Дикарь - Хармон Данелла (серия книг .txt) 📗
Дилижанс проскочил колдобину, грубо вернув Джульет к реальности. Она снова закрыла глаза, пытаясь удержать милое сердцу воспоминание, но оно — увы! — ускользнуло, и она снова была в Англии, за три тысячи миль от дома, от воспоминаний, от Бостона, охваченного войной.
Три тысячи миль отделяли ее теперь от братской могилы близ Конкорда, где она оставила одну красную розу, которую, наверное, давно сдуло ветром.
Она смотрела в ночную тьму, и глаза жгли невыплаканные слезы. Сходство Гарета с ее возлюбленным Чарльзом пробудило все эти воспоминания, которые Джульет спрятала в самом дальнем уголке души после того ужасного дня в апреле прошлого года. Тяжелая голова Гарета лежала на сгибе ее руки, и его бледное лицо едва виднелось в мрачной полутьме дилижанса. Ей следовало бы давно догадаться. У братьев были одинаковые мечтательные глаза, одинаковая манера улыбаться, тот же овал лица, одинаковые рост, телосложение, осанка. Только цвет волос был разный. У Чарльза волосы были золотисто-белокурые, тогда как у его младшего брата — значительно темнее.
Дилижанс снова преодолел ухаб, и она услышала, как раненый судорожно втянул воздух от боли. Джульет осторожно положила руку на его грудь, чтобы хоть как-то уберечь от тряски. Его кровь, теплая и липкая, пропитала насквозь лиф платья и сужающийся книзу мысок корсажа. Глаза его были закрыты, но ей казалось, что он в сознании. Джульет очень хотелось поговорить с ним, расспросить о Чарльзе, сказать, кто она такая и кем приходится ему Шарлотта. Но она ничего не сказала, считая себя не вправе навязываться человеку, который, возможно, умирает. Она лишь нащупала в темноте его руку и взяла в свою, желая дать ему почувствовать, что он не один.
Его пальцы сразу же сжались на ее руке, и у нее защипало глаза от слез.
«Боже, как он напоминает мне моего дорого Чарльза…»
Она поморгала глазами, чтобы прогнать застилавшие глаза слезы, и заставила себя не думать о ласковой улыбке Чарльза, о его сильном теле, о его поцелуях. Все эти эмоции только расслабляли, тогда как ей нужно было сохранять хладнокровие и держать себя в руках.
Она перевела взгляд на спящую дочь, которую пристроила в уголке между головой Гарета и стеганой спинкой сиденья.
Дочь Чарльза…
Джульет даже не заметила, что по щекам покатились слезы, пока не услышала в темноте едва слышный шепот:
— Вы плачете обо мне?
Шмыгнув носом, она торопливо улыбнулась и покачала головой. Говорить она боялась, потому что, заговорив, дала бы волю слезам, а этого нельзя было допустить. Этот юноша и без того страдал, ей не следовало раскисать перед ним, наоборот, надо успокоить, поддержать, вселить в него надежду. Ей стало стыдно. Ведь даже плакала она не о нем, бедняге. Она плакала, вспоминая Чарльза.
— Я не плачу, — солгала она и, утерев глаза рукавом платья, отвернулась и стала смотреть в окошко.
— Вот как? — Его губы тронула слабая улыбка. — Позвольте-ка мне самому убедиться.
Она почувствовала, как к ее влажной щеке прикоснулись его пальцы. Прикосновение было таким ласковым, таким добрым, таким нежным.
Она замерла от неожиданности, потом отвела от своего лица его руку и закрыла глаза, боясь, что потеряет самообладание и разревется по-настоящему. Кое-как взяв себя в руки, она наконец взглянула на него.
— Могу ли я чем-нибудь помочь? — ласково спросил он.
Она покачала головой:
— Лорд Гарет, ведь это вы ранены, а не я. Со мной все в порядке!
Сама того не желая, она произнесла последние слова довольно резким тоном и тут же пожалела об этом, заметив смятение в его глазах. Ее гнев был направлен не на него, а на судьбу, которая вырвала из жизни сначала одного из этих по-рыцарски благородных братьев, а теперь угрожала вырвать и другого. Хорошо бы сейчас обхватить голову руками и разрыдаться во весь голос, чтобы выплакать накопившиеся горе и боль, ярость и чувство одиночества. Но она сдержала себя. Джульет глубоко вздохнула и, посмотрев на Гарета, встретилась с его озадаченным взглядом.
— Извините, — пробормотала она, покачав головой. — Я совсем не хотела грубить. Я очень сожалею…
— Не нужно извиняться, — тихо сказал он. — Кстати, если вы плакали обо мне, то напрасно, потому что я не умру. Мой брат Люсьен не допустит этого.
— Разве Люсьен — Бог, которому подчиняется даже смерть?
— Ну конечно. Он герцог Блэкхитский, а это, боюсь, равнозначно Богу…
Глаза его закрылись. Он слабел на глазах и говорил теперь едва слышным шепотом, но старался придать своему тону беспечность. Как он храбр! И абсолютно лишен эгоизма. Она в отчаянии покачала головой.
— Поберегите силы, милорд. Я понимаю, вы пытаетесь вселить в меня уверенность в том, что вы обязательно выживете.
— Возможно. Но я пытаюсь и в себя вселить эту уверенность. Что в этом плохого?
Она взяла его за руку, и они долго молчали.
— Почему вы сделали это? — спросила она наконец. — Почему бросились нам на помощь, вместо того чтобы спокойно ехать своей дорогой?
Он взглянул на нее с таким удивлением, как будто ее вопрос даже не заслуживал ответа.
— О чем вы спрашиваете? Это мой долг джентльмена.
Среди пассажиров были женщины и дети… Я не мог проехать мимо, словно трус, и бросить вас всех на произвол судьбы!
— Понимаю, — печально сказала она. — Наверное, не могли.
Джульет протянула руку, чтобы проверить, не соскользнула ли с раны положенная ею повязка. Поправив повязку, она увидела, что ее рука в крови. Вытерев пальцы о свой плащ, она попыталась придать лицу бесстрастное выражение, чтобы не встревожить раненого. Но улыбка ей не удалась, она поняла это по его взгляду. Заметив, что Джульет расстроена, Гарет не захотел расстраивать ее еще больше и сменил тему разговора.
— Среди пассажиров были дети, — сказал он и, чуть повернув голову, взглянул на Шарлотту, — в том числе, кажется, и ваш ребенок.
— Да, моя дочь. Ей недавно исполнилось шесть месяцев.
— Поднимите девочку немного, я хочу посмотреть на нее. Я обожаю детишек.
Джульет помедлила, потому что по опыту знала, что спящих малышей лучше не тревожить. Но она не могла отказать человеку, который может в любую минуту умереть. Она осторожно подняла малышку и показала ее Гарету. Шарлотта захныкала и открыла глаза. У Гарета сразу же разгладились страдальческие морщинки вокруг рта, на губах появилась слабая улыбка. Он провел пальцами по крошечным кулачкам, даже не догадываясь, что прикасается к собственной племяннице. У Джульет перехватило горло. Она представила, что это Чарльз прикасается к своей дочери.
— Ты такая же красавица, как твоя мама, — пробормотал Гарет. — Пройдет несколько лет… и все молодые повесы будут бегать за тобой… словно свора гончих за лисицей. Как ее зовут? — обратился он к Джульет.
— Шарлотта.
Малышка окончательно проснулась и заинтересовалась кружевом на его манжете.
— Шарлотта. Какое красивое имя… А где твой папа, малышка Чарли? Разве не следовало бы ему находиться здесь, чтобы защитить тебя и твою маму?
Джульет замерла в напряжении. Он даже не подозревал, что его слова острой болью отозвались в ее сердце.
Высвободив кружева манжеты из кулачка Шарлотты, она посадила девочку на место рядом с собой. Лишившись развлечения, малышка сморщила личико и громко заплакала, а Джульет, стиснув зубы, уставилась в окошко, пытаясь взять себя в руки.
— Извините. Я неумышленно чем-то обидел вас, — сказал он с трудом.
— Нет.
— Тогда в чем дело?
— Ее папы нет в живых.
— Вот как? Понимаю… — смущенно сказал он. Его глаза, повеселевшие после знакомства с Шарлоттой, снова погасли. — Простите меня, мадам. Я вечно говорю то, чего не следует говорить.
Шарлотта разревелась еще громче, размахивая кулачками и суча ножками. Одеяло сползло с нее на пол. Джульет и сама готова была расплакаться.
— Ну, будет, успокойтесь. Посадите ее на колени рядом с моей головой, — сказал Гарет. — Пусть она поиграет с жабо.
