старалась, ей все равно не удалось бы достичь врожденной утонченности молодых леди из высшего общества.
И за это Кристофер любил ее еще больше.
На следующий день после предложения руки и сердца капитан Фелан неохотно отправился к мисс Мерсер. Он понимал, что поступил не лучшим образом, и готовился принести извинения. Впрочем, легкое сожаление, которое он мог бы испытывать по поводу невольного обмана, испарилось, едва стало ясно, что сама Пруденс нисколько не раскаивается в собственном двуличии.
Беседа прошла не самым приятным образом, если не сказать большего. Очаровательное личико мисс Мерсер покрылось багровыми пятнами ярости, а кричала она, словно ошпаренная кошка.
— Вы не имеете права бросать меня ради дикой, темноволосой уродины и ее ненормального семейства! Сразу превратитесь в посмешище! Половина этого сброда — цыгане, а вторая половина — сумасшедшие. И все они — грязные крестьяне без связей и манер. Будете жалеть до конца своих дней! Беатрикс — грубая, неотесанная девчонка и нарожает выводок себе подобных!
Стоило Пруденс на миг замолчать, чтобы перевести дух, как Кристофер спокойно заметил:
— К сожалению, далеко не все способны вести себя столь же изысканно, как мисс Мерсер.
Пуля, естественно, пролетела высоко над головой, и обиженная молодая леди продолжала визжать, как базарная торговка.
А тем временем в сознании Кристофера возник иной образ. Нет, вовсе не одно из страшных, мучительных военных воспоминаний, что являлись обычно, а мирная картина недавних дней... спокойное и сосредоточенное лицо Беатрикс в те минуты, когда она лечила раненую ласточку. Бережно привязала сломанное крылышко к невесомому телу и показала, как кормить птицу. Наблюдая за процессом, Кристофер поразился изяществу, точности и силе любимых рук.
И вот сейчас, стоя перед бушующей мегерой, он с сочувствием думал о том несчастном, которому она достанется в жены.
Вскоре в гостиную вошла встревоженная шумом миссис Мерсер и, как могла, попыталась успокоить дочь. Кристофер воспользовался подвернувшейся возможностью и поспешил уйти, сожалея о каждой минуте, впустую потраченной в обществе Пруденс.
А через полторы недели жители Стоуни-Кросс с содроганием узнали, что мисс Мерсер исчезла вместе с одним из своих давних поклонников, представителем местного дворянства.
В то утро, когда произошло тайное бегство, в Рамзи-Хаус пришло письмо, адресованное Беатрикс Хатауэй. Пруденс Мерсер, видимо, писала в спешке. Неопрятно нацарапанное, заляпанное кляксами послание представляло собой собрание нелепых обвинений и мрачных предсказаний, приправленных многочисленными ошибками. Расстроенная и уязвленная, Беатрикс показала листок жениху.
Кристофер бегло прочитал, сморщился и разорвал желчный пасквиль на мелкие куски.
— Что ж, — заметил он, — все-таки она удосужилась кому-то написать.
Беатрикс попыталась изобразить укоризну, но вместо этого лишь рассмеялась.
— Не иронизируй. Чувствую себя самой настоящей преступницей.
— Почему? Как видишь, Пруденс угрызений совести не испытывает.
— Она обвиняет меня в краже жениха.
— Во-первых, я никогда ей не принадлежал. А во-вторых, это вовсе не игра «передай сверток».
Сравнение насмешило.
— Если ты сверток, — лукаво заметила Беатрикс, — то мне не терпится тебя распаковать.
Кристофер покачал головой:
— Лучше не заговаривай на эту тему, а то мы так никогда и не закончим работу. — Он аккуратно приладил доску на место и приказал: — Ну, забивай.
