Кирклендские услады - Холт Виктория (книги без регистрации полные версии txt) 📗
— Ну да, конечно! Вас же восхищает мое здравомыслие! И то, что я так ловко подловила Габриэля — богатого жениха!
— А, значит, вот чего вы не можете мне простить.
— Такие подозрения быстро не забываются. Надеюсь, того, кто старается свести меня с ума, вы не будете превозносить за находчивость, если он своего добьется?
— Я сверну ему шею, дайте только найти его!
— Я вижу, ваша позиция существенно изменилась.
— Ничуть! Мне нравились в вас вовсе не то, что, как я полагал, вы женили на себе Габриэля ради его состояния. Мне нравились ваша храбрость и острый ум, я их сразу почувствовал.
— Но сейчас-то храбрости у меня поубавилось.
— Ничего, воспрянете, я в вас не сомневаюсь.
— Придется, иначе паду в ваших глазах.
Саймону явно нравился шутливый тон, на который мы незаметно перешли, а меня удивляло, как я могу с удовольствием пикироваться с ним, ведь совсем недавно он был одним из главных, кого я подозревала. Тем не менее, эта шутливая перепалка доставляла мне наслаждение, сомневаться не приходилось.
— Да-да, вы еще удивите нас своей отвагой, — продолжал он. — А я всегда готов вас поддержать.
— Спасибо вам, Саймон.
Он устремил на меня долгий красноречивый взгляд, и я прочла в его глазах признание. Между нами начиналось что-то новое, какие-то новые, волнующие отношения. Они несли нам новый заряд жизненных сил. Это был сплав яростного несогласия и радостного взаимопонимания. Мы одного поля ягоды. Саймон распознал это сразу, а я только сейчас. Я знала, о чем говорит его взгляд, и мне не хотелось отводить глаза. Однако я продолжала:
— Иногда я вообще в растерянности. Не знаю, могу ли доверять здесь хоть кому-то.
— Доверьтесь мне, — последовал ответ.
— Похоже на приказ, — улыбнулась я. — Впрочем, многие ваши речи звучат именно так.
— Это и есть приказ!
— И вы считаете себя вправе мне приказывать?
— Да… если принять во внимание целый ряд обстоятельств.
Мне не хотелось ехать дальше. У меня было ощущение, что я наконец-то очутилась в тихой гавани, где можно отдохнуть и позволить себе быть счастливой. Позади меня осталась угрюмая лечебница с ее мрачными тайнами, впереди ждали «Услады», а где-то неподалеку был отцовский дом. Но здесь меня не достигали грозные предвестники беды, я не хотела двигаться с места. В ту минуту у меня не оставалось сомнений: я люблю Саймона Редверза, а он любит меня. Не странно ли — прийти к такому заключению в столь неподходящей обстановке, на глухой деревенской дороге в холодный ветреный день!
Но в возникновении этой любви не было ничего странного. Саймон чем-то напоминал мне Габриэля. Можно сказать, он и был Габриэлем, только без слабости и неуверенности своего кузена. Сейчас, знав Саймона, я поняла, что побудило меня так быстро выйти замуж за Габриэля. И его я тоже любила, ведь любовь бывает разная. Жалость — тоже любовь, как и стремление защищать. А вот страстная всепоглощающая любовь пока была мне незнакома. Я знала только, что настоящая любовь вмещает в себя и жалость, и стремление защищать, она обогащает человека, развивает его чувства и с каждым годом становится лишь глубже.
Но испытать такую любовь мне еще не было дано. Предстояло пройти через многое — через рождение ребенка, через избавление от нависшей надо мной опасности. Поэтому не стоило слишком пристально вглядываться в туман, скрывающий будущее. Но со мной был Саймон, и от сознания этого все во мне пело.
— Ну хорошо, — повернулась я к нему, — я готова подчиняться вашим приказам.
— Тогда слушайте! Прежде всего мы поедем в гостиницу. Она в миле отсюда. Там подкрепимся.
— И думать не могу о еде.
— Вы забываетесь. Не вы ли только что выразили готовность подчиняться моим приказам?
— Но мне тошно от одной мысли о съестном.
— В гостинице есть уютная маленькая отдельная комната, где хозяин принимает самых дорогих гостей. К ним-то я и отношусь. Коронное блюдо — мясной пудинг с грибами. Описать его словами невозможно, надо отведать. И специально для нас из погреба принесут кларет. Посмотрим, сможете ли вы устоять перед соблазном, когда услышите аромат моего любимого блюда!
— Хорошо, я поеду с вами и буду наблюдать, как вы его смакуете.
Саймон снова взял мою руку, поднес было к губам, но крепко пожал и улыбнулся. Трудно в это поверить, но я была по-настоящему счастлива, хотя, когда мы поехали дальше, в лицо нам хлестал холодный ветер, а зимнее солнце тщетно силилось послать улыбку.
Я даже попробовала знаменитый пудинг и согрелась, выпив кларета. Как всегда, Саймон рассуждал практично.
— Первым делом, — сказал он, — вы должны написать отцу. Пусть сообщит вам правду. Но предупреждаю: какой бы горькой она ни оказалась, мы не будем вешать нос.
— А вдруг эта пациентка действительно моя мать?
— Ну и что?
— Давайте говорить откровенно, Саймон. Моя мать в Уорстуистле, а я, по мнению некоторых, веду себя странно, брежу какими-то видениями, совершаю непонятные поступки.
— Но мы ведь не верим, что это видения, правда? — мягко напомнил мне Саймон.
— Конечно, я не верю! И не знаю, как благодарить вас и вашу бабушку за то, что вы на моей стороне.
— У нас есть свое мнение, Кэтрин, и благодарить нас не стоит. А вот если бы удалось застать этого монаха на месте преступления! Тогда мы бы доказали вашу правоту. Я полагаю, у него имеется какое-то потайное место, где он прячется. Надо это место отыскать. На следующей неделе рождественские праздники, и мы с бабушкой на два дня переберемся к вам. Вот это-то время мы и должны использовать.
— Жаль, что придется ждать до следующей недели.
— Ничего, оглянуться не успеете, как наступит Рождество.
— А если до тех пор еще что-нибудь произойдет?
Несколько секунд Саймон молчал. Потом перешел к приказам:
— Если вы снова увидите монаха, никому не говорите. Он, вероятно, только того и добивается, чтобы вы побольше о нем рассказывали. Так не доставляйте ему подобного удовольствия. Продолжайте с вечера закрывать двери и окна, чтобы никто к вам не мог проникнуть и напугать. Ведь с тех пор, как вы начали запираться, никто вас не навещает? По-моему, это очень важно. Тем временем вы получите письмо от отца, и, о чем бы в нем ни говорилось, вы не позволите себе расстраиваться. Никогда не верил, что в том, какие мы уродились, повинны наши предки. Своей судьбой мы управляем сами.
— Я буду помнить об этом, Саймон.
— Вот-вот! Какие мы есть и какими станем, зависит от нас. Подумайте, сколько народу живет сейчас в Англии! В десятки раз больше, чем несколько столетий назад. А вам не приходило в голову, что, если проследить, от кого мы происходим, выяснится, что мы все родня. В каждой семье были негодяи и святые, сумасшедшие и гении. Нет, нет, Кэтрин, мы все — отдельно существующие личности, и жизнь каждого из нас — в наших собственных руках.
— Оказывается, вы философ, — отозвалась я. — Вот уж не подозревала! Я была уверена, что вы практичны до мозга костей и отличаетесь трезвым, надежным здравым смыслом, не даете волю воображению и ни к кому не испытывает сочувствия.
— Это маска. Все мы прикрываемся масками, верно? Я хитер, я упрям, люблю говорить начистоту все, что думаю. Таким все меня считают. Согласитесь, личность не слишком привлекательная. И при нашем первом знакомстве у вас сложилось именно такое мнение. Резкий, не допускает, чтобы кто-нибудь его обошел, предпочитает всех обходить сам. Не скрою, все это во мне есть. Я ни от чего не отрекаюсь. Но могу быть и другим. Человек — существо сложное. — Искоса взглянув на меня, Саймон заключил: — А уж о женщинах и говорить нечего.
— Продолжайте, пожалуйста, — попросила я. — Мне очень интересно.
— Ладно. Как вы думаете, что вы почувствуете, вернувшись в «Услады»?
— Не знаю. Но уж во всяком случае, мне будет гораздо хуже, чем сейчас.
— Нет, я не о том говорю, — возразил он. — Вам будет страшно. Вы поторопитесь подняться к себе и будете все время оглядываться, не преследует ли вас кто-нибудь, а когда откроете дверь в свою комнату, начнете тревожно осматривать все углы, не притаился ли где монах. Потом вы от него запретесь, но от страха все равно не избавитесь — он живет у вас в душе и, как только стемнеет, завладеет вами полностью.
