Как покорить маркиза - Грей Джулиана (библиотека книг TXT, FB2) 📗

А сверху – сияющая серебром маска.

Стефани взяла записку и перечитала ее:

«Принцесса всегда должна появляться на балу как первая красавица, даже если она скрывается под маской. Желаю приятного вечера. Д.»

Конечно, это была мисс Динглби. Благослови Бог эту добрую женщину!

Глава 22

Центральный уголовный суд Олд-Бейли

Август 1890 года

Камера, в которой сидел маркиз Хэтерфилд, находилась в самых глубинах старинного здания тюрьмы Олд-Бейли и, учитывая все обстоятельства, выглядела вполне прилично. Ему были дозволены некоторые удобства, к которым он привык дома, – письменный стол, книги и даже тренажер для занятия греблей. Хэтерфилд быстро по-дружился с охранниками, и они стали закрывать глаза на кое-какие вольности арестанта. Когда к нему приходила Стефани, скромно одетая как клерк мистера Бенедикта Ферчеча, они разрешали им двоим общаться сколько душа пожелает и особо не докучали.

Общались они в основном на сугубо деловые темы: о процессе Хэтерфилда в суде и о его проекте в Хэм-мерсмите.

В такие минуты он особенно остро ощущал близость Стефани, буквально упивался ей. Хэтерфилд дорожил каждым моментом, когда их взгляды встречались. Иногда ему ненадолго удавалось удержать ее руку в своей под столом, за которым они работали. Их пальцы так крепко переплетались, что Хэтерфилд чувствовал под кожей ладони слабое биение ее сердца. Эти минуты совершенной близости отчасти искупали боль разлуки, когда она почти силой вырывала ладонь из его руки и вставала из-за стола, а потом с мокрыми глазами принималась собирать бумаги и книги.

«Не мучай себя так, – порой шептал он ей. – Лучше возвращайся домой». А Стефани всегда отвечала ему, что у нее нет дома и ей нужен только он.

Оставшись один, Хэтерфилд принимался мерить шагами камеру, от одной стены до другой, и задавать себе одни и те же вопросы. Где же Олимпия? Где эта их Динглби? Он написал кучу писем, сделал все возможное, чтобы найти их. Даже его приятель, лорд Роланд Пенхоллоу, куда-то провалился. Эшленд и Эмили были сейчас на другом конце света и пребывали в счастливом неведении, наслаждаясь своим медовым месяцем.

Казалось, будто от них отвернулась вся вселенная.

Однажды Хэтерфилд начал даже бессильно бить кулаком по стенам. Боль от ушиба ничуть не смягчала его отчаяние, но он хотя бы что-то делал, а не лежал на кровати и не смотрел в потолок, прокручивая одни и те же образы в голове. Его снедала тревога за Стефани, хотя она по-прежнему притворялась мужчиной. Его убивала мысль, что в любой момент какой-нибудь революционер из «Свободной крови» мог выследить ее и причинить ей вред, а у него не было никакой возможности помешать этому.

Сегодняшняя встреча была ужасной. Он чуть не потерял терпение, пытаясь переубедить Стефани, но у него ничего не вышло.

– Неужели тебе не понятно? – спрашивала его Стефани. – Если ты не расскажешь всю правду, тебя признают виновным.

– Но тогда тебе будет грозить опасность! Ты рискуешь своей жизнью!

– А ты – своей. – Стефани старалась говорить тихо, не забывая об охранниках. Но ее голос звенел от чувств.

– Я не хочу получить свободу за твой счет. Я дал слово твоему дяде…

– Олимпия исчез. Все исчезли, разве ты забыл? – Ее руки лежали на столе, и Хэтерфилд видел, что они дрожат. – Я не могу потерять тебя. Если ты продолжишь молчать, то я сама пойду и дам показания.

Он на мгновение накрыл ее ладонь своей.

– Нет, не пойдешь. Пожалуйста, поверь, я могу сам защитить себя. Я дам суду то, что нужно, но в то же время не раскрою твоей тайны. У меня это получится. Мы победим.

Она вырвала руку и встала.

– Проклятие, к чему это нелепое, ненужное благородство? Ты осознаешь, что со мной станет, если тебя повесят?

– Меня не повесят.

Тогда она собрала свои вещи и, не говоря ни слова, ушла. Стефани исчезла за дверью, унося с собой аромат своей кожи и волос. А Хэтерфилд, изо всей силы стукнув три раза по серой каменной стене, оперся о нее и, опустив голову, тяжело дыша, начал молиться.

Он просил высшие силы, чтобы его завтрашнее выступление в суде переломило ход дела. Чтобы ему удалось спасти себя, не раскрывая при этом секретов Стефани.

Он пустит в ход все свое обаяние, всю свою способность убеждать. И в совершенстве сыграет роль беззаботного аристократа, добродушного парня, у которого в душе только солнечный свет и ничего более.

Вдруг в дверь его темницы настойчиво постучали, а потом раздался звон ключей.

– К вам посетитель, – весело объявил охранник.

Хэтерфилд поднял голову. Его сердце затопило сладкое чувство облегчения. Слава богу, Стефани вернулась. Сейчас он увидит ее, может, даже коснется руки любимой женщины. Были моменты, когда он держал все тело Стефани в своих объятиях, когда занимался с ней любовью, а потом засыпал под ритм ее дыхания. Но сейчас ему было достаточно одной ладони Стефани.

– Я готов его принять.

– Это не мужчина, а женщина, – подмигнул охранник.

Через порог к нему шагнула хрупкая фигура, укутанная самой темной непроницаемой вуалью.

Хэтерфилд отшатнулся.

– Шарлотта! Что ты тут делаешь?

Дверь за ее спиной закрылась. Она подняла вуаль, и Хэтерфилд увидел чрезвычайно бледное, исхудалое лицо. Кожа на выпирающих скулах, казалось, просвечивала.

– Добрый вечер, Джеймс, – сказала посетительница.

– Тебе не следовало приходить сюда. – Он скрестил руки на груди. – Не понимаю, как ты смогла уговорить охранников пропустить тебя ко мне.

Шарлотта коротко, горько рассмеялась и заявила:

– Разве ты не знаешь, что на свете можно всего добиться с помощью денег, титула и красоты? А у меня есть и первое, и второе, и третье.

– Почти все, – уточнил он.

– Ты не хочешь сказать мне ничего доброго, Джеймс? Совсем ничего? Ведь я так страдаю.

Он с изумлением уставился на нее.

– Ты? Страдаешь? Моя дорогая Шарлотта, ведь это меня посадили в тюрьму и судят за убийство, которое я не совершал. Это меня разлучили с любимой женщиной…

– Не говори о ней!

– Я буду умирать с ее именем на губах.

– Так умри же скорей, – с яростью прошипела она. Ее вуаль на шляпке задрожала. Хэтерфилд посмотрел на ее бескровные губы, на острые скулы и тонкую шею. Черное дорогое платье свободно висело на похудевшем теле. Сейчас леди Шарлотта мало походила на ту фарфоровую куколку, какой была совсем недавно. Скорей она напоминала старое, потускневшее украшение.

– Зачем ты пришла? – холодно спросил Хэтерфилд.

– Я знаю, что ты невиновен, – сказала Шарлотта. – Знаю, что ты не убивал герцогиню. Мне известно, что случилось в ту ночь на балу. И у меня… у меня есть доказательство.

Доказательство. Это слово опасной, соблазнительной музыкой прозвучало в ушах Хэтерфилда. Он словно услышал песню сирены. Какое доказательство может у нее быть? И какую цену она назначит за него?

Стараясь говорить спокойно, Хэтерфилд заявил:

– Странно, что ты забыла упомянуть о нем и о своей вере в мою невиновность, когда выступала в суде. Вместо этого, насколько я помню, ты сделала все возможное, чтобы выставить меня преступником. Ты сказала, что видела меня наверху в пол-одиннадцатого. «Герцогиня пошла отдохнуть в будуар и попросила меня найти и привести к ней лорда Хэтерфилда», – вот что ты рассказала судье. Твои слова прозвучали очень убедительно. Завтра мне придется чертовски постараться, чтобы отвести от себя подозрения.

В уголках ее глаз блеснули слезы.

– Ты сделал мне очень больно. Я увидела тебя рядом с этой женщиной, вы обнимались… Да, признаюсь, что я потеряла голову от ревности. Но сейчас злость немного отступила. Я могу спасти тебя, могу искупить свою вину, если ты позволишь мне.

Она протянула к нему руки. Но Хэтерфилд отступил назад.

– Я совершенно не против того, чтобы ты попросила у судьи разрешения дать показания еще раз. У меня есть только одна просьба – не рассказывать правду о мистере Томасе. Его пол не имеет никакого отношения к делу.