Ложь (ЛП) - Адамс Браво Каридад (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
- Откуда Вам это известно, месье Бело? Вы волшебник?
- Посмотгите на меня, я уже седой... Я достаточно пожил на этом свете, мадам Сан Тельмо, и повидал немало мужчин и женщин, потому и осмелился утвегждать с пегвой секунды, что Вы – исключительное создание.
- Деметрио! – удивилась Вероника, заметив в дверях неслышно подкравшегося мужа. Сан Тельмо тщетно силился улыбнуться крепко стиснутыми губами, то и дело переводя взгляд то на красивое, бледное лицо Вероники, то на румяные щеки месье Бело.
Бело поднялся, проявляя все свое умение светского человека.
- Ну вот, мадам, видите, месье Сан Тельмо уже здесь. Я же говогил Вам, что он не задегжится надолго. Пегеговогы с туземцами обычно очень кгатки, – Бело поднялся и, повернувшись к Деметрио, по-светски ловко и непринужденно пояснил. – Ваша жена боялась, что Вы задегжитесь надолго.
- Моя жена никогда не была трусихой, да и отель “Сан Педро” я считаю вполне безопасным заведением.
- Вне всякого сомнения, и я пгишел, чтобы завегить в этом мадам Сан Тельмо, а заодно пгедложить ей чашечку кофе по рецепту Мату-Ггосу. Вы так быстго увели свою жену, что она не успела выпить кофе, сидя за столом.
- Я думал, что мы уже распрощались в зале, пожелав друг другу спокойной ночи, господин Бело.
- Газумеется, но я взял на себя смелость подняться навестить мадам, потому что Вы ушли. Это так неспгаведливо, что молодая и кгасивая дама должна пговодить вгемя в одиночестве, запегтая в четыгех стенах. Не тгевожьтесь, я пгишел также, чтобы пговерить, гасставили ли в номеге цветы, как я велел.
- Вы переходите все границы, господин Бело…
- Сейчас Вам нет еще и тгидцати, месье Сан Тельмо, а когда Вам стукнет пятьдесят, Вы поймете, что такой даме, как Ваша жена, под ноги нужно стелить ковгы из цветов, чтобы она не ступала по твегдой земле.
- Ваши слова достойны поэта. Как жаль, что Вы живете замкнуто, в этом диком уголке в век элекричества и стали! Вы были бы важной птицей при дворе Марии Антуанетты, а затем закончили на эшафоте.
- Ну что Вы. Я не агистокгат, я – пгостой бугжуа, но умею отличить настоящий бгиллиант от подделок. А тепегь, о'гевуаг, добгой Вам ночи… Мадам Сан Тельмо, я у Ваших ног…
- Доброй ночи, и большое Вам спасибо за все.
- Пока меня еще не за что благодагить, и не забудьте, что самое большое мое желание – быть Вам полезным, всем, чем смогу, как сказал пгежде… Я у Ваших ног, мадам, – месье Бело вышел, а Деметрио в ярости повернулся к Веронике:
- Можно узнать, зачем вернулся этот сумасброд?
- Думаю, он и сам объснил тебе это.
- Я не стал обходиться с ним, как он того заслуживает, чтобы не ставить тебя в неудобное положение, поскольку считаю, что он вошел в номер с твоего позволения.
- Дверь была открытой. К тому же, по годам он мне в отцы годится.
- Я никогда не верил в отцовские чувства этого типа, потому и вернулся.
- Значит, вот почему.
- Я встретил официанта, который спускался по лестнице после того, как принес вам кофе, он и рассказал мне всё, хоть я его и не спрашивал.
- И что же?
- Мне кажется абсолютно недопустимым, чтобы ты принимала его, когда меня нет.
- Он у себя дома, а мы у него в гостях.
- Мы – постояльцы в его гостинице, и платим за постой, а потому вовсе не обязаны терпеть этого господина, если его общество нам неприятно.
- Но мне его общество было приятно.
- Он – болван, престарелый тщеславный юнец, чванливый хлыщ с проблесками дешевого философа.
- Ты судишь о нем слишком строго. По-моему он очень хороший человек, душевный и отзывчивый. Если, порою, человек несчастен и бесконечно одинок, ему становится теплее даже от улыбки и доброго слова.
- Ты жалуешься?..
- Нет, зачем? Дай мне сигарету.
- Ты никогда не курила.
- А теперь начну. Надеюсь, курение не покажется тебе чудовищно недопустимым, и ты не откажешь женщинам в праве курить, как отказываешь им в праве спрашивать мужа, где он провел всю ночь, пока жена напрасно ждала его.
- Вероника…
- Не беспокойся, я поняла, что не должна больше расспрашивать тебя об этом, и не стану. Когда ты ушел, я подумала, что ты не вернешься до самого отплытия. Полагаю, сейчас, выпроводив месье Бело, ты снова спокойно уйдешь.
- Ты сильно ошибаещься. Я не собираюсь уходить, и если этот старикашка Бело следит, когда я уйду, чтобы вернуться, его ждет большое разочарование.
- Как же я благодарна месье Бело… Ты меня не бросишь, потому что боишься его.
- Боюсь?
- Предпочитаешь, чтобы я сказала, ревнуешь?
- Ревную?.. К этому болвану, старому пройдохе, как очень точно окрестили его индейцы? Нет, Вероника, не ревную. Сожалею, что лишаю тебя иллюзии, тешащей твое тщеславие, но я не ревновал, не ревную, и никогда не буду ревновать.
- Откровенно говоря, я думала, что ты страдал от ревности, и это единственное, что позволяло мне прощать некоторые твои выходки.
- Мне все равно: не хочешь – не прощай.
- Тебе всё безразлично, ты это имеешь в виду?
- Я пытаюсь доказать тебе, что не все мужчины – печальные марионетки в твоих руках, не все из них куклы, с которыми ты играешь, смущая их чувства, сводя с ума, вырывая сердца, чтобы потом отшвырнуть их.
- Деметрио, подумай, что ты говоришь?
- Или привязать к своей юбке, чтобы они прислуживали тебе, как лакеи, были солдатами, как Хулио Эстрада, или собакой на сене, как этот несчастный дурачок, твой кузен Джонни.
- Деметрио, как только у тебя язык повернулся сказать такое о нас? Что все это значит?
- По-моему, я выразился предельно ясно, и не говори, что ты меня не понимаешь.
- Я не хочу понимать тебя, не хочу думать, что ты говоришь то, что чувствуешь. Я предпочитаю думать, что тебе доставляет удовольствие мучить меня, не знаю почему; находить самые жестокие слова, самые горькие сравнения и имена, чтобы ранить меня побольнее; попрекать тем, что я никогда не делала.
- Нет, Вероника, я еще не назвал имя, которое может ранить тебя больнее.
- Какое имя? Назови его! Ответь, кто он. Думаю, именно в этом крылась причина твоего непонятного и грубого поведения.
- Вероника!
- И не только со мной, а со всеми. С тех пор, как мы уехали из Рио-де-Жанейро, ты всем хамил: слугам и служащим, попутчикам, управляющим агентств, а теперь и бедному месье Бело, самое большое преступление которого в том, что он был любезен со мной.
- Это не просто любезность, а нечто большее. Кофе, шампанское, эти проклятые цветы… Думаешь, он так любезен со всеми постояльцами?
- Тем больше причин поблагодарить его за оказанное уважение.
- Уважение! Что-то ко мне у него не было подобного уважения! Я дважды останавливался в этой гостинице, так он и глаз на меня не поднял, а теперь увидел тебя, и стал совсем другим: просто сама любезность, и все эти благоговейные расшаркивания. Хорошо еще, что в Порто-Нуэво нет ни отелей, ни отставных шансонье, ни презренных поклонников, превратившихся в преданных псов… Там ты будешь один на один со мной, понимаешь? Совсем одна, и у тебя не будет никого, кто глупо встал бы на моем пути, защищая тебя. – В яростном исступлении Деметрио схватил Веронику в охапку и крепко сжал ее в обжигающе-жарких, испепеляющих объятиях. Их губы были так близки, что Сан Тельмо не сдержался и поцеловал ее.
- Деметрио!..
Сан Тельмо целовал Веронику безрассудно, безумно, будто желая впитать в себя целую жизнь этих губ.
- Я – подлый слабак!.. Глупец, дурак! – в отчаянии твердил он.
- Деметрио!..
Сан Тельмо грубо оттолкнул Веронику, и она упала на широкую кровать. В порыве охватившей его горячечной страсти, он шагнул к ней, и тут же остановился, как мог бы остановиться перед совершением преступления.
- Ну, нет!.. Нет!.. Ты не окажешься сильнее!..
- Деметрио!.. Деметрио! Что ты делаешь?
Деметрио уходил все дальше от запертой на ключ двери, и его шаги звучали все глуше. Вероника напрасно стучала в закрытую дверь. Она подумала, что можно было бы закричать, позвать на помощь месье Бело, ведь он совсем недавно прелагал помочь ей, но на губах еще горели поцелуи Деметрио, и девушка вновь подумала, что только вспышка ревности толкнула его на столь странный поступок. Вероника так слепо любила мужа, что отдала ему не только сердце, но и волю. Две жгучие слезинки скатились по щекам Вероники, а ноги вновь привели ее к кровати, на которую так грубо швырнул ее Сан Тельмо.
