Над бурей поднятый маяк (СИ) - Флетчер Бомонт (читать хорошую книгу txt) 📗
Кит пнул его, что есть мочи, и они, переплетясь, врезались в стену — так, что откуда-то между сколоченных досок полетела золотая труха, извечная пыль с крыл театральных фей. Шумно, коротко вдохнув, Кит начал вырываться. Откуда-то на его лицо брызнула кровь — через мгновение он понял, что лбом разбил Аллену нос, и тут же сам получил в челюсть — по-настоящему, без пренебрежения.
— Вот теперь — хорошо! — расхохотался он, и, вытянувшись, схватил со столика полупустую бутылку: в крепком захвате изловчиться вытащить из ножен кинжал оказалось куда труднее, чем могло бы показаться.
***
— Все дело в том… — Уилл смотрел в стол, нервно теребил кольцо на пальце, крутил в руках опустевшую кружку, — все дело в том, что…
Пиво было допито, девка так и крутилась рядом, стреляла глазами в Уилла, да и на него, Джона, знай поглядывала — срам один! Пришлось отослать ее за новой порцией здешнего пойла. Уилл же снова мялся и мямлил, подбираясь издали — вот еще одна черта, которую Джон Шекспир в своем отпрыске не переносил. Мужчина ты или нет, говори, что считаешь должным сказать, или молчи. Как только Уилл свои пьески бесконечные сочинял, если в простом разговоре двух слов связать не мог. Удивительно, просто удивительно.
— Да говори уже, Уильям, наконец! — не сдержался Джон, снова возвысил голос, и Уилл испуганно оглянулся, как будто они устроили тут второй заговор Бабингтона, а не родственную встречу. — Ну?
— Я живу у одного… человека…
Джон пожал плечами — нашел новость. Ясно же, как божий день, что не на улице, а Джейме скорее отрежет кому-то уши, чем позволит ночевать в своем театре и жечь там свечки ночи напролет.
— Твой сосед, должно быть, богач. И щедрый, раз позволяет тебе донашивать за ним тряпки.
— Он мне не сосед! — выпалил Уилл на едином дыхании, не заметив подпущенной шпильки, и уставился на Джона с таким выражением, которое тот видел у Уилла в последний раз давным-давно. Уилл как раз тогда признался, что обрюхатил дочку Хэтауэев.
— Хозяин квартиры? — предположил Джон, все еще не понимая, в чем тут дело, почему лицо Уилла пошло пятнами.
— Нет, отец, нет. Не хозяин. Хозяин. Да какая разница! Это не имеет значения! — с отчаянием махнул рукой Уилл. — Все дело в том, что … Я… мы с ним… любим… я его люблю.
***
Не так Уилл представлял себе этот разговор, о, совсем не так. Все пошло кувырком с самого первого вопроса, все заготовленные заранее фразы рассыпались, и он мялся и давился словами, будто был нашкодившим школьником, а не взрослым мужчиной, принявшим мучительное, но взвешенное решение.
— Хороший значит, друг, раз ты его любишь, — невозмутимости Джона можно было позавидовать. Но Уилл знал, что стоит продолжить, — и от этой выдержки, которой Джон Шекспир так гордился и которую безуспешно пытался привить своим сыновьям, останутся лишь клочья.
— Нет, папаша, — вылетело совсем уже детское, и Уилл прикусил язык.
Джон Шекспир поднял бровь.
— А что ж тогда? Не тяни кота за яйца.
«Он понял, — подумал Уилл с ужасом, — он все понял, просто хочет, чтобы я это сказал вслух. Зачем? Чтобы еще больше унизить? Разве всего, что уже произошло сегодня, не достаточно?»
— Я не могу больше лгать, отец. Не хочу. Я не хочу унижать ложью ни вас с матерью, ни Энн, ни детей. Есть человек… мужчина, которого я люблю. И он любит меня. И я живу с ним… во всех смыслах. Живу в его доме, и хочу быть с ним и дальше.
Уилл ожидал чего угодно, но повисшее за столом тяжелое молчание было хуже всего, что он воображал.
Джон Шекспир отпил из кружки и не спеша вытер ладонью пену с бороды.
— И что же, следуете ли вы пути содомлян, или забавляетесь, как Онан?
Уилл уставился на отца, открыв рот.
— Отец! Прошу…
Он снова стал пунцовым.
— Ну отчего же… — протянул Джон Шекспир. — Я так понимаю, здесь, в ваших модных столицах, это не срам.
Он уставился на Уилла с таким выражением, как будто увидел редкое и исключительное мерзкое насекомое.
— Я, знаешь, даже не слишком удивлен. В тебе всегда это было, Уильям. Я-то думал, надеялся до последнего, что у меня сын, но оказалось — все-таки нет, дочь. Да в твоей жене мужского куда больше, чем в тебе за всю твою жизнь.
Это было уже слишком. Не помня себя от стыда и гнева, Уилл трясущимися руками выложил на стол кошелек.
— Вот, возьми… купишь подарки детям на Пасху… Деньги я посылать буду, не думай!
Он выскочил из-за стола так стремительно, что чуть не опрокинул его.
— Не смей больше переступать порог моего дома! — ударило в спину. — Убью!
***
Нед Аллен, уже не Фауст, не Тамерлан, не какой-нибудь доблестный Ахиллес или не менее доблестный король Горбодак ударил Кита под локоть — тот отчего-то не ожидал такой подлости, и выронил свое импровизированное оружие.
Пришлось взяться за кое-что посерьезней.
— Ну давай, давай, чего смотришь, прирежь меня прямо здесь, делай что хочешь, как всегда! — рявкнул Нед, ничуть не испугавшись, когда холодное лезвие уперлось ему под подбородок, заставив не только вскинуть голову, но и распутать клубок, в который они сплелись. АКит смотрел на него, не двигаясь, и ощущал, как скула набухает горячечной болью. — Ты ведь привык, что тебе все сходит с рук, да? Одной дуростью больше, одной меньше — какая теперь уж разница! Я все равно не смогу разговаривать с тобой так, как раньше, и тебе это известно…
— Не надо было начинать все это, — с сожалением покривился Кит, не ослабляя запястья. Вытягивая руку, он заставил Неда отдалиться на полшага, и, наконец, смог спокойно вздохнуть. — Когда-то, несколько лет назад, — помнишь? — нам даже бывало хорошо. Славные были времена — вчера еще о нас никто не слышал, и тут — Тамерлан, Тамерлан Великий из каждого окна, из-за каждого угла, листовки, вяжущие наши имена в одну упряжку… Я подумал: а может, мы снова смогли бы окунуться в душок этой славы? Так, как раньше. Я подумал: Нед взрослый мужчина, готовый завести семью, кормить жену и детей, так не станет же он вести себя, как влюбленный сопляк-недоумок…
Жар, волнами исходящий от тела Аллена, перестал касаться Кита — и Кит опустил кинжал, но говорить не прекратил. Он уже не мог остановиться, и это была — та же драка.
— И ты правда думаешь, что я показывал тебе что-то? Намеренно — именно тебе? Смотри, Нед Аллен, Кит Марло состряпал представление специально для тебя, ведь ты — все равно что богатый покровитель, которого нужно умаслить, удивить и даже поразить, чтобы запустить руку в его кошелек? Какая глупость…
Нед стоял напротив, опустив голову — точь-в-точь школьник, получающий выговор после доброй порки. Он был в таком смятении, что даже не смог связать двух слов, чтобы вовремя перебить поток речи, которую Кит и сам был бы рад унять, чтобы не истечь словами до смерти.
— Какая это глупость! Так вот, если ты слишком туг на голову, чтобы понять это самостоятельно — я ничего тебе не показывал. Показывал, но не тебе. Или — не показывал никому. На ту чертову вечеринку пригласил тебя Саутгемптон, не я. Забыл? Помимо тебя там было дохрена народу — забыл? Почему же ты решил, что я разговаривал именно с тобой, не с Бэконом, не с Рэли, не с Уолсингемом, не с самим малышом Генри — уж его-то обхаживать у меня были все резоны…
Он фыркнул, и спрятал кинжал в ножны. Оглядел полуразгромленную гримерную — поле битвы при Босуорте, где один теряет голову, садясь на черного коня, а второй получает вселенскую обузу в награду.
***
— Да, неумно вышло, — признал Нед, наблюдая за тем, как Кит беспокойно, по-птичьи торопливо оправляет на себе одежду. Что-то в этих отрывистых, злых, отточенных движениях беспокоило его так же, как ощущение боли от не нанесенной раны. — Прости, Кит. Я зарвался.
Кит только покосился на него, скорчив издевательскую рожицу.
Все, как всегда. Все, как раньше, когда они оба могли засиживаться в «Розе» допоздна, до черного неба ночи, до зеленого неба рассвета, выпивая, хохоча над шутками друг друга, репетируя очередную сцену — бывали времена, бывали! В то время эти сцены вылетали из-под пера Кита так же легко и быстро, как теперь — лукавые, опутывающие по рукам и ногам речи.
