Наследница из Гайд-Парка - Нейвин Жаклин (книги полностью .TXT) 📗
Он долгое время изучал ее.
– Как же ты жестока, не желая ей помочь! Чем она тебя обидела?
Грейс отвернулась, слезы жгли ей глаза, и она, моргая, пыталась с ними справиться. Внезапно ей стало стыдно – ей нечего было сказать в свое оправдание.
– Никто из нас не был совершенством в детстве, – продолжал он, – и меньше всех я, но мне грустно видеть, что ты больше всех не способна преодолеть воспоминания о том времени, несчастливом для тебя.
Грейс уже была не в силах сдерживаться. Слезы побежали по ее щекам. Она направила палец на Джейсона:
– То, что ты сейчас священник, не дает тебе права меня поучать. Мне не нужно никаких указаний от вас, святой отец.
Его тон внезапно изменился.
– Ты сердита на меня, и я согласен, что ты имеешь на это право. Роман, Триста и я, похоже, относились к тебе с недостаточным вниманием. Но когда ты прекратишь нас за это мучить?
– Это действует тебе на нервы? Они у тебя не в порядке?
Джейсон нахмурился, и его голос стал строже.
– В этом коридоре нервы не в порядке только у тебя.
Вот! Она заставила его сердиться. Грейс сама не могла понять, почему это доставило ей удовольствие. Наконец он уйдет.
Он и в самом деле собирался повернуться – и тут Грейс с изумлением поняла, что не желает этого. Она помолчала, пока Джейсон раздумывал, что ему предпринять.
– Грейс, – наконец спросил он, – это все потому, что никто тебя не любил?
Ей вдруг захотелось ударить его по лицу, но руки ее не слушались. Она стояла молча, пытаясь понять, не насмехается ли он над ней. Но голос Джейсона выражал бесконечное терпение.
И внезапно из нее хлынуло наболевшее.
– Да, – выпалила она. – Если хочешь знать, то да. Никто меня не любил, и я это говорю не из желания вызвать жалость. Что о таких, как я, говорит твоя умная Библия?
– Для этого нет лекарства, – признал Джейсон.
– А только задал вопрос.
Он сделал шаг вперед, и ее удивило доброе выражение его лица.
– Грейс Эйлсгарт, когда вы позволите этим двоим жить своей жизнью?
И он ушел, оставив ее с изумленно разинутым ртом. Пока за Джейсоном не закрылась дверь в гостиную, где Роман и Триста ждали гостей на обед, она не шелохнулась.
В Лондоне моросил дождь. Мэй стояла около своего экипажа, игнорируя тревожные взгляды горничной по поводу ее намокавшего плаща. Она пришла встретиться с Энн Несбит.
Из дома вышла девушка и произнесла:
– Это не дождь, Джордж. По крайней мере не сильный. Люди гуляют, и стыдно его бояться.
Девушка была совсем молоденькая, ее белые локоны покачивались, как пружинки, при ходьбе. Она увидела Мэй и воскликнула:
– О, привет!
Мэй улыбнулась и сделала шаг вперед.
– Здравствуй, – . ответила она.
Девчушка расплылась в улыбке. – Ты здесь живешь?
– Да. Я Оливия Несбит. А вы кто?
Леди Мэй представилась, и Оливия спросила:
– Вы знакомая Энн?
– Энн Несбит? Она ваша сестра?
– Моя кузина. Я с ней живу. Она мне разрешила, поскольку ее дом очень большой, а папа постоянно на работе.
– Похоже, она очень добра.
– О, это так, – уверила ее Оливия. – Она сказала, что я могу остаться, даже когда она выйдет замуж. Папа этого не ожидал. Он начал плакать, когда Энн сказала ему это. Представьте!
– Представить щедрость Энн или чувства папы?
Девушка секунду раздумывала, а потом пожала плечами:
– И то, и другое. Вы хотите ее увидеть? Поэтому вы пришли?
– Поэтому. Вот моя карточка.
Оливия вгляделась в надпись:
– Боже! Я передам ей.
Она повернулась и стала подниматься по лестнице, но через несколько ступенек внезапно повернулась, словно пораженная какой-то мыслью.
– Это не вы посылали деньги?
Леди Мэй от удивления широко раскрыла глаза:
– Извините?
– Вы... – Оливия остановилась в замешательстве. С трудом выговаривая слова, она повторила, что передаст карточку кузине, и поспешила в открытую дверь.
Прошло немного времени, и на пороге появилась пожилая женщина с облаком седых волос на голове. Она пристально посмотрела на Мэй:
– Бог мой, этот несносный ребенок оставил вас мокнуть под дождем! Пожалуйста, простите нас, миледи, и входите скорее.
Мэй вошла в коридор подождать Энн. Ждать пришлось недолго.
Энн двигалась медленно, при помощи костылей. На ее лице была приятная, но настороженная улыбка. Энн произнесла:
– Чем могу быть вам полезна, миледи?
– Спасибо за то, что вы согласились со мной встретиться, – ответила Мэй. – Уверена, что мой визит показался вам странным.
– Входите, – предложила Энн.
У нее был хорошо поставленный голос, но в нем не было повелительной интонации, которой представители высшего класса стремятся подчеркнуть свое происхождение. Ее лицо хоть и нельзя было назвать красивым, определенно было привлекательным с его правильными чертами и прелестными глазами. Мэй отправилась за ней, и они вошли в официально обставленную гостиную, находившуюся сразу возле главного входа.
– Могу я предложить вам напитки? – вежливо поинтересовалась Энн.
– Нет, спасибо. Едва ли я останусь надолго. – Мэй неуверенно оглянулась на Оливию: – Могу я поговорить с вами лично?
Оливия не сумела скрыть разочарования, когда Энн, секунду поколебавшись, приказала ей покинуть комнату.
– Прежде всего позвольте вас уверить, что мне не хотелось бы причинять вам беспокойство, – начала Мэй. Энн наклонила голову в знак согласия, и Мэй продолжила: – Недавно мне стали известны некоторые подробности о дорогих для меня людях. Там было и упоминание о вас. Это может быть для вас довольно болезненным, но поверьте, я пришла сюда ради восстановления справедливости.
– Боюсь, что я вас не понимаю. – Голос Энн звучал уже холоднее. Мэй заподозрила, что эта холодность объяснялась как раз тем, что Энн стала догадываться о причине ее визита.
– Чтобы сказать все прямо, мне, возможно, придется быть грубой. Я хочу напомнить о неприятных событиях в вашем детстве, которые привели вас к увечьям.
Глаза женщины заледенели, в них мелькнул страх. Мэй пришлось говорить быстрее:
– Человек, которого вы обвинили, Маркус Робертс...
Энн от волнения бросило в жар.
– Как вы смеете напоминать мне об этом?! – Ее голос был глухим, словно она говорила из колодца.
– Человек, который нанес вам увечья, не Маркус Робертс. Это сделал де Нансье.
Пылавшее лицо женщины вдруг стало белым, как у привидения. Глаза блестели, а подбородок дрожал, когда Энн отыскивала руками подлокотники кресла, а потом сжала их с такой силой, что пальцы побелели. Она тихо произнесла два слова, которые Мэй скорее угадала, чем услышала:
– Я не...
– Этот человек, Маркус Робертс, убил де Нансье, – продолжала Мэй, – и за это его чуть не убили самого.
Энн скривилась.
– О Боже, – с отсутствующим видом произнесла она. Потом ее взгляд стал осмысленным. – Вы сказали «чуть не убили». Это значит...
– Он жив, – кивнула Мэй.
– Боже, – растерянно произнесла Энн.
Давая ей время усвоить эту новость, Мэй молчала, оглядывая комнату. Она была удобна, обставлена со вкусом и вместе с тем не помпезно. Внезапно ей вспомнился странный вопрос, который задала ей Оливия.
Мэй снова повернулась к Энн:
– Это он посылал деньги, Энн. Маркус Робертс, сын лорда Лайлса.
Эта весть ошеломила ее. К ней вернулся страх, хотя она и пыталась сохранять спокойствие.
– Что вы говорите? Как это может быть он?
– Он выжил, но испытывал чувство вины по отношению к вам, поскольку он знал это чудовище де Нансье еще до того, как граф приехал в нашу страну. Он проклинал себя за то, что не смог предотвратить злодеяний де Нансье.
В Энн боролись противоречивые мысли и чувства. Ее тело напряглось. Она замерла. Прошло немало времени, прежде чем она заговорила вновь.
– Мой отец, – произнесла она шепотом, – очень гордился, когда этот граф жил с нами. Это возвышало нас, было престижно. Тогда все увлекались французскими дворянами, эмигрирующими с континента.
