Грешный - Физерстоун Шарлотта (книги онлайн полностью TXT) 📗
— Прекратите подобные разговоры, — скомандовала Джейн. — Если мы желаем преуспеть в своей профессии, то должны придерживаться строгого кодекса этики и уважать эту работу. Если мы хотим, чтобы другие видели медсестер иначе, чем просто как «потрепанных женщин», мы в первую очередь должны сами верить в профессию.
Теперь уже обе медсестры презрительно усмехнулись.
— Да что такие, как вы, знают о наших проблемах, о том, как мы раздвигаем ноги, чтобы заработать жалкие гроши?
Джейн немного смягчилась.
— Я знаю достаточно. Моей матери приходилось упорно работать, она сама зарабатывала на кусок хлеба.
— Правда? Допустим, но это не то же самое, что позволять себя лапать за один ничтожный пенс!
— Я хорошо знаю об этом. И работа здесь — это ваш шанс сделать свою жизнь лучше. Вот увидите: через несколько лет к медсестрам будут питать уважение. Не меньшее, чем к гувернанткам или к… к учителям. Ну а теперь давайте закончим эту беседу и вернемся к своим обязанностям.
— На словах все получается хорошо, сестра, — язвительно заметила одна из подчиненных, Эбигейл. — Но из этого ничего не выйдет, вот увидите! Подобная работа — лишь еще одна форма женского рабства.
Джейн посмотрела, как две новые служащие Лондонской больницы Медицинского колледжа нехотя поплелись по отделению. Сегодня вечером эта парочка явно вышла за рамки дозволенного. Они могли относиться к профессии медсестры пренебрежительно. Без зазрения совести издевались и смеялись над этой работой, но Джейн себе такого никогда не позволяла. Да и как могла девочка, рожденная в грязи, на самом дне, и воспитанная матерью, которой приходилось заниматься проституцией, не благодарить судьбу за возможность работать в больнице? Безусловно, медсестринское дело, особенно в самом начале работы, не сулило блестящей карьеры, и все же за то короткое время, что Джейн трудилась здесь, профессия дала ей многое.
Джейн не была больше внебрачной дочерью знатного человека, незаконнорожденным выродком, отверженным обществом. У нее были цель, знания, а еще сила, которую давало понимание того, что, когда еще одна ее нанимательница, леди Блэквуд, покинет эту землю, она, Джейн, не останется без средств к существованию, одна–одинешенька, беспомощная и неспособная обеспечить себя.
Это было осознание из той категории, что обычно придавали женщинам силу. Чтобы выжить, Джейн не приходилось зависеть от мужчины. Она могла позволить себе снять и обставить на свой вкус маленькую комнату в доме, который делила с другими женщинами, точно так же добивающимися своего места в этой жизни. «Независимыми женщинами», — с чувством удовлетворения думала она.
Джейн принадлежала к новому поколению представительниц слабого пола. Они верили, что всего могут добиться сами. И не рассчитывали, что кто–то, кроме них самих, поможет им выжить или сделает их счастливыми.
Мир менялся, хотя и медленно. Гораздо медленнее, чем Джейн бы хотелось. И все же большим утешением служила мысль о том, что она такая не одна и на свете есть немало женщин, которые стараются вести достойную жизнь самостоятельно, не состоя на попечении мужчин.
Джейн задумчиво улыбнулась, подумав о том, что как раз такой и была леди Блэквуд. Именно с легкой руки своей благодетельницы она стала сторонницей этого нового радикального мышления. Многие смеялись над леди Блэквуд. В последние несколько лет ей не раз объявляли бойкот, отказывая от дома, однако Джейн знала: если кому–то наподобие леди Блэквуд удается пробиваться в мире, где доминируют мужчины и их законы, значит, и она может. Леди Блэквуд выросла в среде, где было что терять. Что касается Джейн, то изначально у нее не было вообще ничего, поэтому она могла только выиграть.
Нет, работать медсестрой гораздо лучше, чем опускаться, продавая свое тело на улице. Или, того хуже, быть чьей–нибудь любовницей. Сама мысль о мужчине, обладающем женщиной ради собственного удовольствия, вызывала у Джейн отвращение. Для нее это значило больше, чем обычное покровительство: продажа достоинства, личности — продажа души. Возможно, в том, что касалось материальной сферы, Джейн и была бедна, однако вещи, действительно имевшие для нее значение, — идеалы и убеждения, — делали ее богаче, чем большинство женщин, которых она знала.
Как обычно во время ночного дежурства, Джейн прохаживалась вдоль темного коридора с фонариком, тихо переходя от кровати к кровати, чтобы убедиться, что все пациенты надежно укрыты. Многие из них лежали в кроватях по двое. Одеяла, уже довольно ветхие, а некоторые и изъеденные молью, были слишком тонкими, чтобы уберегать больных от сырости апрельской ночи.
Спертый воздух в палатах был наполнен болезнью и меланхолией смерти. «Скверный воздух», — подумала Джейн, осторожно укрывая ребенка, лежавшего на кровати вместе со своей матерью. Медсестре хотелось открыть окно, но она понимала, что холод доставит пациентам еще большие страдания. И все же больничное зловоние было не намного лучше, чем царящая в отделении влажность.
Сегодня ночью в отделении было шестьдесят пациентов, которые страдали от целого «букета» недугов — и это, еще не принимая в расчет тех пятерых, что уже умерли с тех пор, как Джейн заступила на дежурство. Такими были все ночи в Лондонской больнице Медицинского колледжа. Поначалу медсестру ужасало то, свидетельницей чего ей приходилось быть каждый день: избиения, болезни, атмосфера полнейшей безысходности. Но за последние двенадцать месяцев Джейн стала более сильной, изучив себя и людскую природу лучше, чем, как ей казалось, это было возможно. Человеческая душа оказалась удивительной вещью: робкий и смиренный находил в себе силу воли, чтобы выжить, а испуганный, страшащийся всего и вся, — способность любить.
Она сама, Джейн, никогда не любила — по крайней мере, не питала ни к кому страсти. Разумеется, она ощущала любовь по отношению к леди Блэквуд, которая спасла ее от улицы и подарила нынешнюю жизнь. Но это была другая форма любви — семейная.
Иногда Джейн наблюдала, как другие медсестры флиртовали с пациентами–мужчинами, бесстыдно выставляя напоказ свои прелести. Она была неглупа и знала, что происходит в некоторых палатах. Она была прекрасно осведомлена о низости мужчин. Она видела проституток с их клиентами. Она знала о том, чем занимаются в постели. Знала, что секс может доставлять наслаждение. Но никогда не могла понять, как страстную связь двоих людей можно заменить фальшивкой. Грубой подделкой, отношениями на несколько минут, которые и давал секс.
Возможно, в облике Джейн было что–то не так — какой–то недостаток, который мешал ей ощутить всю теплоту чувства. Не то чтобы она страстно желала этого чувства или жаждала убедиться, что секс — это все на свете… Просто она никогда еще не была увлечена мужчиной настолько, чтобы отправиться в путешествие по волнующей стране чувств и лично изучить все аспекты блаженства и страсти.
По меркам своего времени Джейн считалась уже немолодой — ей было двадцать семь лет. К этим годам в активе медсестры был лишь один поцелуй, не оставивший в ее душе яркого следа. Конечно, Джейн работала компаньонкой леди днем и медсестрой ночью, что явно не способствовало появлению пылких ухажеров. Многие считали Джейн застенчивой и малопривлекательной, что, впрочем, ее саму не слишком беспокоило.
Не в силах Джейн было изменить саму себя. Разумеется, эта скромница покривила бы душой, если бы сказала, что никогда не задавалась вопросом, почему она не унаследовала красоту своей матери. Рожденная в стенах борделя, ее мать умудрилась привлечь внимание сына графа, который в то же мгновение решил, что она должна быть его возлюбленной. Этот аристократ и стал впоследствии отцом Джейн.
Сын графа не блистал красотой, и все же для кого–то вроде Люси Рэнкин он был вожделенной добычей, чем–то вроде приза. Жизнь Люси стремительно покатилась по нисходящей, когда Джейн исполнилось шесть. Отец девочки женился на другой. Люси все еще была любовницей невзрачного аристократа, но его визиты становились все реже и реже. Джейн суждено было стать свидетельницей того, как увядала красота матери, а заодно приходил в упадок ее дух.
