Ведьма из-за моря - Карр Филиппа (книги онлайн .txt) 📗

Я ненавидела Колума, я боялась его. Во мне всегда были эти чувства, но я и тосковала по нему. Это было необъяснимо, но это было так.

Если бы я могла поговорить с матушкой, она поняла бы. Я рассказала бы ей об этих внезапных приступах страха. Но не было никого, с кем я могла бы поговорить. Казалось, я слышала голос дочери: «Если бы я была постарше, ты могла бы сказать мне?»О, Тамсин, если бы я могла!

Они занимались любовью в Красной комнате, а потом они будут разговаривать. Будут ли они говорить обо мне? Что они говорили обо мне? А зачем им говорить? Какое значение имела я для них? Конечно, если они хотели пожениться, я стояла на их пути.

Колум устал от меня, я знала это. Он не будет больше снисходителен ко мне, я раздражала его. Может быть, Мелани так же чувствовала себя? Он презирал ее. Приводил ли он своих любовниц в замок? Неужели она так мало значила для него, что ему было все равно?

Со мной такого не могло быть. Когда-то он хотел меня так, что ни перед чем не остановился, чтобы получить меня. Теперь он ко мне не придет. Может быть, уже никогда. Я не дала ему столько детей, сколько он хотел: только двоих, из которых одна — девочка. А он хотел сыновей, много сыновей, здоровых, которых мог учить своей отвратительной профессии.

Я легла, откинув полог. Я не могла его задернуть, иначе меня мучили всякие фантазии о том, что происходит в Красной комнате.

Я услышала шаги в коридоре… медленные, крадущиеся шаги. Кровь вдруг заледенела во мне. Кто-то остановился у моей двери. Я вдруг услышала звук поднимаемого засова.

— Кто там? — тревожно крикнула я. Ответа не было.

— Кто там? — опять спросила я.

Я лежала, ожидая. Покушение на меня? Кто бы это мог быть? Кого я испугала? Марию? Колума?

Несколько секунд я лежала, потом встала и открыла дверь. Никого не было.

Дети украшали зал остролистом и плющом. Я пошла с ними во двор, чтобы принести большое полено для святок. Они кричали от радости, и я на время забыла о своих проблемах. Влажный мягкий ветер благотворно подействовал на мою кожу, и я почувствовала себя лучше.

Даже замок казался менее угрюмым: дух Рождества вошел в дом. И, когда праздник пройдет, я пообещала себе, что уеду к матушке. Я приняла решение, что все ей расскажу. Она может посоветовать мне не возвращаться в замок, а это было то, чего я хотела.

Я всегда тщательно скрывала свой дневник, боясь, чтобы Колум его не увидел. С самого начала мысль о том, что он его читает, приводила меня в смущение. А теперь я и подумать об этом не могла, поэтому, когда я заканчивала очередную запись, я убирала его в такое место, где только я могла его найти. Поскольку Мария вернулась, теперь еще более необходимо было прятать его понадежнее.

Так как дневник был спрятан от всех, я знала, что могу писать свободно, а это было единственным способом, каким следовало вести такой документ. По мере приближения Рождества Мария и Колум так изменились, что, если бы я не вела записей, я бы забыла половину и могла бы убедить себя, что я преувеличивала. Я часто прочитывала свои записи. Это помогало мне понять истинную ситуацию, в которой я оказалась.

Теперь Колум стал очень домашним, он со всеми готовился к Рождеству. И Мария стала человечней, менее замкнутой. Казалось, что добрый дух Рождества, желающий всем добра, незаметно прокрался в дом.

— В это Рождество к нам не приедет твоя семья, мы тоже к ним не поедем, — сказал Колум. — Но мы что-нибудь придумаем. К нам приедут артисты и сыграют пьесу. Как ты думаешь?

Дети были в восторге. Тамсин и Сенара сделали рождественские ясли, и, пока они их делали, Тамсин решила, что они сами сыграют пьесу Рождества Христова, а взрослые будут зрителями.

Тамсин была способнее всех, и она написала пьесу, которую дети решили представить в пантомиме, потому что Коннелл отказался учить слова. Были приглашены сквайры-соседи, а так как и у них были дети, то роли было оставлены и для них.

Сенара должна была быть Девой Марией, но она не подходила к этой роли, зато из нее получился чудесный мальчик-пастушок, который видел звезду на Востоке, и Тамсин, к своему удивлению, стала Девой Марией. Я была довольна, потому что, несмотря на ее курносый нос и большой рот, в ней была чистота, и я стала изобретать для нее костюм. И здесь Мария показала себя в новом свете: она дала материал для костюмов и радовалась, помогая наряжать детей. Даже Колум наблюдал за ними с удовольствием, а Коннелл, который сначала считал пантомиму годной только для девочек, с удовольствием согласился быть одним из трех королей.

Всех очень интересовало, кто найдет серебряный пенни и будет Королем рождественской ночи. Коннелл хвастался, что он сделает, если будет королем. Будут танцы, музыка и пение. Дети будут петь мадригалы, к ним присоединятся все присутствующие; затем они покажут умение играть на лютне и флейте.

Из кухни доносился запах пирогов. Праздник будет такой, какого никогда не было. И я почувствовала себя почти в безопасности, но, как только я удалилась в спальню и осталась одна, я начала думать, что меня ожидает, и вспоминать взгляды, которые я перехватила — или думала, что перехватила — между Колумом и Марией. Рождественские волнения не могли развеять подозрений, что они были любовниками. Я думаю, мои страхи были основаны на том, что Колум пытался это скрыть от меня. Я была уверена, что от Мелани он не скрывал ничего. Почему он должен пытаться обмануть меня, если мои чувства его больше не интересовали? Может быть, потому, что он понимал, что страсть к Марии была скоротечной? Он боялся, что она опять исчезнет, как уже исчезала. Как только я легла, страх вернулся ко мне. Я спала урывками, будто мой инстинкт не давал мне спать, будто он предупреждал меня, что опасно это делать.

Однажды ночью, за неделю до Рождества, я не могла справиться со своими страхами. Я ворочалась на кровати, но после полуночи я не могла больше оставаться в постели, встала, завернулась в халат и села у окна.

Какие мысли вернулись ко мне, когда я глядела на море, спокойное, как озеро, с лунной дорожкой на зеркальной поверхности? Я видела «Зубы дьявола», выглядывающие из воды, потому что прилив обещал быть высоким. Мягкий шелест волн убаюкивал меня; и я начала дремать.

Вдруг я проснулась. Мурашки побежали по спине, и волосы встали дыбом. Я тихо вскрикнула, потому что в комнате послышался шум, и в полусонном состоянии мне показалось, что дверь открылась и кто-то посмотрел на кровать, потом на меня. Я была уверена, что слышала щелчок замка, когда дверь закрылась.

Как и раньше, я подбежала к двери. Там никого не было. Это был плохой сон? Но я дрожала, я не могла вернуться в постель. Я боялась, что если лягу, то усну, даже в таком испуганном состоянии, а что-то предупреждало меня: я не должна спать! Дважды кто-то хотел войти в комнату: первый раз я подала голос, и тот, кто там был, не вошел; второй раз этот человек вошел и увидел меня у окна. А если бы я крепко спала… что тогда?

Утром у меня был измученный вид, я почти не спала ночью. Тамсин посмотрела на меня внимательно:

— У тебя все в порядке, мама? Ты плохо выглядишь.

— Я плохо спала, видела плохой сон. Она с серьезным видом кивнула. В тот же вечер Дженнет принесла настой.

— Господин сказал, чтобы вы выпили это, госпожа.

Почему? — резко спросила я.

— Он сказал, что вас слишком утомили приготовления к Рождеству и вы устали. Он сказал, что тревожится о вашем здоровье, и, если вам не будет лучше, он позовет врача.

Это подняло мое настроение. Значит, он мне небезразличен? Если бы он относился ко мне, как вначале, я тоже относилась бы к нему хорошо, несмотря ни на что. Я вспомнила о другом питье, приготовленном для меня в первую ночь, когда я попала в замок. Я спросила Дженнет с тревогой:

— Это Колум приготовил настой?

— О нет, госпожа! Он попросил меня приготовить его.

— Тогда ты знаешь, что в нем?

— Конечно, знаю, госпожа. Этот настой я всегда делаю, когда дети заболевают. У меня свои высушенные травы, и все в своих горшочках, как я научилась у вашей матушки, а она у своей. Это хороший настой из сухих трав. Здесь есть гусиная трава, чтобы успокоить кровь, и трава для вашей печени, которая часто вас тревожит.