Порочный ангел - Блейк Дженнифер (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Слим достал охотничий нож, которым готовил ужин, почистил как можно тщательнее, потер песком, ополоснул и, к негодованию других, опустил его в кипящую для кофе воду на костре, а затем воткнул между горячими углями, пляшущими голубым пламенем, и оставил, чтобы лезвие прокалилось. Затем щедро налил в кружки виски для Луиса и для себя.
В других обстоятельствах Элеонора нашла бы в себе силы прижать раскаленное добела лезвие к живой плоти человека, который столь многим рисковал ради нее. Но сейчас она была не одна и с благодарностью возложила эту обязанность на Слима. Она взяла Луиса за руку, и они вместе заставили себя выдержать шипение и запах паленого мяса. Его пальцы судорожно вцепились в ее руку, тело напряглось, но выражение глаз, которые он не отрывал от нее, не изменилось. Он доверил ей себя. Во всяком случае так он сказал, когда она спросила разрешения прижечь рану.
Мысль о том, что он живет только для нее, пугала, и она не могла бы сама себе объяснить — почему.
Когда процедура закончилась и последней запасной рубашкой Луиса прикрыли дело рук Слима, они внесли его внутрь и положили на кучу травы в углу. Элеонора осторожно накрыла его одеялами, как следует подоткнув их со всех сторон. Временами по телу Луиса пробегали судороги, и они не прекращались, пока Элеонора не легла рядом, тесно прижавшись к нему. Какое-то время, казалось, Луис не сознавал, что она рядом, потом его рука обвила ее талию, притянула ближе. Он поцеловал ее волосы и заснул.
Элеонора решила не спать, но не заметила, как все-таки заснула, пока крики и топот копыт не разбудили ее. Она с трудом стряхнула с себя остатки сна, смущенно уставилась на незнакомое лицо мужчины там, где должен быть Грант. Воспоминания о его страсти, о кобальтовых глазах, волшебстве его губ, целовавших ее, пронеслись перед ней и мучительно сжали сердце.
Шум снаружи нарастал. Луис проснулся, поднял голову, оперся на руку, чтобы через Элеонору увидеть дверной проем. Одинокий всадник слез с лошади, мужчины окружили его, их голоса перешли на шепот, и от дурного предчувствия по спине Элеоноры пробежали мурашки.
Набрав воздуха, Луис окликнул:
— Что такое? Что случилось?
Мужчина в свободных одеждах пеона оторвался от группы и, держа в руках шляпу, подошел к проему.
— Прошу прощения, подполковник, — сказал он вежливо.
— Пабло! — воскликнул Луис. — Тебе удалось бежать! Ты же остался возле караулки, когда тебя выбили из седла! Я очень беспокоился, мой друг! Я так рад тебя видеть!
— И я вас. Но вам не стоит беспокоиться обо мне, мы же договорились, что каждый побеспокоится о себе сам?
— И все-таки было тяжело уйти без тебя. А как ты оказался здесь?
Солдат передернул плечами.
— Раны оказались пустяковыми, хотя сперва мне показалось, что я умер. Пуля отрикошетила от револьвера на поясе. Он грохнул, и я упал. Повезло, правда?
Видимо, он, как само собой разумеющееся, ожидал, что с ним согласятся, и, не ожидая ответа, продолжал:
— Я скорее побежал в дом вашего друга и спрятался, боясь, что меня могут узнать. А потом я услышал новости и решил, что они очень важны. Я ехал весь день и всю ночь, и поскольку Молина — мой кузен, я догадался, куда он вас поведет. Две лошади — прекрасные лошади — были у меня, когда я пустился за вами. Теперь только одна. Другую загнал. Она упала-и сломала обе ноги.
— Я заплачу тебе, — заверил Луис, — только расскажи, что за новости.
— Они касаются маленького генерала. Он не атаковал Ривас, гондурасцы сами вышли ему навстречу. Испугавшись, что его столицу могут захватить, он повернул людей и пошел обратно на Гранаду. Возможно, он уже в городе и отдает приказы из Дома правительства. Кто знает, может, сейчас он заинтересовался тем, что стало с женщиной полковника, и неплохо, если бы кто-то замолвил за нее словечко. Через несколько дней его аристократка-проститутка запудрит ему мозги, да еще отвлекут служебные обязанности, и он все забудет. Сейчас самое время привлечь его внимание.
— Ты прав, — хмуро сказал Луис. — Но, во-первых, нужны точные сведения и доказательства.
— Понимаю, подполковник. Можете поручить это мне.
Луис долго молчал и наконец произнес:
— Хорошо.
Человек, стоящий в проеме на фоне угасающего костра, кивнул и ушел в темноту. Луис снова откинулся на спину. От этого движения сквозь одеяло прошла волна аромата от сена, на котором они лежали. Элеонора повернулась к нему.
— Луис? — спросила она робко. — Что вы называете доказательствами?
Мужчина, лежавший рядом, ничего не ответил.
Глава 15
Подсознательно Элеонора понимала, что Хуаниту они возили с собой не ради того, чтобы она стряпала, и даже не ради ее полезности для мужчин, рядом с которыми нет женщин. Была, видно, еще какая-то цель, и судя по тому, как презрительно и порой жестоко с ней обращались, эта цель явно не сулила Хуаните ничего доброго.
Дальше этого признания Элеонора не позволяла заходить своим мыслям. Не без труда она пыталась освободиться от догадок, бродивших в голове. Лежа тихо, она терпела боль натруженных мускулов, ей хотелось повернуться, но она боялась потревожить Луиса. Однако память, неподвластная ее воле, снова возвращала ее в прошлое, со страстной тоской вызывая образ Гранта и все самое лучшее, связанное с ним. То она видела его в алом кителе с золотыми эполетами, подчеркивающими стройность его фигуры, в том самом кителе, в котором она встретила его впервые. Чувствовала его волнующую близость, когда он нес ее на руках в особняк и она могла рассмотреть каждую черточку его лица. Его бронзовый силуэт против света, напоминающий древнего бога охоты, в"ту ночь, когда он сделал ее своей. Его бледное лицо и голубоватые веки, когда он мертвой хваткой вцепился в ее юбку, а она обрабатывала его рану. Так много воспоминаний — жестоких и нежных, тонких и сильных, смешных и полных боли. Ио достаточно ли их, чтобы уравновесить тяжкую муку сомнений, которые она вынуждена нести в себе до конца жизни?
Время шло, Луис не двигался, и она коснулась его лба, отчаянно желая хоть как-то облегчить его боль. Он не ответил яа ее прикосновение, хотя вряд ли спал.
А когда ночной ветер внезапно донес издалека слабый крик, нервы Элеоноры напряглись, но, признаться, она не удивилась. Она судорожно сглотнула, и когда пронзительный женский крик повторился, решительно отбросила в сторону одеяло.
Луис коснулся ее руки. Пальцы его были горячие и сильные.
— Нет, Элеонора. Вы ничем не поможете. И я не позволю вам вмешиваться.
— Я не могу лежать здесь просто так, — сказала она раздраженно.
— Вы должны.
— Это варварство.
— Такое же, как и расстрел, да? Нет, душа моя, это справедливость. Мы имеем право заставить эту женщину рассказать, что она сделала и почему? Или мы должны позволить ей осуществить свой план? Вы же не считаете, Элеонора, что мы должны позволить вам подставить ваше нежное сердце под пули расстрельного взвода, столь презираемого вами? Нет. Это позволит нам выяснить то, что мы хотим. Она признается в своих грехах и подпишет бумагу, подтверждающую вашу невиновность и позволяющую вам вернуться на прежнее место под генеральским солнцем.
В его голосе звучала горечь, не без оснований отметила Элеонора. Немногие мужчины поведут себя так, чтобы обелить имя женщины, которой они служат, тем более если это поможет ей вернуть любовь другого.
Пока он говорил, новый крик прорезал ночную тишину.
— В любом случае, у тех мужчин личный счет к сеньорите Хуаните. И я сомневаюсь, что мы с вами их остановим, даже если сильно захотим.
Элеонора бессильно опустила руки на колени. Несмотря на справедливость того, что он говорил, несмотря на то, что Хуанита попыталась сделать Жан-Полю и ей самой, происходящее все равно казалось ей отвратительным — даже не попытаться помочь женщине, которая страдает. Ничего не делать и более того — что-то выиграть от этого, что еще хуже. Если бы речь шла о мужчине, но это была женщина, подобная ей, отчего происходящее казалось особенно ужасным.
