Ваша до рассвета - Медейрос Тереза (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗

Он потянулся накрыть ее бархатным плащом, только сейчас начиная осознавать, каким дураком был. Он заставил себя поверить, что эта ночь будет ночью мести, что он может наказать ее удовольствием, заняться с ней любовью без любви, а потом просто позволить уйти. Но это оказалось сложнее, чем он рассчитывал. Он коснулся губами ее волос, думая о том, возможно ли любить двух женщин одновременно.

Она пошевелилась и, подняв голову, посмотрела на него, сонно моргая голубыми глазами.

– Так сколько бриллиантовых сережек я уже заработала?

– Очень много. – Он нежно погладил ее по щеке, чувствуя болезненный приступ сожаления. – Я не должен был говорить такие ужасные вещи. Я просто пытался напугать тебя.

– Это не сработало.

– И Слава Богу, – прошептал он, еще крепче обнимая ее.

Но она выскользнула из его рук вместе с плащом. Дразнящая мягкость ее груди прошлась вниз по его телу. К моменту, когда они коснулись его мужественности, он был уже донельзя возбужден. Снова.

Когда он запустил пальцы в ее волосы и подтянул ее голову вверх, чтобы их взгляды оказались на одном уровне, его дыхание стало частым и быстрым.

– Дьявол, ты думаешь, что ты делаешь, женщина?

– Пытаюсь заработать рубиновый кулон, – пробормотала она, сладко улыбнувшись, прежде чем опустить голову и обхватить его своими сочными губами.

* * * 

Когда Габриэль проснулся снова, кинжал яркого солнечного света бил через щель в портьерах, а Сесиль с ним уже не было.

Он сел и затуманенным взглядом обвел гостиную. От огня в камине остался только пепел, и в комнате стоял ледяной холод. За исключением полупустого стакана скотча на каминной полке и его собственной одежды, разбросанной по полу, гостиная выглядела точно так же, как вчера вечером, когда он пришел домой. Никакой скомканной женской сорочки, никакого бархатного плаща, никакой Сесиль.

Если бы он сейчас не ощущал на губах ее вкус, то сам мог бы подумать, что вся ночь была просто беспокойным сном из–за выпитого скотча.

– Только не это снова, – пробормотал он, свешивая ноги с края кровати и опуская голову на руки.

И что теперь ему делать? Выходить и прочесывать улицы Лондона в поисках ее? Доводить себя до безумия, размышляя о том, почему она сначала так нежно его любила, а потом ушла, даже не оглянувшись? Саманта, по крайней мере, не настолько торопилась и оставила записку, прежде чем навсегда уйти из его жизни.

– Черт ее побери. Он поднял голову, чувствуя, что холод из воздуха глубоко обосновался в его сердце. – Черт побери их обеих. 

Глава 24

«Мой дорогой Габриэль,

Нет места предпочтительней для меня, чем Ваши объятия…»

* * * 

Сесиль смотрела в окно кареты на пролетающие мимо луга и живые изгороди, с болью осознавая, что каждый оборот колес экипажа все дальше уносит ее от Лондона. И от Габриэля.

Учитывая, что ее последнее путешествие в Мидлсекс проходило в наемном экипаже, где орущий младенец заплевал весь ее лиф, а толстый кузнец отдавливал ей ногу, кто–то мог бы решить, что она оценит экстравагантную роскошь городского экипажа Карстейрсов. Но она совершенно не обращала внимания ни на его шикарные подушки и медные ручки, ни на взволнованные взгляды подруги.

Природное жизнелюбие Эстель не могло состязаться с саваном мрака, который окутывал Сесиль. Когда экипаж прогрохотал по арочному каменному мосту, казалось совершенно естественным, что низкие облака вот–вот начнут плеваться первыми снежинками сезона.

– Я все еще не могу поверить, что ты так дерзко предложила ему жениться, – сказала Эстель, бросая на подругу восхищенный взгляд.

– Я не предлагала. Я приняла его предложение. К сожалению, оно было отозвано.

– А если бы он согласился сбежать в Грента–Грин? Когда бы ты сказала ему, что являешься его потерянной Самантой?

– Я не знаю. Но я уверена, что подходящий момент появился бы когда–нибудь. Возможно, после рождения нашего третьего ребенка или в нашу пятидесятую годовщину брака. – Сесиль на мгновение закрыла глаза, ясно представив себе детский смех, который она никогда не услышит, и полные радости дни в объятиях мужа, которые никогда не наступят.

Эстель покачала головой. – Не могу поверить, что он возвращается в море.

– А почему? – горько спросила Сесиль. – Он хочет стать героем для своей драгоценной Саманты. В последний раз, когда он выходил в море, это едва не стоило ему зрения. Интересно, чего это будет стоить ему на этот раз. Глаза? Руки? Жизни?

Она прислонилась щекой к окну, борясь с отчаянием. Она поощряла Габриэля стать героем, а сама была отчаянной трусихой. Она убежала от его любви в самом начале, боясь верности его сердца. Потом она сбежала из больницы, не в силах посмотреть в лицо последствиям своей трусости. Она сбежала из его объятий в Ферчайлд–Парке, и вот теперь снова бежит.

Но только на этот раз ей придется бежать всю оставшуюся жизнь, даже если это означало, что она нигде не сможет найти покоя.

– Больше никогда, – прошептала Сесиль.

– Прости?

Сесиль выпрямилась на сидении.

– Разверните карету.

– Что? – спросила Эстель, изо всех сил пытаясь понять, о чем она говорит.

– Прикажи кучеру развернуть карету! Немедленно! – слишком нетерпеливая, чтобы ждать, когда ее подруга уловит смысл ее скачущих мыслей, Сесиль схватила стоящую в углу трость и забарабанила ею по обитой шелком панели в передней стенке экипажа.

Карета резко остановилась. Панель отъехала в сторону, и в открывшемся проеме появилось изумленное лицо кучера, с красным от холода носом.

– В чем дело, мисс?

– Я должна вернуться в Лондон. Разверните карету немедленно!

Кучер бросил на Эстель осторожный взгляд, словно спрашивая, не следует ли отвезти ее подругу с безумными глазами прямо в Бедлам [9].

– Делайте, как она говорит, – приказала Эстель, и ее глаза засияли. – Что бы она ни сказала.

Тот неохотно кивнул Сесиль.

– Куда, мисс?

– К докам в Гринвич. И поспешите! От этого, возможно, зависит жизнь одного мужчины!

Карета дернулась и пришла в движение, заставляя Сесиль опрокинуться на сидение. Отчаянно нуждаясь хоть в соломинке надежды, она сжала руку Эстель, и дрожащая улыбка появилась на ее губах.

– И жизнь одной женщины.

* * * 

Лейтенант Габриэль Ферчайлд стоял в форме перед зеркалом в студии своего городского особняка. Он поправлял на шее темно–синий галстук, неприятный разрез его шрама опускал уголок рта, а сам рот выглядел так, словно не знает, что такое улыбка.

Его лицо враг не захотел бы увидеть напротив своей винтовки, меча или пушки. Это было лицо мужчины, рожденного воевать, а не любить. Никто бы не предположил, что эти строгие губы и сильные руки провели большую часть прошлой ночи, с нежностью заставляя женщину испытывать один экстаз за другим.

– Милорд?

Габриэль повернулся на звук железных колес, катящихся по ковру. Никто бы не узнал в мужчине, с прямой спиной сидящего в инвалидном кресле, истощенного нищего бродягу, которого Габриэль нашел под дождем около полутора месяцев назад. Его губы потеряли синеватый оттенок, а щеки и грудь уже не выглядели ввалившимися. Со своим превосходным почерком и математическими способностями Мартин Уорт оказался самым способным секретарем, который когда–либо был у Габриэля. Он полностью передоверил бывшему мичману управление своим домашним хозяйством на то время, пока будет в море.

Габриэль быстро отмел неумеренную благодарность Мартина. Если бы не странный поворот судьбы, он сам мог бы оказаться на улице без ног и был бы обречен провести остаток своей жизни в инвалидном кресле.

Убрав с глаз блестящие темные волосы, Мартин произнес:

– Вас хотят видеть, милорд. – И прежде, чем сердце Габриэля смогло совершить предательский скачок, он добавил, – мистер Беквит и миссис Филпот.

Габриэль нахмурился, не представляя, какое срочное поручение могло вытащить его преданных слуг из Ферчайлд–Парка. После рысканья вместе с Габриэлем по трущобам Лондона в поисках Саманты Беквит поклялся, что ноги его больше не будет в Лондоне, пока это будет от него зависеть.