Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ) - Львофф Юлия (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
Они прошли по Главной площади, украшенной фонтанами и статуями крылатых быков, оттуда по узкой улочке повернули в сторону Великой реки, миновали Амбарный и Ремесленный кварталы и наконец вышли к оживлённой Торговой набережной.
У причала покачивались на мутно-жёлтых речных волнах лёгкие барки со спущенными парусами, утлые судёнышки рыбаков и гружёные доверху пузатые корабли финикийских купцов. Сюда — в один из древнейших городов Двуречья — стекались товары со всех концов земли: медь и кедр из Ливана, серебро из Тавра, ткани из Сирии, пурпур из Финикии, благовония и предметы роскоши из Египта. У трапов крупных торговых судов стояли вооружённые люди — по говору и внешнему облику — ассирийцы; их присутствие напоминало гостям и жителям Сиппара, что этот город, как и всё Аккадское царство, находится под властью Ассирии.
Ану-син удалось наконец догнать Вадунара и теперь она старалась идти с ним в ногу, не отставая. Вокруг них бурлил шумный водоворот городской жизни. Грузчики с деревянными тележками наезжали на полудиких кочевников из пустыни. Финикийские матросы расталкивали сирийских плотогонов. Девушка-египтянка с ровно подрезанными волосами торговала с лотка медовыми коржиками. Толклись торговцы и покупатели, гадальщики по руке и по звёздам, караванщики и ремесленники, погонщики ослов и перевозчики с реки, мелкие лавочники и нищие бродяги. Сутолокой ловко пользовались карманные воришки.
Вадунар взял Ану-син за руку и увлёк за собой.
— Я не просто люблю живопись — в ней смысл моего существования, — громко говорил, почти кричал он, стараясь, чтобы его было слышно среди стоявшего кругом гомона толпы. — Рисование — это дыхание жизни, это путь к тому, чтобы рассеять мрак невежества и забвения. Рисовать — это всё равно что читать историю народа, понимать его образ жизни, познавать его культуру…
Ану-син слушала, стараясь не пропустить ни единого слова из речи критянина, и в который раз восхищалась им. У Вадунара поистине был божественный дар, и этому своему пристрастию — фресковой живописи — он отдавал все свои силы и всё своё время. Он был рождён для этого — своей кистью вызывать к жизни людей и животных. Проводя с критским художником много часов наедине — Ану-син позировала ему для образа некой красавицы-чужеземки по имени Елена из Трои, из-за которой, как рассказал Вадунар, один народ пошёл войной против другого, — девушка прониклась к нему искренним уважением. Что-то в нём было очень близко её сердцу. Дружба между критянином и аккадской девушкой крепла день ото дня, так что даже Каданор начал поглядывать на них с плохо скрываемой ревностью.
Вадунар остановился, пропуская крестьянина с ослом.
— У нас таких людей, как ты — одарённых, непохожих на других, — называют «те, кого коснулась длань божья», — сказала Ану-син, воспользовавшись этой короткой остановкой, чтобы вступить в разговор.
Критянин ответил девушке снисходительной усмешкой и в свою очередь поинтересовался, известно ли ей о своих талантах и какой из них она хотела бы сделать смыслом своей жизни.
— Увы, я не могу похвастать ничем таким, что могло бы впечатлить тебя, — отозвалась Ану-син, смущённая. А потом всё же решилась доверить Вадунару свою заветную мечту: — Но у меня есть желание, которое могло бы наполнить моё существование на земле особенным смыслом. Пока это лишь цель, которую я стремлюсь достичь с помощью богов, и эта цель — служить моей покровительнице Владычице Иштар.
Хотя юноша изумился тому, что услышал, своё мнение он всё же не высказал вслух. В следующую минуту он снова думал о себе и своих заботах.
— Самые лучшие растительные и минеральные красители привозят из Урарту, — сообщил критянин Ану-син и, приставив ладонь ко лбу, всмотрелся куда-то поверх толпы, окружавшей их плотным кольцом. Чуть погодя он прибавил: — Тамкары из Урарту в Аккаде нынче большая редкость из-за вражды между правителем этой страны и ассирийским царём. Но я знаком с человеком, единственным в Сиппаре, а может, и во всём Аккаде, который каким-то образом ухитряется доставлять сюда красители. Он продаёт их за большие деньги, но это и справедливо — ведь он рискует своей жизнью…
Вадунар и Ану-син продолжили свой путь. Вскоре после того, как они прошли ряды с ювелирными и прочими украшениями, критянин остановился и попросил девушку подождать его.
— Дело не в том, что я не доверяю тебе, — объяснил он. — Просто этот человек знает всех своих покупателей в лицо, а незнакомые могут спугнуть его. Таково его условие — за товаром приходить без сопровождения.
— Ты не боишься ходить по городу в одиночку? — спросила Ану-син, вспомнив рассказ Эрифы.
В ответ Вадунар пожал плечами.
— Наверное, в нашей колонии я единственный человек, кого не волнует личная безопасность. Хотя я и критянин по крови, но родился всё-таки в Аккаде, — сказал он. И прибавил с улыбкой: — Я привык доверять родным местам равно как и близким людям.
Затем он тронул Ану-син за плечо и, осмотревшись по сторонам, попросил девушку:
— Никуда отсюда не уходи. Надеюсь, я не заставлю тебя долго ждать.
Когда Вадунар ушёл, Ану-син почувствовала себя покинутой, одинокой и беззащитной. Ей было неуютно и тревожно среди снующих сюда-туда чужих людей. Она нелегко привыкала к городской жизни. Какой-то лоточник пытался всучить ей раскрашенный деревянный ларец, на что девушка ответила решительным отказом. Но торговец оказался слишком назойливым, и ей пришлось скрыться от него в лавке, где продавали прохладительные напитки.
Долгое время Ану-син не обращала внимания на толкущихся в лавке горожан и не прислушивалась к их разговорам. Но вдруг ей показалось, как кто-то произнёс название её родного алу, и девушка насторожилась. Ближе всех к ней располагалась группка из местных жителей, которые пересказывали друг другу последние новости, судачили о том о сём, спорили.
— …Последний же раз её видели в алу Амурру, — продолжала рассказывать молодая женщина с младенцем на руках, — с тем юношей, который ради неё покинул отчий дом и тем самым довёл свою мать до безумия.
— А я слышала, что мать юноши бросилась в реку после того, как её мужа покалечили слуги того богача… Того, который поклялся найти свою невесту во что бы то ни стало — даже если ему придётся избороздить вдоль и поперёк весь Аккад, — вставила косая на один глаз молочница.
— Зять моей тётки был недавно у своих родственников в соседнем с Амурру алу. Так вот он готов под клятвой повторить то, что ему там рассказали: мать юноши не утонула, а обезумела от горя, и теперь все обходят её дом стороной, — немного обиженно возразила ей женщина с ребёнком.
«Ведь они говорят о Шулууми!» — Ану-син даже похолодела от этой мысли.
— Правда ли, что её жених разорил своего отца? — полюбопытствовала какая-то простолюдинка в грязном переднике, о который беспрестанно вытирала свои большие красные руки.
— Сущая правда! — вдохновлённо ответила всезнающая женщина с ребёнком. — Сначала он разорил отца, а потом в припадке гнева или безумия, уж и не знаю, сжёг свой дом, выкорчевал пальмовую рощу, продал землю — и устремился на поиски сбежавшей от него в первую брачную ночь невесты.
Женщины дружно ахнули.
— Неужели на ней и в самом деле лежит проклятие? — спросила одна из слушательниц.
— Говорят, она посланница львиноголовой Ламашту, — проговорила, понизив голос, молочница; от страха она вдруг сразу окосела уже на оба глаза. — И где она ни появляется, там сеет беды, болезни, смерть…
— А я слышала, что это и вовсе не человек, а демон-искуситель в облике красавицы, — вступила в разговор жена торговца напитками, хозяина лавки. — Она завлекает мужчин, овладевает ими, забирает у них душу и затем убивает. Женщин, которые осмеливаются противостоять ей, она обрекает на вечные муки, лишает рассудка, а то и умерщвляет. У младенцев же она пьёт кровь…
— Ох, — простонала молодая мать и крепче прижала к себе малыша, будто хотела укрыть его от близкой, но ещё неузнанной беды.
— Но послушай, ведь ты же говоришь о… о Лилит, — заикаясь проговорила простолюдинка, яростно комкая свой передник.
