Песнь сирены - Джеллис Роберта (лучшие книги онлайн TXT) 📗
Элис отдала необходимые распоряжения, рассеянно заметив горячий интерес слуг к ее словам и радость от того, что сэр Вильям может есть. Это были распоряжения, за выполнением которых можно было не следить. Бульон для отца будет доставлен, скорее всего, прежде, чем он проснется. Элис вернулась к своим мечтаниям, но их яркие краски потускнели. Элизабет не сможет остаться в Марлоу.. Как только Моджер вернется домой… Моджер… А если Моджер и был тем человеком, который пытался убить папу, и это можно будет доказать… Нет, она превращается в какого-то монстра! Подумать только, какой позор падет на головы Обри и Джона! Она не должна строить свое счастье на страданиях других людей, иначе это обернется горечью для нее самой.
Она уже чувствовала эту горечь. Но к ней подошел Мартин и доложил: слуги предупреждены о том, что никто не должен входить в комнату сэра Вильяма. Сам Мартин будетспать в передней на тюфяке и сможет обеспечить леди Элизабет всем, ей необходимым в течение ночи. Он приготовил кровать для леди Элизабет, которую поставят в спальне сэра Вильяма. Элис вздохнула, Мартин никогда не понимал, что чересчур усерден. Он всегда хотел сделать больше, чем нужно было. Когда Элис заканчивала разговор с Мартином, подошел один из помощников повара. Она взяла из его рук поднос и вошла в спальню. В комнате было совсем темно, если бы не свет, проникавший через дверь. Леди Элизабет увидела тень Элис и подошла к девушке.
– Он еще не проснулся, – сказала она. – Ты выглядишь уставшей, моя дорогая. Может быть, тебе стоит прилечь ненадолго.
Элис действительно выглядела уставшей. Лиловые тени легли под глазами – результат двух беспокойных бессонных ночей. Однако такая заботливость Элизабет была продиктована причинами личного характера. Она хорошо понимала, утомление не сломит Элис, которая была достаточно крепкой. Просто Элизабет хотела остаться с Вильямом наедине, когда тот проснется. Радость, с которой Элис приняла это предложение, и легкость, с которой она вышла, заставили Элизабет усомниться в его правильности. Скорее всего, девушка пойдет к юному Раймонду. Что ж… разве это не самое лучшее?
Кровать под Вильямом скрипнула от его беспокойного движения, и он застонал. Элизабет бросилась к нему, боясь, что он начнет бредить, а это может быть для него опасным. Ее сердце упало, когда приблизившись, она услышала резкий голос:
– Кто здесь?
– Элизабет, – ответила она.
Он откликался на ее голос всякий раз, когда был встревожен, но сейчас наступившая тишина была такой глубокой, что Элизабет испугалась еще сильнее. Она склонилась над ним. Глаза Вильяма были открыты, белки ярко светились в сумраке.
– Зажги свечи, – сказал он, – мне кажется, я кажется еще сплю.
Голос был тихим, неуверенным, но слова совершенно осмысленными. Элизабет облегченно вздохнула и выбежала в переднюю за свечами. Она услышала, как кровать опять скрипнула, а Вильям выругался.
– Лежи! – крикнула она, взмахнув оплывшими свечами, желая предостеречь его от резких движений. – У тебя могут открыться раны.
Теперь он мог видеть ее лицо в свете принесенных свечей.
– Я знаю, что был в бреду. Может быть и сейчас в нем? Что ты делаешь здесь в такой поздний час?
– Элис попросила меня позаботиться о тебе. Она боялась, что недостаточно искусна во врачевании сама.
Опять последовало молчание, но на этот раз не столь продолжительное.
– Либо я гораздо серьезнее болен, чем думал, – сказал он, наконец, – либо заблуждаюсь относительно проницательности дочери… – я полагал, что знаю ее.
– Ни то, ни другое, – ответила, улыбнувшись, Элизабет. – Относительно первого – это всего лишь страх Раймонда, передавшийся Элис. Он написал письмо, из которого выходило, будто он везет домой умирающего, надеясь на помощь родного очага. Это хороший молодой человек, Вильям. Его тревога за тебя очень трогательна… Но Элис так испугалась, что умоляла меня приехать. Относительно второго… Ты понимаешь ее правильно, но она никогда не рискнула бы причинить тебе зло, даже незначительное, из одной только ревности. Кроме того, я не думаю, что она по-прежнему ревнует.
– Что это значит?
В голосе Вильяма прозвучало скорее удивление, нежели гнев или тревога, но Элизабет знала, этот прилив сил не будет долгим. Кроме того, ей не хотелось рассказывать ему больше, пока он не осмыслит того, что она сказала.
– Не сейчас, – сказала она, зажигая еще две свечи. Свет тебя не беспокоит?
– Нет. У меня только немного болит голова.
– Тогда я принесу горшок, а потом дам что-нибудь поесть.
Когда Вильям справил нужду и поел постного бульона (крепкий бульон с мясом оказался ему не по силам), его веки отяжелели от усталости. Тем не менее, он спросил:
– В чем дело, Элизабет? Ты что-то хотела сказать. Уверен, хорошее. Расскажи.
Элизабет приготовилась было, но передумала и сказала только:
– Ты слишком устал. Спи теперь.
Облегчение, написанное на лице Вильяма, когда его глаза закрылись, было наградой Элизабет за хлопоты. Но где-то глубоко в ней росла тревога. Когда Элис впервые сказала «Спросите папу», Элизабет была так уверена в ответе Вильяма, что могла спокойно ждать его пробуждения. Однако, когда он проснулся и Элизабет выполнила все свои обязанности, она подумала, ведь Элис знала его только зрелым человеком. Она сказала, будто люди не меняются, но это было не совсем верно.
Поэтому Элизабет и не стала задавать свой вопрос. Ее мучили сомнения. Чувствительный к колебаниям настроения Элизабет, Вильям заметил бы это.
Благодаря правильному питанию и хорошему уходу, он быстро поправлялся. Тем не менее Вильям пока не чувствовал себя готовым к встрече с невзгодами. Он не просил Элизабет объяснить происшедшую перемену, надеясь, что глубокая, трепетная радость вернется к ним, и не хотел знать, почему она вышла.
Он ни на минуту не оставался один. Элизабет несла ночные дежурства, а Элис сидела рядом с отцом днем, когда та отдыхала. На четвертый день пребывания дома струп на его руке затвердел, края раны на боку зажили. Выделения из раны на плече почти прекратились; края ее сгладились, а ярко-красный цвет потускнел. В тот день к вечеру у Вильяма впервые жар спал до нормальной температуры. На пятый день он уже съел завтрак с большим аппетитом и потребовал прихода Раймонда. Элизабет взглянула на него, пожав плечами, и вызвала юного рыцаря из передней.
– Садись, – сказал Вильям, указывая на табурет. – Как твоя нога? Я вижу, ты еще хромаешь.
– Это ничего, – успокоил его Раймонд. – Просто щажу ее, она болит только, когда сгибаю ногу.
– Вот как? Ты должен тренировать ее понемногу. Не щади слишком долго, иначе рана будет плохо заживать. Теперь расскажи мне, почему привез меня домой, оставив людей и лошадей, не получив, наверное, даже разрешения лорда Херфордского и лорда Глостерского.
– Совсем не так. Именно граф Херфордский сказал мне, что я должен отвезти вас в Марлоу. – Раймонд в сомнении посмотрел на Элизабет. Он не был уверен, можно ли больному человеку рассказывать о попытке его убийства.
– Я не дитя и не глупец, – рассердился Вильям. – Ты побежал к графу Херфордскому с очередным дурацким вымыслом о том, что кто-то пытался убить меня?
– Дурацкий вымысел?! – воскликнул Раймонд. – Это же абсолютная правда! Откуда, вы думаете, этот порез на руке? Кто-то вошел в комнату, где вы лежали в аббатстве, и попытался вас заколоть.
Видя, что Вильям собирается возразить и ему предстоит услышать нечто похожее на «никто не может желать моей смерти», Раймонд принялся подробно рассказывать о перерезанных стременах и о событиях в аббатстве, после чего, поведал о предположении графа Херфордского относительно возможной связи этих покушений с Ричардом Корнуолльским. Вильям задумался.
– Возможно, – сказал он, наконец, – хотя не могу понять, кто и почему. Я не сумел поймать за руку даже проклятого ленивого писаря на… Во всяком случае теперь, когда я дома, беспокоиться не о чем. Оставим это. Хорошо, если бы ты начал выезжать и разузнал, можно ли собрать в поход побольше людей. Полагаю, дело в Уэльсе еще не закончено. Если король приведет туда армию, которую собрал против шотландцев, тогда конец… Но, насколько я знаю Генриха, он не сделает этого. Когда армия будет распущена, Дэвид опять спустится с гор.
