Портрет моего сердца - Кэбот Патриция (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
— Надо же! — И Мэгги гордо прошествовала к туалетному столику.
— Кто бы говорил! Где ты раздобыла свою тряпку? На помойке?
— Очень смешно. Где моя собака?
— Питерс увел его в парк. — Джереми сердито посмотрел на дверь гардеробной. — По-моему, я велел тебе…
— Поверить не могу, что у тебя хватило наглости заставить одноногого человека выгуливать собаку! Право, Джереми, это чересчур.
Из гардеробной появилась горничная Памела, дочка одного из арендаторов Ролингз-Мэнор, недавно привезенная в Лондон.
— Вы хотели надеть это платье, мисс. О! — Покраснев, горничная сделала книксен. — Ваша светлость! Прошу прощения, ваша светлость! Я вас не заметила!
— Не обращай внимания, Памела, — сухо проговорила Мэгги. Она невозмутимо стерла крем с лица и, поднявшись из-за туалета, стала спокойно помогать девушке поднимать веши с пола. — Его светлость как раз уходит. Не так ли, ваша светлость?
— Одну минутку, Памела. Я должен сказать мисс Герберт несколько слов наедине. — Говоря это, он потащил Мэгги в гардеробную, потом закрыл поплотнее дверь и укоризненно сказал: — Я, кажется, велел тебе не вылезать из постели.
— А я, кажется, велела тебе прогулять мою собаку.
— Твоего пса сейчас прогуливают. Я-то свою часть сделки выполняю.
— Я бы тоже не нарушила слова, — уверила Мэгги, разглаживая завернувшийся лацкан его халата, — если б не вспомнила, что в одиннадцать часов в мою студию явятся грузчики и мне надо их встретить.
— Грузчики?
— Завтра вечером открывается выставка моих картин, их нужно перевезти в галерею Огюстена…
При упоминании имени француза Джереми побагровел.
— Мне надо с тобой поговорить.
— Джереми, я и правда уже опаздываю, давай отложим разговор.
Она пошла к двери, но герцог схватил ее за рукав жуткого клетчатого халата и, когда Мэгги обернулась, несколько раздраженно сказал:
— Ладно. Мне нужно сейчас ненадолго уехать, присмотри за этим в мое отсутствие.
В отчаянном стремлении показать свое отношение к ней Джереми вынул Звезду Джайпура и положил ей в карман.
Потрясенная Мэгги уставилась не на огромный сапфир, а на спину удаляющегося герцога.
— Уехать? — растерянно повторила она, — Куда, Джерри? Когда вернешься?
Но ответом был только щелчок закрывшейся двери.
Глава 32
Как все художники, Мэгги терпеть не могла, чтобы ее творения брал в руки кто-то другой, а тем более смотреть, как их ворочает немытый здоровяк, приговаривая «ничего себе картинки». У какого художника это не вызовет тревогу?
Но сейчас волнение, связанное с перевозкой картин, было наименьшей из забот. Из головы у Мэгги не шла утренняя сцена с Джереми. Когда она спохватилась и отправилась его искать, выяснилось, что герцог действительно куда-то уехал. Слуга тоже не показывался. О конечно, песика он ей вернул, однако, согласно возмущенному рассказу Эверса, моментально скрылся за дверью!
И к просьбе Джереми поговорить, и к нему самому она отнеслась не слишком вежливо, не стоило так обрывать его… Правда, ее мысли были поглощены выставкой, а женщине, особенно деловой, можно простить невнимание, раз ей надо срочно заняться другим…
Другим? Господи, помолвка! Одно это слово вызывало у нее желание крепко ударить себя по лбу. Что ей делать с Огюстеном? Сегодня же найти способ разорвать их помолвку. Она просто не может больше позволять ему думать, что она станет заниматься с ним тем, чем занималась последние два дня. Это совершенно немыслимо! То, что произошло у нее с Джереми… Вряд ли они когда-нибудь смогут прийти к обоюдному согласию, разве что в постели, где у них проблем не возникало, но едва они ее покидали, несчастья так и сыпались. У нее, кроме Джереми, никого не будет. Она ужасно благодарна Огюстену за его доброту, однако никогда не сможет допустить его… позволить ему… Боже, она заливалась краской стыда при одной мысли об этом!
Из-за тревожных раздумий весьма несложное занятие превратилось в кошмар. Мэгги, конечно, опоздала, поэтому Огюстену пришлось заплатить грузчикам за лишние полчаса ожидания, он сердился на нее, что несколько раз и подчеркнул.
— Это на тебя не похоже, Маргерита. От других художников, с которыми я имею дело, такого поведения еще можно ожидать, только не от тебя! Что-то случилось?
Мэгги в это время следила за тем, как грузчики вверх ногами тащат портрет юного маркиза с братом, и сумела лишь пролепетать:
— Нет, все в порядке.
— Не хочу тебя порицать, однако если ты знала, что задержишься, то дала бы мне ключ от мастерской, и мы бы начали сами.
— Я не знала. Осторожнее! — Деревянный подрамник под грубыми руками вдруг сломался пополам, и грузчик растерянно заморгал.
— Я не виноват! — воскликнул он, когда Огюстен разразился французскими проклятиями.
— Боже мой! — Мэгги бросилась к обвисшему холсту. К счастью, масло еще не высохло, и красочный слой не треснул. — Пожалуй, я смогу это поправить… Идите в тот угол, забирайте вон те пейзажи. А холст оставьте мне.
Разумеется, «вон те пейзажи» тоже оказались не вполне просохшими, на что ей с досадой указал Огюстен. В результате на четырех полотнах по краям виднелись отпечатки грязных пальцев. Сознавая, что в таком виде их не продашь, Мэгги поставила картины на мольберты для быстрых поправок, но обнаружила, что не помнит, какие оттенки смешать, чтобы не нарушить тональности. Грузчики, растерявшиеся от ее путаных указаний и рассерженные французской бранью Огюстена, забыли в студии половину работ, и Мэгги с Огюстеном пришлось бежать за ними вниз по шести этажам, к несказанному веселью других художников, которые высунулись из своих мастерских, подгоняя их поощрительными возгласами.
Только к часу дня грузчики наконец уехали, притом в очень плохом настроении, так как рассчитывали на получение денег сразу, но Огюстен лишь посмеялся, заявив:
— О нет, ребята. Оплата после доставки.
Рабочие заворчали, стали намекать на печальную судьбу картин на грязных дорогах между студией и Бонд-стрит. Услышав их, Мэгги бессильно опустилась на диван.
— Огюстен, — прошептала она, — поезжай с ними, очень тебя прошу.
При виде ее бледности Огюстен с трудом удержался от очередных проклятий, схватил шляпу и произнес:
— Ладно. Я прослежу, чтобы твои работы не упали в грязь, а ты поправишь все испорченные пейзажи. — Мэгги молча кивнула. — Вечером ты присоединишься ко мне в галерее. Картины будут уже вставлены в рамы, и мы сможем развесить их, как ты сочтешь нужным.
Мэгги снова кивнула. Огюстен попрощался и уехал, явно столь же расстроенный, как и она, хотя по другой причине. У него еще болел сломанный нос, и, разумеется, он беспокоился по поводу завтрашнего открытия выставки, представлявшей свету нового художника. А сама виновница торжества не слишком помогала рассеять мрачное настроение, ибо пребывала в тоске, хотя ей следовало благодарить Огюстена, который сделал для нее столько хорошего, проявил столько терпения.
Почему она не могла его полюбить?! Как было бы все проще, полюби она Огюстена! Сегодня она все ему объяснит. Должна.
Мэгги понадобился остаток дня, чтобы поправить испорченные работы, и в галерею на Бонд-стрит она приехала только в пять вечера, продрогшая, испытывающая жажду, поскольку выпила до последней капли остававшееся в мастерской вино. Ей казалось, что оно даст ей мужество произнести то, что она репетировала весь день: «Огюстен, я очень сожалею, но не могу выйти за тебя замуж. Я люблю другого, и будет нечестно по отношению к тебе, если я…»
Да, так будет правильно. Только не стоит упоминать, что она лежала в постели с тем другим…
Однако, войдя в галерею, Мэгги поняла, что у нее не будет возможности произнести свою исповедь. Огюстен яростно кричал на одного из своих помощников, которому удалось пробить молотком стену насквозь и попасть в витрину с перчатками соседней лавки. Другие помощники метались с ее картинами под мышкой, слишком напуганные гневом хозяина, чтобы вешать их, пока тот не закончит свирепую тираду.