Бегство от грез - Марш Эллен Таннер (читать книги онлайн регистрации TXT) 📗
Ровена внимательно следила по газетам за передвижениями Веллингтона, пытаясь догадаться, продолжает ли службу бригадный майор Йорк. Ровена гнала от себя мысль о том, что Тарквин мог присоединиться к частям британской армии, воевавшей на Пиренейском полуострове, и отправиться в Северную Америку. Если ему снова придется воевать, то его всегда может настигнуть пуля или штык. Нет, лучше об этом не думать!
– Очень уж у тебя тоскливое выражение лица, дорогая, – сказала Ровена, обращаясь к Жюсси и нежно гладя ее колено.
– Мама обещала, что мы вернемся домой вовремя и сможем принять участие в уборке урожая. Правда, мама?
Тетя Софи хмуро посмотрела на дочь, а затем на племянницу:
– Пришло время, дитя мое, думать не о Шартро, а о вещах, которые для тебя имеют более важное значение. Я никогда не одобряла твое стремление работать на винокурне. Теперь же, когда Симон нанял молодого работника на Отара, то вдвоем они отлично справятся и без твоей помощи. Не стоит зудеть о возвращении в Шартро к уборке урожая. Мне хотелось бы к этому времени удачно выдать вас замуж и пожелать вам, чтобы вы подальше уехали из Шартро!
– Да, тетя, – сказала Ровена, опуская глаза. Она увидела, как Жюстина прижимает платок к губам: да и сама она с трудом сдерживалась, чтобы не прыснуть со смеху. Дорогая тетя Софи! Неужели она искренне полагает, что ее единственную племянницу так легко удастся выдать замуж? С какой это стати лучшие кавалеры Парижа бросятся к ней – неловкой рыжеволосой провинциалке с примесью английской крови, когда из писем Мадлон явствует, что здешние салоны, и гостиные переполнены молодыми красивыми баронессами, графинями и принцессами? И почему тетя Софи думает, что эти светские львы заинтересуют ее, Ровену?
– О, Мадлон! – вздохнула Ровена, посерьезнев при мысли о ней.
Оставалось только надеяться, что ее кузина не влюбилась в человека, за которого она не сможет выйти замуж. Такой доли Ровена не пожелала бы никому.
Был первый день сентября, вторая его половина, когда дорожный экипаж де Бернаров въехал наконец в Париж. От домов и деревьев на немощенные дороги уже ложились длинные тени, а верхние этажи и крыши домов мягко золотились в лучах заходящего солнца. На поверхности Сены играли блики. Они подъехали к мосту, движение на котором было очень оживленным. Ровена высунулась из окна, осматриваясь вокруг с любопытством и простодушием впервые попавшей в Париж и ослепленной его блеском провинциалки.
– Да ты посмотри! – воскликнула Жюстина, указывая направление. – Это же Нотр-Дам! А река! Да она какая-то зеленая. Тебе приходилось видеть что-либо подобное? О, мне кажется, Париж – замечательно красивый город!
– А мне кажется, что от него дурно пахнет, – призналась честно Ровена, скривив нос от запаха сточных вод, проникавшего через окно.
Пробираясь в сутолоке экипажей, лошадей, повозок и пешеходов, карета повернула с окаймленной деревьями Луврской набережной на Рю-де-Риволи, широкий, величественный бульвар, на котором ощущалось живое биение пульса жизни Парижа. Здесь размещались кафе, магазины и рестораны, соседствующие с огромными дворцами, солидными городскими домами и парками, украшенными скульптурами и мемориалами.
В тихой боковой улочке, чуть поодаль от Рюк-Сен-Оноре, за железными оградами прятались уютные дворики, цветники и сады. Здания здесь не теснились вплотную друг к другу, да и размером были поменьше. Карета остановилась перед домом, стоявшим на углу улицы, в нескольких минутах ходьбы от Елисейского дворца. Слуга поспешил им навстречу, и тетя Софи, прежде чем выйти из кареты, оправила свое платье.
– Ну вот, мои дорогие, наконец-то мы добрались.
Земля, на которой стоял городской дом де Бернаров, была получена в дар от короля Франциска I почти три столетия тому назад. Франциск I был единственным французским монархом, родившимся в Коньяке. В пору своей молодости он знавал Жана Филиппа де Бернара и нашел в нем надежного товарища и неразлучного компаньона по охотничьим увлечениям.
Выстроенный в шестнадцатом столетии из дубовых брусьев и отесанного камня, дом был как бы устремлен ввысь. Он состоял из трех этажей, его внутренний интерьер включал многочисленные гостиные и спальные комнаты, рабочие кабинеты, вместительную библиотеку и кухню, которые неоднократно перестраивались в соответствии со вкусами их владельцев. В конце концов хозяйкой дома стала бабушка Ровены Анна-Мария де Бернар, получившая его в качестве свадебного подарка. От всей внутренней обстановки в доме веяло чем-то мило провинциальным, напоминало о добрых старых временах, и семья де Бернаров и Карно решила не производить никаких изменений в интерьере.
Мадлон и дядя Анри оказались дома. Ровена отметила, что дядя сильно похудел и выглядел печальным. Тетя Софи бросилась его обнимать. Она не виделась с мужем со времени ее отъезда в Шартро, куда она вернулась, узнав о смерти сына. Сам дядя Анри, покинувший провинцию за две недели до этого страшного события, с ней не поехал. Поначалу это шокировало Ровену, но потом она поняла, что потерю Феликса каждый должен пережить по-своему: дядя Анри с головой углубился в свою работу, тетя Софи и фрау Штольц с лихорадочной поспешностью возвратились в Шартро, как только им стала известна ужасная новость, а Мадлон осталась в Париже, чтобы присмотреть за запущенным домашним хозяйством.
Работы по дому выполнялись слугой и двумя горничными, нанятыми дядей Анри. На нем была новая жилетка, и весь его вид говорил о постепенном возвращении семьи к зажиточности. За обедом все разговоры сводились к одному: к его планам на будущее. Он с гордостью сообщил, что получил заказ от Бурбонов на поставку партии коньяка, производимого в Шартро. Кроме того, заказы стали поступать из Берлина, Голландии, Бельгии, Англии. Симон был прав, что не послушался его и не сократил площадей, занятых под виноградниками. Теперь они оба ожидают повышения цены на «Шартро Ройяль» – коньяк пятилетней выдержки с тончайшим букетом – как минимум на десять процентов.
– Так приятно снова видеть его деловитым и оживленным, – заметила Жюстина, когда девушки втроем уединились в отдельной комнатке, оклеенной голубыми с позолотой обоями. – И у мамы, кажется, улучшилось настроение с тех пор, как они снова вместе.
– А ты, Мадлон, не все же время сидела дома? Наверное, вы прогуливались или выезжали в свет?
– Ты даже представить себе не можешь, как это было замечательно! – вздохнула Мадлон. – Мы выходили на прогулку почти каждый вечер, хотя я думаю, что папа соглашался на это только ради меня. О, не смотри так возмущенно, Жюсси. Я не навязывала папе свою волю. Для него гораздо полезнее были прогулки, чем затворничество в четырех стенах и тоскливые мысли об умершем Феликсе!
– Твои рассуждения не лишены здравого смысла, – задумчиво произнесла Жюстина.
– Еще бы! Нужно было быть слепой, чтобы не заметить, как менялось его настроение к лучшему, когда он встречался и проводил время со своими друзьями. А их у него здесь в Париже очень много. Мама удивится, когда узнает.
– А у тебя, Мадлон, как обстоят дела с друзьями? – спросила Ровена с любопытством.
Кузина изменилась в лице.
– В друзьях у меня недостатка нет, – призналась она. – Когда папа слишком занят, то на прогулки я отправляюсь с семьей Маликле. Кстати, он просил, чтобы мы все встретились с ними в четверг. В английском посольстве будет устроен бал. Месье Маликле предложена должность секретаря иностранных дел у нового посла, и мадам Маликле сказала, что наши имена включены в список приглашенных.
Она отвела голову назад, оценивающим взглядом окинув обеих сестер.
– На вечер нужно явиться в новом платье, поскольку мероприятие носит официальный характер. Вы даже представить не можете, как сильно парижская мода отличается от провинциальной. А англичане! Ты не поверишь, Ровена, как много их съехалось в Париж теперь, когда война окончилась. Мы смеемся, когда видим, что они носят.
Ровена усмехнулась.
– Уж в этом вы себе не откажете.
