Тайна древлянской княгини - Дворецкая Елизавета Алексеевна (читать бесплатно полные книги txt) 📗

– И все в дружине воеводской! – Воята ухмыльнулся, но ему согрело душу, что она сказала «у нас», тем самым признавая его за родню. А братьев и правда насчитывалось очень много: четырнадцатилетней девочке, которой она была, когда в последний раз навещала ладожских родичей матери, немудрено было позабыть лица горластых нескладных подростков, под видом воинских упражнений от души тузивших друг друга палками и кулаками. – Я тебя помню немного. – В действительности он помнил скорее то, что дочь плесковской княгини когда-то приезжала в Ладогу, а от нее самой у него оставалось самое смутное впечатление. – Ты сильно выросла. Больше даже на вуйку Ярушу походишь, чем на Дивляну.

– Да, у нас все замечают, – Предслава снова улыбнулась. – я еще пока замуж не вышла, мать переросла. Как там все ваши?

– Слава чурам. Воевода сам приехал – скоро увидишь его, он тебе расскажет про своих. Бабка твоя Милорада все хворает – с весны, летом полегче стало, а теперь опять…

– Бабушка Милуша! – Предслава обеспокоенно всплеснула руками. – Вот беда! А кому же ее лечить – там есть кто-нибудь из ведуний постарше?

– Одна бабка Жданица осталась, да у той уже все спуталось: принимается заговаривать от зубной боли, кончает – на присушку. – Воята чуть усмехнулся и горестно покачал головой, поскольку старую Милораду, мать воеводы Велема, в Ладоге все любили. – У нас теперь в старших ведуньях три сестры: Ведома, Льдиса и Олова. Да они ей племянницы, куда им заговаривать ее… [4]

– Хоть и не лучшие вести, а все легче стало! – Предслава приложила руку к груди. – Подумала о родне – и будто сердце теплым ветром овеяло. Спасибо тебе, и прости, что неласково приняла. Иди, я тебя поцелую! – Предслава встала и шагнула к нему. – Надо было раньше, но там я не…

Воята ухмыльнулся: да, если бы «мертвая колдунья» сразу попыталась его поцеловать, он бы отбивался не шутя. А теперь он, с довольным и отчасти смущенным видом улыбаясь, подошел и наклонился; Предслава коснулась губами его щеки, потом обняла и прижалась головой к плечу, словно была рада обрести опору. Воята почтительно приобнял ее и поцеловал в повой надо лбом. На душе стало легче: вот теперь он сможет думать об этой женщине как о сестре, а не как о княгине чужого племени. Надо же, как далеко разбросала жизнь семена старого родового дерева Радогневы Любшанки!

– Да уж я вроде ничем чуров не обидел, чтобы меня сестры метлой встречали! – Снова усевшись, Воята улыбнулся, уже чувствуя себя свободно. – Что же с тобой приключилось-то? Что ты вдова теперь, мы знаем. Но с чего тебе ночью по горам бегать?

– Я слышал кое-что в гриднице – это правда? – подал голос Рулав. Трепещущий свет от светильника резко выделял глубокие морщины его обветренного лица, и вид у него был очень утомленный и встревоженный. – Говорят, что к тебе по ночам ходит злокозненный дух?

– Правда! Ой, правда! Ходит дух, а кто такой, чего хочет – не ведаю.

Предслава опустила лицо на руки и немного сдвинула повой, будто хотела запустить пальцы в волосы; мелькнула полоска с началом ровного пробора, и Воята убедился, что волосы у нее и правда очень светлые, с легким золотистым отливом. И ему почему-то захотелось еще раз поцеловать ее в этот пробор. Вид этой женщины, такой красивой и встревоженной, такой мужественной и несущей такой тяжкий груз, рождал в груди теплое чувство: смесь удивления, уважения и нежности. Хотелось что-то сделать для нее, помочь, порадовать…

– Нынче вот хотела расспросить его – да не вышло.

– Мы помешали? Уж прости! Кабы знать…

– Да не вы, – Предслава отняла руки от лица. – Она, видать, помешала. Незвана. я ее прежде вас увидела. А о чем спросить хотела – так без ответа и осталось…

Глава 2

Началось все еще в конце лета, когда до круч Коростеня долетали песни жниц с ближних полей, а светлые, как свежая солома, с золотисто-рыжеватым отливом косы Предславы еще доставали до пояса. Однажды ночью она проснулась с ощущением, будто рядом с ней кто-то есть. Причем намерения этого кого-то были совершенно ясны.

– Ладушка моя… – шептал голос, и чьи-то руки скользили по ее груди, щекочущая борода прикасалась к шее и щеке, дыхание обжигало лицо. – Желанная моя, ненаглядная…

Предслава, не понимая, сон это или явь, охнула спросонья и отшатнулась; в избе было темно, хоть глаз коли, но всем существом она ощущала рядом чье-то присутствие.

– Кто здесь? – слабо вскрикнула она, рывком сев на лежанке и прижавшись плечом к бревенчатой стене, покрытой медвединой. Знакомый запах шкуры почти убедил ее, что это не сон, но тем необъяснимее было происходящее. – Кто ты? Веснянка! – повысив голос, крикнула она. – Снегуля!

– Что ты кричишь, лада моя? – Кто-то закрыл ей рот ладонью, другой рукой снова пытаясь обнять, но она все отстранялась и неловко в темноте отталкивала от себя чужие руки, пытаясь отползти по лежанке вдоль стены. Она и понимала дикость происходящего, но странное оцепенение мешало ей закричать. – Это же я, муж твой! Или не признала?

– Муж? – не веря ушам, повторила Предслава. – Володыня?

И осознала, что действительно слышит голос мужа! Но как это могло быть? Еще весной князь Володимер коростеньский ушел с дружиной сперва в Киев, а там, соединившись с силами Ольга киевского и Унебора черниговского, отправился в лодьях и на конях вниз по Днепру. В Переяславле к ним должен был присоединиться князь Берислав, чтобы общими силами двинуться на Сулу. Суляне, возглавляемые своим князем Заславом, уже не раз нападали на проходящие к Греческому морю купеческие обозы с русскими товарами, грабили на пути туда и обратно. Сам-то князь Заслав был не так уж силен, но все отлично знали, что его поддерживают не только прочие северянские князья, но и козары, особенно обозленные тем, что Ольг киевский стал брать с радимичей тот же шеляг с плуга, который раньше радимичские князья платили козарам. Последнее нападение случилось прошлым летом, когда снаряженное Ольгом посольство ехало в Миклагард; этим летом его ожидали назад, и было очевидно, что обоз, наверняка везущий множество дорогих греческих товаров, подвергнется нападению. Поэтому Ольг еще с зимы предложил всем младшим князьям под своей рукой готовиться к походу: Бериславу переяславльскому, Унебору черниговскому – уже почти своему зятю, и Володимеру деревлянскому, своему названому сыну. С восьмилетнего возраста последний из рода деревлянских князей привык считать Ольга киевского «заместо отца», почитал, платил дань по черной кунице от каждого очага – то же самое, что и радимичи. На призыв он откликнулся охотно: во?первых, он и так почти каждое лето проводил в походах со своей дружиной, а во?вторых, свободный путь по Днепру был нужен и ему самому. Деревляне деятельно участвовали в торговле с греками, и к ним уходила заметная часть дани, собираемой Володимером с деревлян и дреговичей – завоеванных и покоренных для него Ольгом еще двенадцать лет назад. В то лето Володимер получил меч и сам пошел в поход в сопровождении своего кормильца Рулава и части Ольговой дружины – и был благодарен киевскому князю еще сильнее, чем если бы тот сам покорил дреговичей и преподнес юному князю уже готовое право сбора дани.

Так скоро Предслава мужа домой не ждала, будучи уверена, что после победы над Заславом он и его побратимы-союзники, развивая успех, пойдут вверх по Суле, надеясь вовсе оторвать сулян от Северяни и подчинить Киеву. Князь Ольг действовал очень умно, смело, но продуманно, постепенно и неуклонно расширяя свои владения: подчиняя одних, он тут же предлагал им участие в походе на других, где они смогут и восполнить понесенные потери, и восстановить победами свою честь.

Киевскую дружину возглавлял сын Ольга, Свенельд, двоюродный брат Предславы. Он тоже отличался отвагой и упрямством: они будут наступать, давить сулян, сколько хватит сил, а потом до осени пировать в Киеве в честь победы. И до той поры, когда придет срок отправляться в полюдье, князь Володимер проведет дома не больше месяца, самую распутицу, пока грязь не замерзнет и реки не встанут.