Не бойся любви - Осборн Мэгги (чтение книг TXT) 📗
— Это куда больнее, чем огнестрельная рана, — сказала Дженни, пробуя твердость собственного голоса. Голос дрожал, но куда меньше, чем она ожидала. Тай передал ей горящую сигару. Дженни наполнила легкие горячим дымом, потом выпустила его. Тай ждал целую минуту.
— Шить придется прямо здесь, — негромко проговорил он. — Я не смогу сделать это, если не стану возле тебя на колени. А сама ты шить не в состоянии.
Оба понимали, что привлекут к себе нежелательное внимание. Дженни кивнула и положила руку на дрожащее тело Грасиелы.
— Козленок! Грасиела! Перестань плакать и сядь. Нам надо поговорить.
Грасиела опустила промокшую от слез шаль и глянула на Дженни.
— Ты умираешь?
— Да ничего подобного! — Дженни прикусила губу. — Ни за что на свете! Но должна тебе сказать, что я здорово… м-м-м… сильно раздражена. И нуждаюсь в твоей помощи.
Дженни постаралась сосредоточиться только на ребенке. Тут следовало соблюдать особую осторожность: девчонка, прах ее побери, запомнит каждую минуту происходящего. Что было сказано, что сделано, как это было сказано и сделано. Нет, ответственность за ребенка — это похуже гвоздя в заднице, ни с чем другим ее не сравнишь!
— Тебе нужна моя помощь?
Изумленная Грасиела села, прижимая шаль к груди и переводя глаза с Дженни на Тая и обратно.
Дженни облизнула губы и попыталась думать только о Грасиеле, а не о своей боли.
— Помнишь, ты говорила мне, что умеешь шить?
Грасиела кивнула, все еще не понимая. Дженни посмотрела ей прямо в глаза.
— Грасиела, мне нужно, чтобы ты сшила края раны. Можешь ты это сделать?
Ужас исказил черты лица Грасиелы. Еле слышные задыхающиеся звуки вырвались из ее груди.
— Я… я не могу.
— Дженни.
Тай наклонился к ним, всем своим видом выражая неодобрение.
— К кому же еще нам обратиться? — огрызнулась Дженни, не отводя взгляда от белого лица Грасиелы. — Ты можешь это сделать. Это все равно как самый обыкновенный шов. Ты просто должна скрепить один край с другим. Я бы сделала это сама, но мне не видно рану.
Видеть рану Дженни мешала грудь.
Грасиела затрясла головой, стиснула руки. Слезы лились рекой, и, как обычно, текло из носа.
— Я не могу, не могу!
— Вытри ей нос, слышишь? — обратилась к Таю недовольная Дженни и отхлебнула еще один солидный глоток из горлышка.
— Ради Бога, Дженни! Это уж слишком — просить ребенка. Я сам зашью, — прорычал Тай и полез в седельную сумку за мешочком со швейными принадлежностями.
— Отлично! Дай малышке твой пистолет и поставь ее на страже. Вели ей пристрелить третьего кузена, если он явится сюда, разыскивая нас.
По яростному выражению лица Тая Дженни поняла, что попала в точку.
— Если бы тот парень с перрона сел в поезд, мы бы с ним уже встретились. Ты так не считаешь?
— Возможно. Но вероятно и то, что он дожидается следующей остановки.
У Тая потемнело лицо, и он повернулся к Грасиеле.
— Ты меня прости, маленькая. Мне это не по сердцу, так же как и тебе, но кажется, что именно ты должна зашить рану.
— Не могу! Не могу! — продолжала Грасиела, плача и прижимая к щекам маленькие ручки.
— Послушай меня, — спокойно заговорила с ней Дженни и ласково взяла руку девочки в свою, испачкав ее кровью. — Если мы не зашьем рану, она не перестанет кровоточить. Она не будет заживать. Если мы не остановим кровотечение, я попаду в очень тяжелое положение. Ты понимаешь, что я тебе говорю?
— Я не могу воткнуть иголку прямо в… — Грасиелу затрясло, лицо у нее отдавало в синеву, как снятое молоко.
— Сможешь. Человеческая кожа плотнее ситца или другой бумажной материи. Но ты сможешь. Надо только посильнее нажимать на иглу.
Грасиела уронила голову Дженни на плечо.
— Я сделаю тебе больно.
— О да. Это будет больно, как черт его… то есть очень больно. Но я постараюсь не кричать, если ты не будешь тоже.
— Поезд так ужасно качает!
Дженни подняла руку и погладила девочку по голове, недоумевая, куда подевалась шляпа Грасиелы. — Я верю, что ты сделаешь.
— Ты мне веришь? — прошептала Грасиела, повернувшись и глядя Дженни в глаза,
— Я доверяю тебе свою жизнь, козленок. И это правильно. Ведь за тобой должок. Я ухаживала за тобой, когда ты болела, теперь твоя очередь сделать что-то для меня. И твоя задача полегче. Я бы предпочла шить — подумаешь, несколько стежков! — а не убирать блевотину.
Грасиела вытерла глаза и нос рукавом — в обычных обстоятельствах она бы и не подумала так поступить — и бросила быстрый взгляд на мешочек со швейными принадлежностями, который Тай вертел в пальцах.
— Можно мне попробовать текилу?
— Ну нет! — Дженни сдвинула брови. — Если ты еще начнешь пить, мне придется здорово тебя отдубасить. — Она закрыла глаза, вздохнула раз-другой, потом посмотрела на Тая. — Дай ей все что нужно. А ты, Грасиела, выбери самую крепкую нитку и сложи ее вдвое. Да, и вот что… — Дженни замялась.
— Что? — спросила Грасиела; мешочек для шитья вздрагивал у нее в руке.
— Если я потеряю сознание, не бросай шить. Наоборот, если со мной случится обморок, ты шей как можно быстрее, поняла?
Тай буркнул себе под нос несколько ругательств, потом стал в проходе спиной к ним с таким видом, что вряд ли кто решился бы к нему сунуться. Дженни жестом велела Грасиеле опуститься возле себя на колени.
После нескольких неудачных попыток Грасиела, приноровившись к ходу поезда, вдела нитку в иглу. Руки у нее дрожали так сильно, что наперсток то и дело соскакивал с пальца. Дженни еще раз глотнула текилы, и они с Грасиелой поглядели друг на друга.
— Мы с тобой многое испытали, — тихо проговорила Дженни. — Сейчас нам предстоит всего лишь новое испытание. Ничуть не труднее прежних.
— Тебе больно? — шепотом спросила Грасиела, широко раскрыв глаза.
— Немного, — солгала Дженни, потому что болело дьявольски.
Она очень гордилась своей выдержкой — больше, чем любым другим своим качеством или поступком.
«Маргарита, надеюсь, ты это, черт побери, видишь. Если у меня когда и был повод как следует выругаться, да и не раз, то именно теперь, клянусь Богом. Но, как ты, надеюсь, замечаешь, я подаю хороший пример».
— Ты будешь плакать?
— Возможно. Однако мне бы не хотелось, чтобы ты заметила, так что не поднимай голову. — Дженни убрала пропитанный текилой и кровью лоскут, Грасиела увидела рану и со свистом втянула в себя воздух. — Когда кончишь, налей на шов текилы.
Дженни закрыла глаза, задрала блузку и вытянулась на скамейке, стараясь дышать ровно и глубоко.
Первый укол был очень слабенький и не болезненный. Кожа не подалась. Второй такой же.
— Ради Бога, ты собираешься шить или просто мучить меня? Действуй смелее и поскорее кончай с этим!
На четвертой попытке игла проколола кожу, и Дженни потеряла сознание.
Глава 14
Тай устроил изголовье из седельных подушек, накрыл Дженни ее шалью, после того как она свернулась клубочком на скамейке. Опустившись на колени, всматривался в ее раскрасневшееся лицо, надеясь, что побагровело оно не от температуры.
— Повязка не чересчур тугая?
— Вроде корсета.
— Хочешь еще текилы? — Тай убрал со лба у Дженни длинную прядь влажных от испарины волос. — Если ты голодна, то у нас еще есть тортильи. — Дженни помотала головой. — Ладно, отдохни. Сон — лучший врач.
Тай примостился на сиденье возле Грасиелы и закурил еще одну сигару, чтобы чем-то заняться. День уже клонился к вечеру. Длинные тени легли на землю; их отбрасывали кактусы, которые в этих местах были гораздо выше, чем на пустынных участках. Если бы Тай ехал верхом на лошади, он бы заметил, что местность к северу понижается, но движение поезда не давало возможности делать подобные наблюдения.
Он курил, обуреваемый негодованием и заботами, и смотрел на лицо Дженни — на ресницы, золотистыми полумесяцами опустившиеся на щеки, на полуоткрытые губы.
