Одержимое сердце - Сатклифф Кэтрин (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗

Она надменно вскинула бровь, что сделало ее похожей на моего мужа. И это сходство придало мне решительности.

— Да, — сказала я, — покажите мне.

Она пересекла комнату и подошла к высокому комоду, выдвинула один из многочисленных ящиков.

— Смотрите сами. Здесь нет ни одного кусочка ткани без моей монограммы — «А. У.».

Там было не менее трех дюжин носовых платков, но я не поленилась осмотреть каждый.

Наконец, удовлетворенная тем, что Адриенна сказала правду, я осторожно задвинула ящик и повернулась к ней. Она уже вернулась в кровать.

— Прошу прощения, Адриенна. Но если платок не принадлежит вам, то чей он?

— Где вы его нашли?

— Возле приемной Тревора.

— Ну, в таком случае он скорее всего принадлежит одной из его пациенток.

Я тотчас же опровергла такое предположение:

— Дама, способная покупать такие платки, не поедет на прием к врачу в Уолтхэмстоу. Она бы вызвала врача на дом.

— Да, тут вы, несомненно, правы. Но почему бы не спросить самого Тревора?

Принимая во внимание обстоятельства, я едва ли могла сделать это.

— А почему это так важно? — спросила она.

Глядя на изящный надушенный лоскуток ткани, я сказала:

— Может быть, это и неважно. Боюсь, что я придаю слишком большое значение этому платку. Прошу прощения.

— Больше вам не стоит меня ни о чем просить, — услышала я ее ответ и подняла на Адриен— ну глаза. — Вы леди Малхэм, помните об этом.

— И должна признаться, что мне уже до смерти надоело это слышать.

Это ее удивило. Адриенна с любопытством и недоверием смотрела на меня.

— Но вы в завидном положении.

— В завидном? Скажите почему.

— Уолтхэмстоу ваш.

— А почему я должна этому радоваться: комнаты здесь холодные, в них гуляют сквозняки, а окрестные земли постоянно окутаны туманом. В то время, как Малхэм греется в лучах солнца, поместье окутано мрачными тучами. В таком тоскливом месте мне не доводилось бывать с тех самых пор, с тех пор… как я уехала из Кейли.

— В таком случае почему вы вышли замуж за моего брата?

— Почему?

Я подошла к кровати и наклонилась к ней, опираясь на один из четырех столбиков.

— Почему? — повторила я. — Неужели вам не ясно? Мадам, я люблю вашего брата.

Адриенна казалась смущенной. Отвернувшись от меня и глядя в фарфоровую чашу, наполненную сухими розовыми лепестками, стоявшую на столике у кровати, она тихо спросила:

— Как вы можете любить подобное существо? Он потерял человеческий облик. Человека, когда— то бывшего моим братом, больше не существует. Он исчез! Исчез! Почему вы не хотите принять этого факта?

— Почему вы с такой готовностью принимаете его? — спросила я резко. — Я скажу вам почему. По какой-то причине вы заритесь на этот дом, на эти комнаты, и для вас важнее всего мнение ваших друзей. Все это обеспечивает вам престиж, зависть знакомых, дает вам ощущение власти и укрепляет чувство собственного достоинства. Прежде вы считали Николаса совершенством, беспорочным, как драгоценный камень без изъянов, которым вы могли бы кичиться, показывать его своим друзьям. Вы ничем не лучше вашей матери.

Адриенна тяжело вздохнула и закрыла лицо руками.

— Вы ненавидели свою мать за то, что она манипулировала Николасом, и все же пытаетесь использовать его в своих эгоистичных целях, но, раз он не оказался беспорочным, вы отбрасываете его, отвергаете его. Он вас шокирует, смущает, он превратился в неприятную обузу и вам больше не нужен.

— Прекратите! — закричала она.

— Вы знаете, почему я люблю его? Потому что он достойный человек. Он увидел уродство мира и не отшатнулся. Он увидел его красоту в простоте и полюбил ее. Он мог бы быть королем, мадам, и жить во дворце, он должен был бы царствовать, но вы хотели бы засадить его в клетку в каком-нибудь сумасшедшем доме. Я не позволю вам так обойтись с ним, Адриенна, и, если понадобится, увезу его отсюда. Я продам этот дом и все, чем вы дорожите, и отвезу своего мужа в Бостон, чтобы он жил среди варваров. У меня нет ни малейшего сомнения в том, что они более цивилизованны, чем боготворимые вами люди высшего света.

Я выбежала из комнаты и помчалась к себе. Мне пришлось некоторое время сражаться с замком, прежде чем он поддался.

Потом я открыла дверь, вошла в комнату и, захлопнув дверь за собой, прислонилась к ней, переводя дух.

Мой муж, сидевший перед огнем, повернул голову и посмотрел на меня. Что я увидела в его взгляде? Подозрение. Смущение. Гнев. Все это было направлено на меня.

— Почему ты заперла меня? — спросил он.

— Чтобы они не смогли войти.

— Они?

— Они! Они, черт возьми! Тот или та, а возможно, те, кто сделал это с тобой.

Николас снова устремил взгляд на огонь и сказал:

— Здесь нет никого, кто бы что-нибудь делал со мной, кроме тебя.

Я закрыла лицо руками:

— Не говори так. Пожалуйста, не говори. Я пытаюсь тебе помочь.

— Запирая меня?

— Ты не можешь мыслить ясно, муж мой. Но это временно, это скоро пройдет. Скоро тебе станет легче, обещаю тебе.

— Я доверял тебе, — сказал он, и угли в камине зашипели и высыпались на пол.

Был поздний час. Я сидела у камина и шила новое платье: это был простой черный наряд из тафты, траурное платье, которое я собиралась надеть завтра на похороны Розины. Время от времени, не переставая шить, я бросала взгляд на крепко спящего мужа.

На сердце у меня было тяжело: меня угнетала безнадежность. Наконец, отложив шитье в сторону, я задула две врсковые свечи, стоявшие на столе рядом, и легла в постель. Я нежно поцеловала мужа в лоб. и мысленно поклялась помочь ему.

— Завтра все будет по-другому. Ты становишься сильнее с каждым днем. Завтра ты будешь самим собой. Только не теряй веры.

Потом я положила голову на подушку, закрыла глаза и тотчас же погрузилась в сон.

Во сне я снова увидела извилистую тропинку, покрытую снегом, изрытую колесами экипажей. Райкс-роуд. Я шла по ней, не шла, а парила над обледеневшей землей, пока не оказалась на развилке дороги. Нет-нет, мне не хотелось идти дальше. Мне не хотелось туда идти. Я молила позволить мне вернуться в Уолтхэмстоу. Но какая-то сила толкала меня вперед, гнала меня через каменные, окованные металлом, украшенные завитушками ворота малхэмского кладбища.

Я чувствовала, как вокруг меня завиваются леденящие снежные вихри, холодный туман оседал на моем лице, проникая сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Я напрягала зрение, но видела только неподвижные мраморные лица ангелов, глаза которых следили за мной. Они тихо перешептывались, я слышала их нежные, мелодичные голоса, нараспев повторявшие: «Аминь. Аминь. Она пришла».

И я все плыла дальше, глядя сверху вниз на покрытые снегом могилы, на крытую черепицей крышу усыпальницы и часовни. Внезапно облака расступились и проглянул тусклый лунный луч, осветив участок земли.

В тумане я различила фигуру мужчины, стоявшего спиной ко мне, мужчины в темном плаще, ниспадавшем до щиколоток. Я услышала скрип железа о гравий, я увидела разверстую могилу у его ног.

Из тумана послышался печальный звук — женский плач. Лунный луч упал на фигуру женщины, стоявшей с потупленной головой на краю могилы. Женщина была одета в черное, шляпа бросала тень на ее лицо, на лоб спускалась вуаль. Внезапно я поняла, кто была эта женщина. Я узнала в ней себя. Я подумала, что оплакиваю своего дорогого друга Розину. Я чувствовала, как печаль сжимает мое горло, но несущие успокоение слезы не приходили. Я протянула руку и положила ее на вздрагивающее плечо, стараясь утешить, но видение оставалось на месте, не рассеивалось. «Аминь. Аминь».

Внезапно я вновь почувствовала, что парю, беспомощная, как лист, попавший в воды прилива. Теперь мне показалось, что я нахожусь на ложе, утопающем в цветах. И подумала: «Наконец. Мир». «Аминь».

Но плач не прекращался. Теперь эта женщина стояла надо мной. Когда подул ветерок и приподнял ее вуаль, я узнала эту изможденную плоть, эти печальные глаза. Розина. Розина Барон! Изумленная, смущенная, я попыталась подняться со своего ложа.