Однажды в лунную полночь - Финч Кэрол (книги хорошего качества TXT) 📗
— Даже ценой утраты того, что тебе причитается по закону? — Вэнс без труда выдержал гневный взгляд Люсьена. — Скажи-ка, друг мой, кого ты, собственно, наказываешь — его или себя?
Ни слова не вымолвив в ответ, Люсьен размашисто зашагал по палубе. Вэнс с грустью посмотрел ему вслед. Когда-то с Люсьеном было весело и приятно, он обладал редким чувством юмора и какой-то неукротимой жаждой жизни, однако теперь все переменилось. Помимо роскошной большой каюты, у этого человека больше не было дома. Хотя Адриан Сафер пытался восстановить испорченные отношения с внуком, Люсьен отвергал любую попытку примирения. Пять лет и два месяца Вэнс доставлял письма от деда к внуку, а некоторые из них даже тайком читал. Сначала Адриан умолял, потом просил прощения и наконец перешел к угрозам, лишь бы хоть как-то положить конец затянувшемуся молчанию, но после случившейся трагедии Люсьен замкнулся так глубоко, что теперь его ничто не могло тронуть. Упрямо, с холодной методичностью он завоевывал репутацию отъявленного бабника: казалось, смысл жизни свелся для него к тому, чтобы доставить деду как можно больше неприятностей.
Догнав Люсьена, Вэнс все еще продолжал раздумывать, как бы вдохнуть в него жизнь, но одного взгляда на угрюмое лицо друга было достаточно, чтобы понять: для этого потребуется настоящее чудо.
В течение тех дней, что последовали за бегством Микаэлы из Нового Орлеана, она только и думала о том, как бы приспособиться к обстоятельствам, столь круто переменившим ее жизнь. Слезы, уныние, отчаяние — все это осталось позади, и постепенно Микаэла свыклась со своим новым положением. Собрав в кулак всю свою волю, она дала себе слово забыть прошлое и терпеть до тех пор, пока нога ее не ступит на твердую почву. Обычно в светлое время суток она спала, а ближе к полуночи, когда уменьшался риск быть замеченной, поднималась на палубу. Единственное, что по-настоящему донимало Микаэлу, так это мгновенно налетавшие шквалы, когда корабль то поднимался на гребень волны, то проваливался глубоко вниз; в таких случаях она забивалась в угол и мужественно боролась с морской болезнью.
Зато в спокойную погоду, истосковавшись за день по свежему воздуху, Микаэла шла наверх и неслышно прогуливалась, наслаждаясь светом звезд, серебривших морскую гладь. Пару раз она издали видела капитана — словно призрак, мерил он шагами залитую лунным светом палубу. Имени его она не знала, да и знать не хотела, тем более после отвратительной сцены, свидетельницей которой оказалась в первый же свой день на борту. Одно ей было ясно: женщин капитан ни в грош не ставит. Именно поэтому Микаэле не приходило в голову подойти к нему поближе, попросить о помощи. Довольно и того, что она много лет провела под железной пятой Арно, — больше такого не повторится, в мир, которым правят мужчины, она не вернется.
От этих мыслей Микаэлу отвлек донесшийся издали звук шагов. Прозвучал знакомый голос, и из своего укрытия она увидела капитана, пружинистым шагом направлявшегося к мостику.
— Я заменю тебя на эти последние два часа, Бичем, — предложил Люсьен.
— Благодарю, капитан. — Рулевой двинулся вниз по трапу.
Дождавшись, пока Луи Бичем скроется за дверью кают-компании, Микаэла подошла чуть ближе к носу, чтобы лучше рассмотреть внушительную фигуру хозяина шхуны. Расстегнутая до пояса рубаха обнажала мощные бугры мышц и сплошь покрытую густыми волосами грудь. Темные бриджи плотно прилегали к могучим ногам, подчеркивая некоторые особенности чисто мужской анатомии.
Заставив себя перевести взгляд повыше, она отметила развевающиеся на ветру черные, как вороново крыло, волосы. Смуглое лицо капитана отличалось довольно резкими чертами, при свете покачивающегося на бимсе фонаря глаза его мерцали, как ртуть. Он смотрел на серебристые барашки, возникавшие тут и там на поверхности моря, подобно эльфам из сказки, и еле заметно улыбался.
На вид американцу было лет тридцать или около того, и, хотя симпатичным его вряд ли кто-нибудь рискнул бы назвать, он притягивал к себе взгляд врожденной природной мощью. Этот человек напоминал Микаэле могучего льва, который, устроившись где-нибудь на возвышении, правит миром. На мгновение ей даже почудилось в нем нечто напоминающее Арно — такой же властный, такой же требовательный и так же мало считается с желаниями и чувствами других.
Микаэла была свидетельницей того, как резко меняется его настроение — от необузданной страсти до полного равнодушия. Он ей не то чтобы нравился, но, разглядывая этого человека при лунном свете, она невольно ощущала странное волнение.
— Эй вы, там!
Глухой мужской голос прозвучал как удар грома. Микаэла в испуге отступила назад и, споткнувшись о свернутый в кольцо канат, свалилась с глухим стуком на палубу, да так и осталась лежать, словно перепуганный насмерть грешник пред грозным лицом Создателя.
— Кто тут, черт побери? — Люсьен пристально вглядывался в странную фигуру, облаченную в ветхие бриджи песочного цвета, мятую рубаху и огромную шляпу: он что-то не мог припомнить, чтобы нанимал этого матроса. Видно, он тайком на борт пробрался, с раздражением подумал капитан.
Заметив, что оборвыш отползает в тень, Люсьен сердито сдвинул брови: не гоняться же за ним, в конце концов, по всему судну!
— Эй, парень, а ну-ка давай сюда живо! Кому говорю!
Хотя голос самого Всевышнего не прозвучал бы с такой громоподобной силой, Микаэла и не думала повиноваться: уж что-что, а игнорировать команды она отлично научилась дома: долгое противостояние с Арно подготовило ее к этому моменту. Не медля ни минуты, она стрелой помчалась в кают-компанию; ей меньше всего хотелось, чтобы капитан понял, что она женщина, — а то ведь затащит в постель, и тогда ее ждут все унижения, которые приходится претерпевать несчастной, оказавшейся один на один с целой армией мужчин. Юркнув в трюм, Микаэла забилась в угол и возблагодарила судьбу за то, что капитан оказался за штурвалом и погнаться за ней, не бросив корабль на волю волн, просто не мог.
Вглядываясь в темноту, Люсьен сдавленно выругался. Ну ничего, он еще проучит этого серого мышонка! А вот как оборвышу удалось проскользнуть на борт, минуя бдительную охрану, этого он понять не мог. Надо вытащить это отребье из укрытия, пусть отрабатывает свой хлеб.
Вскоре на мостике появился Вэнс Кэвендиш — пришел его черед заступать на вахту.
— У нас на борту посторонний. — Люсьен передал другу штурвал.
— Не может быть! — изумился Вэнс.
— Ну, разве что огромная коричневая крыса шастает по палубе с быстротой молнии…
— Должно быть, пробрался на судно, пока мы наблюдали, как мятежники вышвыривают испанцев из города, — задумчиво протянул Вэнс. — Как думаешь поступить? Заставим работать или скормим акулам?
— А ты что бы посоветовал? — Люсьен перегнулся через борт.
— Если бы это был мой корабль, я бы для начала как следует накормил этого малого, а потом посмотрел, на что он способен. — Вэнс пристально посмотрел на Люсьена. — Раньше и ты наверняка поступил бы так же, но теперь…
— О чем это ты, черт возьми? — Люсьен недовольно тряхнул головой.
— Да о том, что теперь, когда ты перестал смеяться и радоваться жизни, я просто не знаю, чего от тебя ожидать.
Капитан отошел от поручней и мрачно посмотрел на приятеля:
— Буду чрезвычайно признателен, если свой педагогический талант ты примешься оттачивать на ком-нибудь другом.
— Извини, но ты мне не чужой.
— В этом случае положение мое безнадежное. — Люсьен фыркнул.
— Это уж точно. Тебе сильно повезло, что у меня хватает здравого смысла дать тебе разумный совет.
— Интересно, какой совет может дать человек, у которого все складывается в жизни точно так, как у меня? У нас с тобой единственная возлюбленная — море и дело одно-единственное — грузы доставлять в разные порты.
— Не надо нагонять на меня тоску, приятель, а не то, глядишь, стану таким же ипохондриком, как ты. Люсьен пропустил эти слова мимо ушей.
