Настоящая любовь - Бэлоу Мэри (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
– Да, – тихо рассмеялась она. – Я помню. Мне показалось, ты потом сказал, что это больше не повторится. Ты говорил, так будет лучше. Мне показалось, что я тебе безразлична.
– Марджед, – прошептал он возле ее губ.
– А потом ты прислал Аледа с деньгами, чтобы я смогла нанять Уолдо Парри для работы на ферме, – сказала она и поперхнулась, готовая расплакаться. – И тогда я поняла, что все-таки ты думаешь обо мне.
– Марджед! – Он обнял ее и прижал к себе. – Как ты могла в этом сомневаться?
– Я добровольно пошла на это, – сказала она. – Ты вовсе не обязан был испытывать ко мне какие-то чувства. И сейчас не обязан.
– Но ты мне не безразлична. – Он коснулся ее губ. – Далеко не безразлична.
Она задохнулась.
– Кажется, я говорил, что это для тебя была бы катастрофа, – сказал он. – Я говорил, что ты была бы несчастлива. Ты знаешь меня только как Ребекку, Марджед. Возможно, мужчина под этой маской тебе вовсе не понравился бы.
– Я люблю тебя, – прошептала она. Честная, отчаянная Марджед.
Она любила Ребекку. Как ни странно, мужчина под маской почувствовал себя обделенным. Только вчера она утешала Герейнта Пендерина, держала его за руку, слушала его и казалась почти нежной в своем сочувствии, правда, недолго. Но любила она Ребекку – легендарного народного героя. Мужчину, который даже не существовал.
– Я тоже люблю тебя, – сказал он, припадая к ее губам и не решаясь открыть правду, которая наверняка ужаснула бы ее.
У нее вырвался радостный возглас, похожий на стон.
– Займемся любовью. Прямо сейчас.
Ночь была теплая. Огонь страсти тоже согревал. Марджед с помощью возлюбленного освободилась от сюртука, рубашки, бриджей и белья. И помогла ему расстегнуть все его пуговицы и стянуть одежду.
Эта красавица – Марджед, сказал он себе, с трудом веря в это. У нее было восхитительное тело – теплое, мягкое и в то же время сильное. Мозолистые ладони, гладившие его грудь, спину, ягодицы, действовали удивительно возбуждающе. Впрочем, он не нуждался в каких-то особых приемах. Он уже и так пылал к ней страстью.
– Ты красив, – произнесла она прежде, чем он успел обратиться к ней с этими же словами. Он даже затаил дыхание от ее горячих прикосновений. – Почему я так смела с тобой? Прежде я никогда не была такой смелой.
Он еще в первый раз понял, что она во многом невинна. Она дернулась, когда его рука скользнула вниз ее живота, чтобы приласкать так, как она ласкала его. Потом она вздохнула и расслабилась, когда его пальцы принялись мягко исследовать ее тело. Он понял, что больше не может ждать. И почувствовал, что она готова принять его.
– Земля твердая, – сказал он, когда она повернулась на спину, – ляг на меня.
Было ясно, что раньше ей не доводилось прибегать к такому приему в искусстве любви. Ему пришлось помочь ей, когда она обхватила его ногами и вцепилась в плечи.
Его движения были медленными, он давал ей возможность привыкнуть к новому для нее положению. Ее волосы время от времени падали ему на лицо, когда она наклонялась к нему, касаясь сосками его груди. А потом он забылся, стоило ей подхватить его ритм, подстроиться под него. Движения все убыстрялись, пока они оба не разделили безумного восторга.
Она вся покрылась испариной от изнеможения, он привлек ее к себе, так и не разъединив их тела. Марджед вернулась в реальный мир.
– Я люблю тебя, Марджед Эванс, – сказал он, накидывая на нее край одеяла.
Когда Ребекка навсегда уйдет из ее жизни – а это обязательно должно случиться, если вначале он не подарит ей ребенка, – она хотя бы сможет, вспоминая о прошлом, верить, что он по-настоящему любил ее. А если она когда-нибудь раскроет правду, он хотел, чтобы она знала: Герейнт Пендерин не только предал ее, он и любил.
– М-м-м, – только и прозвучало в ответ.
Он позволил себе роскошь помечтать, каково это было бы, если бы Марджед каждую ночь проводила в его постели и засыпала после восторгов любви. А что лучше этого свидетельствует о мастерстве любовника?
Еще он вспомнил, где находится. Именно в этом углу мать поместила его кроватку или то, что служило кроваткой, поскольку здесь было теплее всего и не так сквозило. Мать любила его, думал он. Первые двенадцать лет его жизни она познала огромные трудности и одиночество. Но он знал – она часто ему говорила, – что он был для нее светом в окошке, она жила ради него одного. Он готов был побиться об заклад, что в последние годы перед кончиной она, не раздумывая, отказалась бы от удобного домика, мебели, теплой одежды, сытой жизни, дружбы с такими людьми, как миссис Вильямс, – она отдала бы все это ради того, чтобы вернуться в эту лачугу вместе с сыном.
Нет, она бы не сделала этого. Зная свою мать, он мог бы догадаться, что она радовалась за него, была счастлива, что наконец в нем признали сына, достойного своего отца, и обращаются с ним как подобает. Конечно, она поняла, почему не было писем. Она поняла, что ему не позволяли писать ей, – как и ей, должно быть, не позволяли писать ему. Она должна была знать, что он любит ее, что никогда ее не забывал.
Да, конечно, она знала это. Как глупо, что он еще сомневался. Как глупо, что боялся этого дома, словно мог встретить здесь призрак несчастной, разочарованной женщины. Ее единственным утешением в последние годы было сознание того, что за ним хорошо смотрят и что однажды он станет графом Уиверном, владельцем Тегфана.
Как глупо, что он боялся вернуться. Боялся узнать что-либо о Тегфане. Боялся встретить здесь зловещие призраки, которые станут неотступно следовать за ним.
Эту жалкую лачугу когда-то наполняла любовь. И сейчас здесь снова царила любовь. Любовь, которая каким-то непостижимым образом уничтожила все сомнения и боль.
Он осторожно перебирал пряди волос Марджед, пока она спала.
Ей было очень уютно и на удивление тепло. Она подумала, что тепло согрело ей сердце. Он любил ее! Его пальцы нежно гладили ее голову.
– А знаешь, я не хотела сюда приходить, – сказала она. Наверное, не стоило упоминать сейчас другого мужчину, как и думать о ее противоречивых чувствах к нему. Но любить для нее означало быть абсолютно откровенной и честной со своим возлюбленным. – Он жил здесь ребенком. Я имею в виду, граф Уиверн.
Рука, гладившая ее по голове, замерла.
– Ты любила его в детстве, – сказал он. – У тебя есть воспоминания, связанные с этим местом?
– Одно из них совсем недавнее, – ответила Марджед и, поколебавшись секунду, рассказала ему о последней встрече с Герейнтом.
Он снова принялся водить пальцами по ее волосам, но ничего не сказал.
– У него была тяжелая жизнь, – продолжала она. – Невыносимо тяжелая. В это нелегко поверить, но в двенадцать лет его забрали отсюда для богатой, роскошной жизни, а теперь он один из богатейших людей страны. Но деньги не приносят счастья, правда? Мне кажется, с тех пор как он покинул это место, в его жизни не было ни любви, ни дома.
– Возможно, вчера его утешило твое сочувствие, Марджед, – сказал он. – Возможно, вчера он почувствовал что-то вроде любви. Ведь в том, что ты сделала для него, была любовь?
– Нет, – быстро ответила она. – Я люблю тебя.
– Но есть разные виды любви, – сказал он. – Если мы любим одного человека, то это вовсе не значит, что мы не любим всех остальных.
– Мы говорим о человеке, которого мы оба ненавидим, – напомнила она. – Разумеется, я не чувствую к нему любви.
– Я борюсь с системой, Марджед, – сказал он, – со всеобщей несправедливостью, а не с одним человеком. Во мне нет ненависти.
– Это видно, – сказала она. – Ты всегда очень заботишься о том, чтобы никто не пострадал при разрушении застав ни с той, ни с другой стороны. К тому же ты устраиваешь так, чтобы пострадавшие материально получили возмещение. Ты полон участия к людям. Значит, вот почему ты взялся за это дело? Ты борешься против системы, а не против людей?
– Да, – ответил он.
– Это лучше, чем ненависть, – сказала она. – Ненависть… причиняет боль.
