Объятия дьявола - Коултер Кэтрин (книга жизни TXT) 📗
— Что еще Жозеф говорил тебе?
— Что эти люди — bravi. У каждого татуировка на руке — змея, обвившая меч.
Широко раскрытые синие глаза с недоумением уставились на графа.
— Но кому понадобилось убивать нас?
— Не знаю, Кассандра, но обязательно найду остальных и добьюсь признания, — пообещал граф и, слегка улыбнувшись, добавил:
— Кажется, Жозеф — настоящий кладезь сведений.
— Он выживет?
— Не знаю, Кассандра. Жозеф уже не молод, а рана тяжелая.
Касси поскорее отвернулась, чтобы скрыть готовые хлынуть слезы. Граф погладил ее по голове:
— Может, попробуешь заснуть, сага? Но ядовитая горечь внезапно затопила сердце. Касси, задохнувшись, пробормотала:
— Ребенок. Я потеряла ребенка.
Энтони судорожно прикусил губу, боясь выплеснуть бессильную злобу на тех, кто осмелился сделать такое с женщиной, которую он любил.
— Кассандра, послушай, — с трудом выговорил он наконец. — Мне жаль наше дитя, но ты для меня важнее всего на свете. Пожалуйста, поверь мне и забудь о своей несуществующей вине. Главное — ты жива, и я люблю тебя. Остальное не имеет значения.
Одинокая прозрачная капля сорвалась с ее ресниц и поползла по щеке. Энтони быстро смахнул ее.
— Подумай, сага, — пошутил он, — как только ты поправишься, снова сможешь в любую минуту дать мне нагоняй, если посчитаешь, что я становлюсь невыносимым тираном.
Касси проглотила слезы и вынудила себя улыбнуться.
— Ты всегда будешь тираном, — прошептала она, уткнувшись носом ему в ладонь.
На следующее утро синьор Биссоне, уставший и угрюмый после очередного визита к Жозефу, постучал в дверь спальни, где граф сидел подле Касси. Накануне вечером доктору пришлось покинуть виллу, чтобы принять роды у Катерины Пизани. Дав жизнь маленькому сыну, женщина умерла на рассвете от потери крови.
— Просто поразительно, — пробормотал он, покачивая головой, — почему Господь в своей бесконечной милости предпочел загасить жизнь девятнадцатилетней девочки.
— А Жозеф? — резко спросил граф. Синьор Биссоне извинился за свою невольную бестактность и печально нахмурился:
— Милорд, будь он молод и здоров, его лихорадка тревожила бы меня меньше. Я, конечно, удалил гной из раны. Но у корсиканца не было времени восстановить силы. Он стар, ваша светлость.
— Что вы хотите этим сказать? — нетерпеливо спросил граф.
— Он не выживет.
— Нет! Этого не может быть! Касси вскочила, прижимая к себе одеяло, и лихорадочно затрясла головой:
— А я говорю, он поправится! Я сама стану ухаживать за ним! У него сильная воля, он не позволит лихорадке убить себя, когда даже эти негодяи не смогли его прикончить!
Задохнувшись от возмущения, она замолчала. Доктор с каким-то странным выражением уставился на нее.
— Ты говоришь по-английски, Кассандра.
— Простите, — промямлила она.
— Синьорина говорит, что при надлежащем уходе Жозеф может поправиться.
Синьор Биссоне осторожно поставил на стол хрустальный бокал и отвесил поклон графу.
— Вполне возможно, ваша светлость, — сухо заметил он. — Я велел этой женщине — Марине поить его отварами. Если ему станет хуже, я, конечно, немедленно вернусь. Но так или иначе, сегодня вечером я снова его осмотрю.
— Только вечером?!
Доктор мрачно воззрился на молодую женщину. Он не знал, кем она доводится графу, но, по-видимому, придется проявить снисходительность, хотя бы из-за состояния несчастной. Слишком много ей пришлось пережить!
— Боюсь, в этом случае медицина бессильна, синьорина.
— А я боюсь, ваше отношение к больному не имеет ничего общего с медициной.
Граф заметил, как врач оскорбленно поджал губы, и поспешил вмешаться.
— Я знаю, вы делаете все, что можно, — вкрадчиво начал он. — Мой лакей, Скарджилл, обладает немалым опытом в лечении подобных лихорадок. Благодарю вас, синьор, за помощь.
После ухода доктора граф обернулся к Касси, намереваясь сделать ей выговор, но, увидев ее потрясенное лицо, тотчас же прикусил язык.
— Пожалуйста, отнеси меня в комнату Жозефа, — попросила она.
Граф завернул ее в тяжелое одеяло и осторожно поднял на руки. Несколько часов спустя, когда Жозеф наконец впал в беспокойный сон, Энтони отнес Касси назад.
— Не хочу, чтобы ты переутомлялась, малышка. Тебе пора немного отдохнуть.
И отвечая на ее невысказанный вопрос, кивнул:
— Я останусь с ним.
Граф взглянул на часы, стоявшие в комнате Жозефа. Было четыре утра, и Кассандра наконец задремала.
Энтони всмотрелся в лицо корсиканца. Раненый неровно, тяжело дышал. Впалые щеки горели от жара. Сухая, сморщенная кожа напоминала пергамент. Граф впервые осознал, что Жозеф действительно старик. Он и без доктора понимал, что корсиканцу не протянуть долго. Горло сжала спазма, глаза подозрительно защипало. Энтони взял бессильно повисшую руку Жозефа и еле слышно сказал спящему:
— Я не хочу терять тебя, дружище. Мы много лет были вместе. Помнишь тот вечер, когда синьор Доннетти, пьяный до беспамятства, подслушал, как испанский капитан хвастался своей отвагой и смеялся над трусостью генуэзцев? А ты, храбрый дурачок, рисковал жизнью, спасая его от пяти испанских матросов, решивших вышибить мозги итальянцу!
Граф немного помолчал, вспоминая, как Франческо, человек сдержанный и молчаливый, смеялся и сыпал ругательствами, когда Жозеф тащил его, связанного по рукам и ногам, на “Кассандру”, стоявшую на якоре в гавани Кадиса.
— Помню.
Энтони вскинул голову, уставился в затуманенные болью глаза Жозефа и, к собственному потрясению, заметил в них веселые искорки. Раненый рассмеялся, но тут же закашлялся.
— Бедняга Франческо, он до того допился, что даже не понял, как велика опасность. После той ночи он несколько дней клял меня, называя надоедливым ослом, который вечно лезет не в свое дело.
— Франческо будет здесь завтра или послезавтра. Он в Палермо.
Пальцы Жозефа чуть сильнее сжали руку Энтони.
— Жаль, что я больше не увижу его. Вы передайте ему, что это он был дураком, хорошо?
— Лучше ты сам все скажешь, дружище. Надсадный, хриплый кашель снова вырвался из груди Жозефа. Раненый так ослабел, что стал задыхаться. Граф быстро приподнял его и держал, пока не прошел приступ.
— Не сдавайся, Жозеф. Кассандра все время твердит доктору Биссоне о твоей несгибаемой воле.
Он зарылся лицом в седую шевелюру старика, не в состоянии вымолвить ни слова.
Жозеф вздохнул, и граф осторожно опустил его на подушки.
— Это у мадонны непреклонная воля, ваша светлость. Я хотел бы, чтобы мое заживо гниющее тело обрело вечный покой, но она и помыслить об этом не может. Я пытался сказать ей, что уже стар, что доволен своей долей, но она упрекает меня и отказывается слушать. — На потрескавшихся губах заиграла улыбка.
— Она очень любит тебя, Жозеф, как, впрочем, и я.
— Мадонна еще не сталкивалась со смертью по-настоящему близкого человека. Нет, не упоминайте о ее отце. Он, должно быть, просто мерзавец, хотя она, конечно, так не думает.
Граф видел, что каждое слово дается ему с огромным трудом.
— Отдохни, Жозеф. Мы еще поговорим, после того как к тебе вернутся силы.
— У меня больше не осталось сил, ваша светлость. Вы же не слепой, и не стоит заблуждаться относительно моей участи.
Жозеф на несколько минут замолчал, а когда заговорил снова, граф увидел, как решительно сверкнули его потускневшие глаза.
— Я пытался говорить с ней о том, что произошло. Вы должны исцелить ее, ваша светлость. Она мужественная девочка и притворяется, что жажда мести вытеснила из души страх. Но это не правда — Знаю.
— Обладай Мария таким же неукротимым духом, возможно, моя Жизнь была бы совсем другой. Берегите ее, милорд. Она пока сама не понимает, что ее судьба связана с вашей.
Граф медленно кивнул.
— Жозеф, — начал он, но тоска снова сдавила грудь.
— Спасибо за то, что ублажили прекрасную Забетту. Мне не хотелось бы кончить жизнь евнухом в гареме Хар эль-Дина. Прощайте, милорд.
