Самый неподходящий мужчина - Беверли Джо (библиотека книг txt) 📗

— Стрела попала в планку корсета. — Фитц приостановился. Теперь, когда самое страшное было позади, облегчение грозило раздавить его. — Милостью Божьей она избежала смерти.

— Слава Богу! Я была уверена...

— В нее воткнулись щепки, которые надо вытащить, — сказал он, призвал на помощь все свои силы и понес Дамарис наверх.

Дженива поспешила вперед, чтобы открывать двери. Когда Фитц положил Дамарис на кровать, она сняла с нее накидку и прикрыла грудь одеялом. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он, испытывая непреодолимое желание отвести выбившиеся пряди волос с ее лица, но понимая, что его самообладание висит на волоске.

— Вне опасности. Благодаря тебе.

— Как видишь, я не смог уберечь тебя. — Когда девушка пошевелилась, он посоветовал: — Лежи тихо, пока щепки не вытащат.

Он не мог оставаться здесь во время этой процедуры, но не желал покидать ее. Он понимал, что в доме ей ничто не грозит, но все равно ему хотелось быть рядом.

— Почему я? — спросила Дамарис. — Я была с опущенным капюшоном. Никто не мог принять меня за Джениву.

— Я слишком поздно начинаю понимать, что все это время именно ты была мишенью. Из-за денег, полагаю. Ты знаешь, кто твой наследник?

Ее глаза расширились.

— Нет. Мне ни разу не пришло в голову спросить. Как глупо!

— Мне следовало подумать об этом. Мысль об опасности, грозящей Эшу, полностью завладела мной.

— Тебе надо идти, Фитц, — сказала Дженива. — Мы не можем вытаскивать занозы, пока ты здесь, и Эшу надо сказать. — Видя его колебания, она добавила: — Уверена, что в доме мы все в безопасности, но на всякий случай у меня твой пистолет.

— Всегда лучше принять меры предосторожности. — Ноги у него были еще будто налиты свинцом, но он заставил себя двинуться к двери.

— Он безумно любит тебя, — сказала Дженива. Дамарис посмотрела на нее:

— Правда?

— Он плакал, когда думал, что ты умираешь.

— Это была жалость, не любовь.

— Он называл тебя «любимая». Я понимаю, почему ты не можешь выйти за него, но такие сильные чувства нельзя отбросить в сторону.

Дамарис прижала руку к тому месту, где пульсировала болью разорванная плоть, которое было так близко к ее раненому сердцу. В комнату влетела Мейзи:

— Ну что вы еще натворили, мисс Дамарис? Ей-богу, вас прямо на минуту нельзя упускать из виду!

Дамарис все рассказала Мейзи. Служанка ухватилась за столбик кровати.

— Кто-то стрелял в вас, мисс?

— Да, но никому не говори. Скажем, что я поскользнулась и сильно ударилась.

— А окровавленная одежда? — выразила сомнение Дженива.

— И порезалась о какое-нибудь стекло. Все равно мы заберем улики в Лондон. Мы едем туда завтра, Мейзи.

— Слава тебе Господи! А как же с тем, кто это сделал? Дамарис мрачно взглянула на Джениву:

— Разберемся. А теперь найди пинцет и вытащи занозы. Мейзи поспешила к комоду, ворча что-то вроде «этот Фитцроджер...».

Дженива вытащила длинную булавку для галстука, чтобы раздвинуть края разорванной рубашки. Дамарис заметила, что булавка серебряная, с простой головкой. У Фитца должно быть что-то более изысканное.

Возможно, из-за соприкосновения со смертью Дамарис теперь была уверена: она хочет его, даже несмотря на позорное пятно в его биографии. Он ее прекрасный герой. Ее рыцарь без страха и упрека.

— Кто может быть твоим наследником? — поинтересовалась Дженива, принося влажную тряпочку, чтобы стереть кровь.

Дамарис осознала, что пыталась спрятаться от этой мысли.

— Не знаю.

— Родственники отца?

— Они отказались от него и ничуть его не заботили.

— Возможно, какой-то друг. Даже кто-нибудь с Востока.

— Это кажется наиболее вероятным. Как странно иметь смертельного врага, которого никогда не встречала.

Мейзи подошла с маленькой медицинской шкатулкой Дамарис. — Это все из-за него, — проворчала она, забирая кусок ткани у Дженивы. — Ох вы, бедняжка! Все разодрано и опухло. Будет больно.

— Давай действуй. Только смотри, чтобы ничего не осталось.

Было действительно больно, но вполне терпимо, особенно когда Дженива держала ее за руку. Она думала о мужчине, который плакал, считая, что потерял ее. Она понимала, что сейчас не в состоянии ясно мыслить, но он нужен ей. Навсегда. Жизнь слишком коротка и быстротечна, чтобы довольствоваться чем-то второсортным.

— Ну вот, мисс. Думаю, теперь все. Чем мне это обработать?

Дамарис попросила зеркало. Ее раны выглядели довольно пустяковыми для всей этой суеты и волнений, но нельзя забывать об опасности заражения.

— Вначале настойкой базилика, потом зеленой мазью. И чистую ткань сверху. Полагаю, придется сделать круговую перевязку, чтобы она держалась. А потом мне нужна чистая рубашка и мой халат.

— Вы же не собираетесь вставать, мисс! Вы должны оставаться в постели после такого ужасного потрясения.

— Я сойду с ума, лежа тут. Я хочу встать и выпить сладкого чая с бренди. Только не слишком сладкого.

Мейзи обработала рану. Дженива помогла Дамарис сесть, чтобы сделать перевязку. Было не очень больно, но голова кружилась. Ее подавляла и угнетала мысль, что кто-то пытался убить ее. Дважды.

Она вспомнила мужчину с кривыми зубами и поняла, что это он отравил сидр в Тикмануэлле. Значит, ее первое неприятное впечатление о нем не было обманчивым. Он намеревался отравить ее. Он что, ее наследник? Или наемный убийца?

Ей потребовалось опереться на руку Дженивы, чтобы дойти до кресла у огня. Мейзи подставила табуреточку ей под ноги и укутала шерстяным пледом. Дамарис не возражала. В комнате было тепло, но ее до костей пробирала дрожь. Мейзи вышла, а Дженива подложила еще одно полено в огонь и подошла к окну, которое не было замерзшим в это время дня. Но за ночь оно снова покроется льдом.

— Надеюсь, там никто не прячется? — спросила Дамарис. Дженива повернулась:

— Я уверена, что в доме ты в полной безопасности.

— Как глупо не знать, кто мой наследник. Я должна была сама посмотреть отцовское завещание, а не позволять моим поверенным пересказать самое главное своими словами. — Она вздохнула. — Чтение маминого завещания показалось мне таким скучным, что когда я обнаружила, что завещание отца имеет отношение ко мне, то была рада, что избавлена от этого. И теперь наказана за леность.

— Не будь слишком строга к себе. Кто же мог вообразить такое злодейство?

— Как только мы доберемся до Лондона, я прочту все от корки до корки. — Но сначала, подумала она, бросив взгляд на окно, надо туда добраться живой. Выстрелить можно откуда угодно.

Мейзи вернулась с чайником и двумя чашками. Дженива налила чаю и добавила молока.

— Не забудь, не слишком сладкий, — напомнила Дамарис. Дженива подала чашку, и они обменялись понимающими улыбками.

С каждым глотком дрожь ослабевала, а вскоре и вовсе прошла. Сердцебиение пришло в норму, но мысли Дамарис то и дело возвращались к тому моменту, когда она ощутила удар и увидела торчащую из груди стрелу. Это было так же бессмысленно, как дотрагиваться до больного зуба в надежде, что на этот раз не будет больно. Но она не могла умереть.

Послышался стук в дверь, и Мейзи ответила. Фитцроджер спрашивал, можно ли войти. Дамарис разрешила, и он подошел к ней:

— Очень больно?

Тут только до нее дошло, что она прижимает руку к груди.

— Нет. После того как вытащили занозы, почти совсем не больно. — Ты не слишком рано поднялась? — спросил он озабоченно, но без видимой любви или страсти.

— Нет, все в порядке.

— Значит, ты сможешь завтра отправиться в дорогу? — спросил он. — Эти бумаги надо доставить королю, и мне будет гораздо спокойнее, когда ты окажешься под защитой лондонского дома Родгара.

— Да, я уверена.

Он слегка нахмурился:

— Не было ли чего подозрительного в том падении в Тикмануэлле, Дамарис?

— Я думала об этом. Кто-то врезался в меня, но на улице было полно людей. И потом, когда я лежала на земле, луна исчезла. Я подумала, что на мгновение потеряла сознание, но, возможно, кто-то навис надо мной...