Порочный ангел - Блейк Дженнифер (читать книги без регистрации .TXT) 📗
— Я не шпионил за полковником, Элеонора. Мне наплевать, что они говорят. Я бы никогда не сделал ничего подобного, клянусь честью.
— Я верю, — ответила она тихо, тронутая отчаянием, прозвучавшим в голосе брата.
— Я… не могу представить себе, чтобы ты…
Ее охватил гнев, но она сдержалась.
— Нет, — ответила она как можно тверже. — Совесть никогда не позволила бы мне пасть так низко.
— Извини, я сам не знаю, что говорю. Это просто…
И он опустился на нары, закрыв лицо руками.
Но недоверие в его голосе не ускользнуло от внимания Элеоноры. Ей бы также хотелось поверить, что Грант не имел отношения к аресту Жан-Поля и ее. Но она не могла. Ведь как удобно — внезапный отъезд и тотчас — арест. Может быть, он не хотел оказаться с ней лицом к лицу, выслушивать мольбы за Жан-Поля? Или он не доверял сам себе? Но логика неумолима. Совершенно невозможно, чтобы такое событие, как арест двух шпионов, был задуман и выполнен без участия начальника военной полиции, полковника Гранта Фаррелла.
Утомившись, Элеонора наконец села. С грязного одеяла ей на юбку прыгнула блоха, и она быстро, с отвращением сбросила ее вместе с одеялом на пол. Потом снова села на нары, подтянула колени и оперлась спиной о стену. Дождь все так же барабанил, снаружи слышались голоса мужчин, что-то говорил ее брат в соседнем отсеке, но все это служило фоном для размышлений.
Одно было совершенно очевидно — кто-то предал подполковника Льюиса Шлезингера и его людей, устроив им засаду в Санта-Росе. И если не Жан-Поль и она сама — кто тогда? Кто-то, у кого есть доступ к военным документам. И этот кто-то или в Доме правительства, или в особняке. Генерал, Грант, Луис? Похоже, ни один из них не способен на предательство. Но в особняке есть еще сеньора Паредес, хорошо знакомая с Хуанитой. Элеонора не могла представить себе, чтобы сеньора сама разработала такой коварный план. Вполне возможно, что она помогла Хуаните уже тем, что не рассказала о ее намерениях, действиях, но и в этом случае ее все равно нельзя считать абсолютно невиновной. У Хуаниты были и причины, и возможности. И она одна ответственна за арест, который наилучшим образом обеспечивал ей защиту. Что бы Жан-Поль и она, Элеонора, ни сказали против Хуаниты, это вызовет недоверие из-за их положения, а она сама, взяв Жан-Поля в любовники, обеспечила себе прекрасное прикрытие.
Если бы Уильям Уокер был в городе, подумала Элеонора, он наверняка выслушал бы ее объяснения, несмотря на его подпись под приказом об аресте. Может быть, ее письмо настигло бы его, если бы она нашла, кого с ним послать. Но для этого нужны деньги. Луис, конечно, согласился бы, если бы она его попросила. А может, он уже и поехал?
Но в эту схему могла быть включена и Нинья Мария. Конечно, у нее есть возможность связаться с генералом. Она хотя и недолюбливает Элеонору, но это не позволяет поставить под угрозу две человеческие жизни. Разве нет?
Элеонора сцепила руки на коленях, она не могла сидеть и ждать, когда явятся за ней и Жан-Полем. Должен же быть какой-то выход из этого ужасного замкнутого круга! Невольно в ее голове всплыл пустынный угол площади, где совершались казни. А женщин расстреливают? Она не знала. Если стреляют, кто отдаст приказ об этом без Гранта? И кто сделает последний выстрел — выстрел милосердия?
Элеонора встряхнулась, почувствовав, что дрожит в мокрой одежде. Казалось, волосы прилипли к голове, и она, запустив в них пальцы, взбила их, потом глубоко вдохнула, чтобы успокоить нервы. Надо подумать. Мечтать о том, что вернется Грант и освободит ее, прижмет к себе и скажет, что, все это ошибка, бессмысленно. Она должна напрочь избавиться от этих мыслей.
Незаметно за темным занавесом дождя опустился вечер.
Принесли еду — водянистый перец с мясом и твердую маисовую лепешку. И хотя у Элеоноры живот подвело от голода, запах пищи даже не вызвал желания есть. Она не завтракала утром, пропустила ленч, который давали больным, а сюда, в караулку, их с Жан-Полем привели слишком поздно, и до сих пор они оставались без еды.
Человек, принесший ужин, поверх красной рубашки носил подтяжки из кожи гремучей змеи. Глаза у него были маленькие, близко посаженные, а к небритым щекам прилепились ошметки жеванного табака. Когда он протянул Элеоноре теплую миску, его пальцы дотронулись до ее пальцев, сухие и шершавые, покрытые черными завитками волос. После того как она пристроилась на нарах, он стоял, наблюдая за ней и вертя в руках ключ от камеры. Только когда кто-то его окликнул из каморки стражников, он ушел, очень неохотно, то и дело оглядываясь, и Элеонора съежилась.
Свет от лампы, висевшей над входной дверью, почти не доходил до ее отсека. Элеонора сидела, глядя на пляску теней, отбрасываемых фигурами караульных. С ее одежды перестало капать, снаружи дождь стих, и раздался топот лошади, замедлившей бег. Карточная игра прекратилась, и только двое остались на ночной вахте. До Элеоноры доносились их голоса и едкий дым коричневых мексиканских сигар. Ей хотелось окликнуть кого-нибудь из них, попросить вызвать Луиса или отнести записку к Нинье Марии в Дом правительства. Но глубоко сидящий инстинкт самосохранения не позволил ей привлекать к себе внимание. До боли прикусив губу, она продолжала молчать.
Жан-Поль зашевелился в соседнем отсеке, затем позвал ее.
Ей понадобилось время, чтобы собраться с силами ответить ему, и ее голос прозвучал как шепот:
— Да?
— А как ты думаешь, твой друг, испанец, он будет защищать нас на суде?
— Я уверена, что будет, если дело до этого дойдет. — Она не была абсолютно уверена, но пусть Жан-Поль утешается этой маленькой надеждой.
— Он имеет влияние в Доме правительства и мог бы для нас многое сделать.
Элеонора согласилась. К тому же Луис зная о Хуаните гораздо больше, чем говорил. Так что, вполне возможно, он разоблачил бы ее версию и добился бы их освобождения. Однако не стоит слишком полагаться и на это. Офицеры, служившие под началом Уильяма Уокера, не знали пощады. Обычно арест означал смертный приговор.
Мысленно она представила себе, как Грант и генерал по грязи пробираются вперед, не зная, что происходит с ней и ее братом. Удушливая боль в груди на какой-то миг охватила ее так сильно, что она не могла вздохнуть. Когда она подняла подбородок, ее зубы стучали; растирая холодную гусиную кожу рук и плеч под мокрой одеждой, Элеонора поднялась на ноги. Может быть, если она будет двигаться, станет теплее? Но что могло растопить холод, сковавший ее сердце?
Когда она проходила мимо открытого отсека Жан-Поля, он выступил из тени, ухватившись за перекладину.
— Что я такого сделал, — протестующе закричал он, — чтобы заслужить все это? Все, чего я хотел, это на новом месте попытаться восстановить потерянное. Что в этом плохого?
Она не могла смотреть на его лицо, видеть, как он усилием воли пытается сдержать слезы. Она подошла ближе, накрыла ладонями его сжатые кулаки на перекладине.
— Не надо, — прошептала она. — Не надо!
— Я этого не вынесу. Только не Хуанита! Только не моя Хуанита! Боже мой, она была такая милая. Она… Она танцевала для меня, смеялась, завлекала… Бог мой!
Он опустил лоб на сцепленные руки, зажмурил глаза, такой беспомощный. Элеонора коснулась рукой его волос, стала гладить мокрые кудри.
— Не верю… Не могу заставить себя поверить, что она так поступила со мной. Использовала меня. А сама в это время строила козни, даже когда… когда…
Он оттолкнулся от перекладины, откинулся на нары с такой силой, что цепь, на которой они висели, загремела. Сердце Элеоноры снова заныло. Неужели и Грант, держа ее в прощальных объятиях, знал, что с ней должно случиться? «Мне следовало любить тебя еще крепче…» Она глубоко в сердце хранила эти слова, воспринимая их как обещание. Сейчас же они звучали для нее, как погребальный звон.
В камере воцарилась тишина. Дождь прекратился, и только редкие капли шлепались о карниз. Скрипнул стул в каморке охранников, закачалась лампа, один из стражников начал поздний обход. Он медленно шел по узкому коридору, держа лампу над головой. Остановившись, он пристально посмотрел на Жан-Поля, завернувшегося в одеяло и лежавшего спиной к двери. В отличие от того, в подтяжках из змеиной кожи, этот был худощавый, высокий, с серыми, как у моржа, усами. Когда он подошел к отсеку Элеоноры, она отвела взгляд в дальний темный угол и замерла, пока он стоял и не мигая смотрел на нее.