Цена счастья - Хейер Джорджетт (читать книги полные .txt) 📗
— Я никогда не скажу, что ты вообще туда поехал! — закричал Ротерхэм, резко отодвинув кресло и вскочив из-за стола. — И объясню тебе, петушок, почему. Потому что ты боишься! Пока я терплю тебя, ты еле слышно кукарекаешь, демонстрируя свое неповиновение. Однако, когда мое терпение лопнет, ты мгновенно притихнешь! Потому что, при всей своей браваде, ты так меня боишься, что одного моего взгляда достаточно, чтобы заставить тебя съежиться от страха! — Ротерхэм захохотал. — Он, видите ли, не подчинится моим приказам. Хотел бы я на это посмотреть! Да у тебя духу не хватит, чтобы не трясти поджилками, когда я распекаю тебя! Знаю точно, что ты сделаешь сейчас. Ты будешь бахвалиться своей храбростью, разыграешь несчастного любовника, чтобы вызвать сочувствие доверчивых глупцов, поплачешься своей мамочке по поводу моего деспотизма и оправдаешь собственную трусость тем, что боялся, как бы я не стал мстить твоим братьям, поэтому якобы и не смог противостоять моему диктату. А вот о том, что ты просто испугался моего кнута, ты бы умолчал! Хотя истинная причина именно в этом!..
Ротерхэм сделал паузу, внимательно разглядывая своего воспитанника. Джерард — весь белый, как нелепый воротничок его рубашки, — дрожал и прерывисто дышал, но не отводил горящих глаз от лица своего опекуна. И, храбро выдержав ответный пронизывающий и высокомерный взгляд серо-стальных глаз маркиза, он прошептал, стиснув кулаки:
— Я с радостью убил бы вас!
— Не сомневаюсь. Ты бы и ударил меня, однако не сделаешь этого. И больше не станешь разыгрывать передо мной своих патетических сцен… Можешь остаться здесь на ночь, но завтра же вернешься туда, откуда приехал.
— Я не останусь под вашей крышей ни на минуту, даже если бы вы меня озолотили!
— Джерард, я сказал: хватит с меня твоей патетики.
— Я уезжаю из Клейкросса. Сейчас же! — воскликнул Монксли и бросился к двери.
— Не торопись. Ты кое-что забыл!
Юноша остановился и оглянулся.
— Ты сказал, что твои карманы пусты, и это меня не удивляет, после того как ты проехал на почтовых через всю страну. Сколько тебе нужно денег?
Джерард замер в нерешительности. Отвергнуть это предложение было бы прекрасным жестом, причем именно тем, о котором он мечтал. С другой стороны, ему нужно было оплачивать дорожные расходы и жить целый месяц, прежде чем поступит содержание за следующий квартал. Его мелодраматический талант был унижен тем, что, по его убеждению, было реакцией чрезвычайно злобной натуры, и юноша произнес тоном, в котором начисто отсутствовала благодарность:
— Был бы обязан вам, если бы вы ссудили мне пятьдесят фунтов, кузен.
— Неужели был бы обязан? И сколько я должен дать тебе вперед на следующий квартал?
— Будьте уверены, я не попрошу у вас авансом ни пенни! — высокопарно заявил Монксли.
— Боишься попросить, не так ли? — Говоря это, Ротерхэм открыл старинный шкаф в дальнем конце комнаты и достал оттуда металлический ящичек. — И вместо этого попросишь у матери. Но так как ты сейчас оказался на мели исключительно по моей вине, я дам тебе твои пятьдесят фунтов. В следующий раз, когда захочешь выругать меня, напиши письмо.
— Если вы отказываетесь выдать мне вперед мои собственные деньги, я возьму ваши деньги только взаймы, — объявил Джерард, — и выплачу их сразу же, как только стану совершеннолетним.
— Как тебе будет угодно, — пожал плечами Ротерхэм, отпирая ящичек с деньгами.
— И я дам вам долговую расписку!
— Ну разумеется. Перо на столе.
Джерард бросил на своего опекуна ненавидящий взгляд, схватил перо, выхватил наугад из какой-то пачки бумаг листок и торопливо набросал долговую расписку. Затем швырнул перо на стол.
— Я уплачу этот долг самое позднее в тот самый день, когда получу основную сумму, причитающуюся мне. А если смогу, то и гораздо раньше. Я вам признателен. До свидания! — Он небрежно сунул чеки, протянутые маркизом, в карман и выбежал из библиотеки, громко хлопнув при этом дверью.
Маркиз убрал металлический ящичек на место и медленно прошел к своему столу. Взял в руки расписку и, нахмурив брови и крепко сжав губы, рассеянно разорвал ее на множество мелких клочков. Дверь снова приоткрылась, и он поднял голову.
Это был управляющий.
— Милорд, — проговорил тот негромко, но решительно, — позвольте мне поговорить с вами?
— Ну?
— Милорд, я видел, как мистер Джерард ушел. Конечно, не мое дело увещевать вас. Но, так как здесь нет никого, кто бы смог это сделать, я просто обязан взять это на себя. Вы не должны отпускать мальчика в подобном состоянии.
— Я чертовски рад тому, что он отсюда убрался! Не могу его больше видеть!
— Милорд, так дело не пойдет. Вспомните, ведь он ваш воспитанник! Я никогда раньше не видел у него такого выражения лица. Что вы такого сделали ему, что мистер Джерард стал весь белый как полотно?
— Что, по-твоему, я мог сделать этому бедному заморышу, которого способен скрутить одной левой рукой? — с яростью воскликнул Ротерхэм.
— Нет, вы употребили не силу, милорд, а язык.
— Да, в какой-то мере, — признался маркиз, мрачно улыбаясь.
— Милорд, что бы он ни делал…
— Да он ничего и не сделал. Я сомневаюсь, что он вообще способен на что-либо, кроме как вызывать у меня тошноту своей бравадой и напыщенной театральностью.
— Позвольте мне вернуть мистера Джерарда? — взмолился Уилтон. — Вы не должны так пугать его.
— Я просто не способен на это.
— Вы пугаете многих, милорд. Иногда мне кажется, что, когда вы хандрите, вам очень хочется пугать людей. Но я уверен — хотя и не знаю, почему, — что тех, кто вас боится, вы терпеть не можете.
Ротерхэм вскинул голову и с неохотой засмеялся:
— Да, верно…
— Еще не поздно. Позвольте мне вернуть мистера Джерарда?
— Нет! Согласен, не нужно было набрасываться на него, но я просто не мог не поддаться искушению. Это не повредит мальчишке, а, наоборот, пойдет ему только на пользу.
— Милорд!..
— Уилтон, я вас очень уважаю, однако не в вашей власти заставить меня передумать.
— Мне это известно, милорд. Это под силу лишь одному-единственному человеку.
В глазах Ротерхэма сверкнул гнев, но он промолчал. Управляющий внимательно посмотрел на него, потом повернулся и вышел из библиотеки.
Глава 18
Мистер Монксли приехал в Бат после наступления темноты. Джерард пребывал в боевом настроении. Когда он приказал извозчику поворачивать на дорогу к Бату, то сделал это в приступе бешеной ярости, но в то же время с затаенным страхом. Пережитые ощущения вызывали нервную дрожь в его худеньком теле. Да, разнос, учиненный ему лордом Ротерхэмом, привел Джерарда в бешенство, и теперь только гордость удерживала его от нервного срыва и не позволяла вырваться наружу ужасу, который скрывался под бравадой. Он был застенчивым и в то же время чрезмерно чувствительным юношей. Обладая острым и зачастую болезненным воображением, Джерард был способен убедить себя, что какой-нибудь человек — в сущности, не обращавший на мистера Монксли никакого внимания — осуждает его. Предчувствие события было для него более страшным, чем само событие. И мысль о том, что никто вокруг ни во что его не ставит, приводила Джерарда в ужас. Желание казаться значительным несчастливо соединялось в нем с недостаточной верой в свои силы, которую юноша изо всех сил пытался скрыть под самоуверенными манерами. И именно это качество вызывало у его опекуна наибольшее презрение.
Не существовало на свете пары более несовместимой. И если юный Монксли был не в состоянии завоевать симпатии лорда Ротерхэма, то и более худшего опекуна, чем маркиз, трудно было подобрать для мальчика, в котором уживались робость и тщеславие. Еще когда Джерард был совсем ребенком, страстно желавшим произвести на незнакомого ему опекуна впечатление и одновременно страшившимся, что тот отнесется к нему пренебрежительно, он уловил однажды тяжелый взгляд этих блестящих глаз и тут же съежился под ним. Во взгляде маркиза не было ни гнева, ни презрения, он был почти лишен любопытства, но этот взгляд поверг маленького Джерарда в замешательство, ему показалось, что этот взгляд проник ему прямо в мозг и разглядел там все, что Джерард так хотел скрыть. От этой первой ужасной встречи со своим опекуном юный Монксли так никогда и не оправился. Равнодушие Ротерхэма лишало его спокойствия, а позднее сила гнева маркиза просто ужаснула его. Резкость манер своего опекуна — такую естественную для того — Джерард принимал за проявление антипатии к себе. В каждом коротком приказании маркиза юноше чудилась скрытая угроза, и, если лорд Ротерхэм выговаривал своему воспитаннику за какой-то проступок, тот был уверен, что это лишь прелюдия к какому-то более страшному наказанию. Тот факт, что наказание, которое он понес единственный раз, не оказалось ни ужасным, ни особенно суровым, странным образом совсем не успокоил Джерарда. Он просто подумал, что чудом отделался от более серьезной кары. И точно так же каждый раз, когда Джерард становился объектом раздражения лорда Ротерхэма, он был искренне убежден, что находился на волосок от наказания.
