Констанция. Книга четвертая - Бенцони Жюльетта (книги бесплатно читать без .txt) 📗
— Не злись, Констанция, через все это надо пройти.
— Я понимаю, но ничего не могу с собой поделать, меня все время захлестывает злоба.
— Да не стоит ни на кого злиться.
— А я и не злюсь ни на кого, кроме себя.
— Тем более, не надо злиться на себя, будь терпеливой и спокойной, кроткой и безропотной.
— Король, тебе не кажется, что ты начал говорить, как священник?
— Что ж, может быть, это не худшая роль.
Да нет, король, тебе эта роль совершенно не подходит.
— Беда меняет человека, Констанция, только в горе он выглядит естественным, таким, каким сотворил его Господь. А все остальное время он ведет себя неискренне, он лжет, насмехается над другими, кичится, бахвалится… И только когда ему плохо, когда его скручивает беда, он становится тем, чем есть на самом деле.
— Если тебе верить, Витторио, то я, наверное, все время такая же мерзкая, как и сейчас. Ведь все время я в беде и веду себя, исходя из твоей теории, естественно.
— Нет, дорогая, к тебе это не относится, а ведешь ты себя вполне достойно и не известно, как бы на твоем месте вел себя кто-нибудь иной.
— А кого ты имеешь в виду, Витторио, свою жену?
— Нет, я не могу представить королеву на твоем месте.
— А себя?
— Себя тоже.
— А на своем месте ты можешь кого-нибудь представить? — шептала из-под маски Констанция.
— Хотелось бы представить, — мечтательно произносил король Витторио.
— Кого же? — настойчиво интересовалась Констанция. — Уж не меня ли?
— Тебя, кротко отвечал король.
— Нет уж, дорогой, я бы никогда не стала за тобой ухаживать, поверь, я не лгу.
— Это просто говорит гордыня, которую ты никак не можешь смирить.
— Это я не могу смирить гордыню? А не я ли пришла к тебе сама, помнишь ту ночь? Помнишь, как хлестал дождь?
— Да, это была лучшая ночь в моей жизни.
— А по-моему, это была ужасная ночь. И больше со мной не разговаривай, я прошу, не береди мои раны.
— Хорошо, хорошо, — шептал король, отходя к окну и принимаясь готовить снадобья, перетирать какие-то травы, коренья, всыпать и смешивать сухие порошки.
А Констанция, закрыв глаза, вспоминала горный ручей, вспоминала водопад. Ей грезилась прозрачная ледяная вода, в которой стоят форели, едва заметно шевеля плавниками. Ей нестерпимо хотелось вновь попасть туда, к тому горному ручью, к водопаду, сунуть горячие ноги в ледяные струи воды, ощутить на своем теле мириады обжигающих чистых брызг. Ей казалось, что только воды того ручья могут смыть с нее всю заразу, струпья и гной.Только там она бы могла как в сказке превратиться в прежнюю Констанцию, веселую, беззаботную, здоровую и мечтающую о большой любви.
«Я лежала бы на теплом прогретом камне, опустив руки в воду, смотрела бы, как извиваются водоросли, как стремительно бросается в сторону форель, увидев стрекозу на поверхности воды. И мне былобы хорошо. Зачем я выросла? Почему не погибла тогда, в ту страшную ночь, когда Реньяры штурмовали дом Филиппа? Почему я осталась жива? Неужели для того, чтобы вот так страдать и мучиться? Ведь я не люблю короля Витторио, не люблю и не могу переступить через что-то очень большое. Я не могу любить его всем сердцем и душой, хотя мое тело и жаждет его». — Боже, какая же я несчастная, запутавшаяся женщина!
— Ты что-то сказала, дорогая? — наклонялся к Констанции король.
А Констанция делала вид, что спит, хотя король видел, как подрагивают ее длинные ресницы и он понимал, что Констанция задумалась о чем-то глубоко сокровенном, о том, чем она никогда не поделится с ним, даже если когда-нибудь произойдет чудо, и она полюбит его.
— Констанция, — шептал король, — ты для меня дороже всего на свете, дороже семьи, дороже престола, дороже моего королевства. Ты заменила мне все, ты стала моей жизнью и единственной целью. И тыполюбишь меня, я это знаю, — в каком-то яростном исступлении произносил король Витторию.
Затем он поднимался и начинал нервно расхаживать из угла в угол. Он, как ни напрягался, не мог себя заставить думать о королевстве, о войне, о том, что бросил войска и убежал с поля боя, лишь только узнав, что его возлюбленная заболела и ей угрожает смерть. А ведь война стоила жизни тысячам других людей, войналомала тысячи судеб. А король пожертвовал этими тысячами, решив спасти всего лишь одного единственного человека, одну женщину, причем ту, которая его не любила.
Прошло еще несколько дней. Однажды, на рассвете, у загородного дворца короля Витторио остановилось несколько карет. Из них вышли министры и военачальники. Они были испуганы и суетливы.
Дворецкий распахнув дверь, и министры оказались во дворце.
— Где король?
Дворецкий развел руки в стороны и указал головой наверх.
— Но его величество никого не принимает, он не желает ни с кем встречаться и разговаривать.
— Ох, — тяжело вздохнул министр. — Наш король уже совсем сошел с ума, — зашептал один военачальник другому.
Королева Пьемонта сидела за письменным столом и плакала.
— Как все ужасно! — шептала она. Дверь тихо открылась и к матери подошел сын. Он положил ей руки на плечи.
— Почему ты плачешь, мама, что случилось?
— Сынок, случилось самое ужасное, что только могло быть…
— Что, кто-то умер?
— Нет, война проиграна, французы требуют капитуляции.
Тринадцатилетний Витторио наклонил голову.
— Мама, не стоит плакать, я стану королем и тогда я верну все наши земли, я изгоню французов из Пьемонта, мы будем править вместе с тобой.
— А отец?! — воскликнула королева.
— Он мне после всего — не отец.
— Но он король, сынок, опомнись, что ты говоришь!
— Нет, мама, — слишком сурово и абсолютно не по-детски произнес Витторио, — он уже не король, королем буду я. И это время, поверь, наступит очень скоро.
— Сынок, боже, как это все ужасно! — королева прижала наследника к груди и стала приглаживать взъерошенные волосы. — Сынок, ты сам не знаешь, что говоришь, ведь отец тебя любит.
— Нет, он не любит меня, не любит тебя, он любит только эту женщину, — ребенок тряхнул головой, указывая вверх, туда, где находилась комната Констанции.
— Он даже не вышел к своим министрам, — сказала королева.
— Значит, он не король, — вновь сказал Витторио-младший.
— Нет, сынок, не надо так говорить, твой отец пока еще король. У взрослых свои проблемы и понять их, зачастую, не так просто. Но поверь, твой отец хороший человек, честный.
Я не хочу больше о нем слышать, — Витторио освободился от объятий матери, гордо вскинул голову и пошел в свою спальню.
А королю Пьемонта Витторио было все равно, выиграна война или проиграна, лишился он короны или нет. Он сидел у жарко пылающего камина и пристально глядел в огонь на скачущие языки пламени, пожирающие толстые поленья. В его руках был остро отточенный нож, и он механически, ни о чем не думая, строгал тонкую щепку. За его спиной слуги носили в большую медную ванну, установленную посреди спальни, горячую воду.Констанция лежала на постели с привязанными к спинке кровати руками. На ее лице была маска, а все тело было закутано в густо намазанные куски ткани. Она время от времени открывала глаза и из ее уст слетал стон.
— Скорее! Скорее! — обернувшись, торопил слуг король Витторио, хотя те и так суетились изо всех сил.
Наконец, ванна была полна. Король Витторио поднялся и, взглянув на старого лекаря, отдал распоряжение.
— Засыпайте, доктор.
— Слушаюсь, ваше величество, — поклонился лекарь и, засучив рукава, принялся сыпать в горячую ванну всевозможные порошки и лить какие-то зловонные зелья.
Над ванной сразу же заклубился едкий пар, пахнущий серой.
— Это невыносимо, — прошептала Констанция, судорожно дергаясь на постели.
— Потерпи, скоро тебе станет легче.
— Мне никогда не станет легче! — выкрикнула Констанция, дергая связанными руками.
Король пощупал воду и подошел к постели больной. Констанция вновь открыла глаза и воскликнула:
