Розовая гавань - Коултер Кэтрин (книги полные версии бесплатно без регистрации txt) 📗
— Ваш рассудок в порядке. Дело в чем-то ином.
— Ведунья способна на любое чудо, — засмеялась леди Морайна, ласково похлопав Гастингс по руке, — Ты всегда в это верила, так поверь и сейчас.
— Я верю, даже сомневаюсь, надо ли вам принимать лекарство. Может, в этом уже нет нужды.
Затем Гастингс приступила к обычным хлопотам. Отправила слуг чистить отхожие места, вонь от которых разносилась по всему замку, взглянула на работу искусных прях, обученных еще матерью, обсудила с Макдиром блюда на несколько ближайших дней, прополола грядки в цветнике и подвязала водосбор. Солнце уже достигло зенита и начало припекать. Рана побаливала, и Гастингс слегка помассировала бок. Вдруг что-то заслонило ей солнце. Рядом стоял Макдир, который обычно не высовывал носа из кухни.
— Куница вылакала весь бульон, но я беспокоюсь. Она бегает не так шустро, как раньше. Это ничего, Гастингс?
— Ничего, Трист с каждым часом поправляется. Он съел бульон, а потом еще немного хлеба. Северн не спускает с него глаз, по-моему, он даже на мечах упражняется, не выпуская Триста из-под туники.
Макдир помялся, теребя неуклюжими пальцами цветы аллиума, и сказал:
— Хорошо, что ты вернулась, Гастингс.
— Конечно. А ты разве не ладил с Марджори?
— Ах, она прекрасна, словно утренняя звезда. — Повар с чувством прижал руки к груди. Даже ты, Макдир!
— Но знаешь, Гастингс, эта женщина холодна как лед. Она все время строит козни и прикрывается ослепительной улыбкой. Приглядывай за нею, Гастингс. Людям известно про яд, и многие считают, что вино отравила она.
— Я не желаю за ней приглядывать. Я желаю от нее отделаться.
— Ну так отправь ее восвояси, Гастингс. Прямо сегодня.
Возвращаясь в зал, Гастингс думала о том, что больше всего на свете ей хочется, чтобы Северн любил только ее, и пусть тогда возле него увивается Марджори или еще какая-нибудь красавица. Однако ей совершенно не хотелось добиваться этого с помощью зелья.
Бок разболелся не на шутку, видимо она слишком усердствовала в цветнике. Гастингс с трудом поднялась в спальню. Через два дня Ведунья снимет швы, и тогда Северн накажет жену за бегство. И, может быть, тогда он вернется к ней в постель.
Северн восседал в своем кресле и выглядел холодным и неприступным. Обычно он разговаривал с девочкой, сидя на корточках и понизив голос. Но не сейчас.
— Подойди ближе, Элиза. Не кривляйся, у меня нет времени, чтобы тратить его впустую.
Та сделала несколько шагов, отчаянно заламывая пальцы, но Северна, видимо, совершенно не трогал детский испуг.
— Ты обвинила мою жену в том, что она сама отравила себя. Объясни, почему ты так считаешь. — Девочка задрожала. — Хватит! Ты возвела на Гастингс тяжкое обвинение и должна отвечать, иначе пеняй на себя.
Элиза, к удивлению Гастингс, смело выдержала его взгляд, затем посмотрела на Гастингс, и детское личико, такое чистое и невинное, отвратительно сморщилось.
— Я видела ее. Да, да, видела, как она пробралась в зал, оглянулась, нет ли кого рядом, и высыпала порошок в свой кубок.
— Когда? — подался вперед Северн. — Когда именно ты застала Гастингс за этим занятием?
— Вчера, перед самым обедом.
— Что на ней было надето?
— Надето? — Элиза оглянулась в поисках Марджори.
— Так что же, Элиза? Смотри мне в глаза. Девочка готова была заплакать, сбежать.
— Не помню, — прошептала она.
— Это же было только вчера, Элиза.
— Платье того самого цвета, от которого она становится как желтушная.
Северн рванулся вперед, чтобы ухватить Элизу за руку.
— Стой на месте и послушай меня, Элиза. Я ни разу не видел, чтобы зал оставался пустым хотя бы на одну минуту. Ты говоришь, здесь никого не было, кроме Гастингс и тебя?
— Да. Она меня не видала. Я умею прятаться.
— Мадам Агнес! Подойдите сюда и расскажите, чем занималась Гастингс перед обедом.
— Она была со мной, вашей матушкой и Алисой. Мы помогали ей надеть шафрановое платье, и она оставалась с нами, пока не пришло время спуститься к обеду.
— Надо ли, чтобы это подтвердила и моя мать? — обратился Северн к Элизе. — Или Алиса?
— Ненавижу тебя! Ненавижу Гастингс! Хочу домой, с Марджори!
Девочка бросилась к опекунше, прижалась к ней всем телом, спрятав лицо в складках ее платья.
— Прости меня, Гастингс, все это не очень-то приятно.
Он замер, глядя на Марджори, старавшуюся утешить Элизу. Черт побери, при виде ее красоты у него всякий раз тяжелело в паху. Да и у кого бы на его месте не тяжелело? В этот миг Марджори подняла на Северна невинные очи.
— Можешь забрать девочку в свою комнату, — приказал он. — И не забудь объяснить ей, что нехорошо лгать. Мне совершенно не нравится, как ты воспитываешь ее, Марджори. Элиза очень изменилась, стала пронырлива, все чаще лжет. Мне это не нравится.
У Гастингс отнялся язык от изумления. Он осуждает свою богиню? Но ведь Северн прав. Элиза очень изменилась, стала двуличной. Неужели виновата только Марджори? С другой стороны, вряд ли Элиза сама могла связать шафрановый цвет платья с желтухой. Наверняка это сказала Марджори, а девочка лишь повторила, желая уязвить Гастингс.
Северн повелительно махнул рукой, и Марджори с Элизой поспешили из зала.
— Обедать будете у себя в комнате. Марджори и виду не подала, что слышит его приказ.
Гастингс едва удержалась, чтобы не броситься мужу на шею. Он сделал выбор и теперь без промедления отправит их в Седжвик.
— Надеюсь, хотя бы у мадам Агнес хватает совести говорить правду, — заявил Северн. — А моя мать скажет что угодно, лишь бы покрыть тебя. И Алиса тоже.
Вот так. Руки Гастингс непроизвольно потянулись к серебряной вазе с холодной водой. И она выплеснула ее на мужа.
— Ублюдок!
Трист высунул наружу мокрую мордочку, недоуменно взглянул на Гастингс, потом на хозяина.
Тот немедленно поднялся. Испуганная Гастингс отскочила, но успела отбежать лишь фута на три. Северн подтащил ее обратно, стараясь не задеть рану, и повернул к себе лицом.
— Ты меня боишься, но все равно делаешь такие вещи, — очень тихо сказал он. — Ты продолжаешь выставлять меня на посмешище всякий раз, когда тебе взбредет в голову.
— Ты назвал меня лгуньей. Ты назвал лгуньей собственную мать. По-твоему, я должна сидеть, глотая одно оскорбление за другим?
— Я хочу, чтобы ты потрудилась облекать свои чувства в слова, а не бросаться на меня. Я дал тебе слишком много воли, Гастингс. Пора натягивать вожжи.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не умеешь держать себя в руках, не желаешь управлять своими чувствами. Я не могу позволить, чтобы так продолжалось. И я не позволю. Два дня ты будешь обедать на полу рядом с волкодавом Эдгаром. А чтобы не набросилась на меня с табуреткой или вазой, придется тебя привязывать к волкодаву. Не следует одеваться роскошно, так как Эдгар бывает очень неопрятным. И не вздумай сбежать, Гастингс, ибо тогда я не ручаюсь за последствия.
С этими словами он развернулся и вышел из зала.
— Неужели тебе нужно без конца повторять одно и то же, Гастингс? — укоризненно качала головой Агнес. — Нет, не пытайся уверять меня, что муж к тебе несправедлив. Ты же швырнула в него вазой. И он не бил тебя лишь потому, что всегда думает о последствиях. Лорд Северн не желал вредить ни тебе, ни ребенку, а вот ты не боялась проломить ему голову вазой. Ах, я должна научить тебя владеть собой, не то, чует мое сердце, ближайшие месяцы ты просидишь рядом с волкодавом.
Агнес покинула зал, все еще качая головой. Слуги и воины уставились на Гастингс. Волкодав Эдгар заворчал и потерся об ее руку.
Вечером леди Морайна принесла ей старое платье.
— Всего два дня, это не такое уж суровое наказание.
— Он меня унизил, назвал лгуньей.
— Ты опять сбежишь?
— Вряд ли. Никто из его людей не выпустил меня даже во двор. Я ненавижу вашего сына, миледи.
— Ты запустила в него вазой, Гастингс, а недавно чуть не оскопила. Долго еще ты намерена бросаться на него?
