Мой милый враг - Брокуэй Конни (читать полную версию книги TXT) 📗
Кончики его пальцев осторожно скользнули по ее щеке. Он чуть отстранился, словно побуждая ее приоткрыть рот, и она с чувством признательности, почти облегчения почувствовала, как его язык игриво коснулся ее губ, а затем проник в темную глубину ее рта.
Постепенно его поцелуи становились все более властными, увлекая ее в стремительный водоворот острых ощущений. Она прильнула к нему, не в силах отказаться от этой сладкой муки, и вдруг колени ее подкосились, и она непременно упала бы, если бы он не подхватил ее на руки.
Эйвери крепко прижал ее к груди, не прерывая страстного, жаркого поцелуя, от которого Лили окончательно утратила способность рассуждать. Ее мысли перестали быть последовательными, и лишь один образ владел сейчас ее сознанием, с нежной и властной силой побуждая к действию. Ее охватила жгучая потребность быть как можно ближе к нему, стать его частью… слиться с ним в единое существо.
Лихорадочными движениями рук она принялась расстегивать разделявшую их рубашку, неумело дергая за пуговицы. Эйвери наблюдал за ней, тяжело дыша. Губы его сжались в тонкую линию, лицо было напряжено. Наконец, издав торжествующий возглас, она справилась с пуговицами и приложила ладони к горячей коже. Его гладкая мускулистая загорелая грудь бурно вздымалась под ее руками.
— Я хочу…
Он не дал ей договорить и с неистовой жадностью снова прижался к ее губам. Она просунула руки под рубашку и обняла его за талию.
Из груди его вырвался сдавленный крик. Он обхватил ее ягодицы и приподнял, прижимая к себе, и она со сладкой болью ощутила твердую плоть под тканью его брюк. Ладони Лили шарили по его атласной коже — от темных завитков волос на груди до плоского живота, под которым волнами переливались мускулы. Увлекаемая потоком новых ощущений, она ощупывала каждый дюйм его крепкого мужского тела.
— Поцелуй меня, — потребовал он, задыхаясь, и она охотно повиновалась его приказу.
Когда-то Лили высмеивала его склонность выставлять напоказ свою мужскую силу и лишь теперь поняла, что лгала и себе, и ему. Сейчас она упивалась ею. Она восторгалась его сильными руками, той нежностью, с которой эти руки изучали ее тело, ощущением от его языка, глубоко проникшего в ее рот, теплого и слегка отдававшего бренди, исходившим от него мускусным запахом возбужденного животного. Он подавлял ее своей близостью, и она наслаждалась силой и напором, его выдержкой и его страстностью.
Забыв обо всем на свете, она обвила руками его шею и инстинктивно прижалась к нему теснее, слегка покачиваясь в его объятиях. Пламя его нараставшего возбуждения передалось и ей, опаляя ее сомкнутые веки, и закружило ее в водовороте неистового плотского блаженства.
Неожиданно он прервал их поцелуй. Она отшатнулась, едва не потеряв сознание, однако он не дал ей упасть, одной рукой обхватив ее затылок, а другой крепко обняв за талию. Его бедра прижались к ее лону, и он только что не урчал от удовольствия.
Она открыла глаза и посмотрела на него. Она не желала ограничиваться пустыми обещаниями. Она хотела настоящей страсти.
Он тоже хотел этого.
Каждое мгновение этих объятий было ошибкой! Ему не следовало целовать ее. Ему не следовало дотрагиваться до нее, брать ее на руки, и, Бог свидетель, ему ни в коем случае не следовало прижимать ее к себе так.
Голова Лили тяжело опустилась ему на грудь, и в тот самый миг, когда он пытался собрать остатки воли, чтобы ее отпустить, их взгляды встретились.
Эйвери затаил дыхание, ожидая, пока ее взор снова обретет былую ясность, пока здравый смысл не изгонит соблазнительную томность из ее глаз. Пристально глядя ему прямо в лицо, она чуть качнулась вперед, как будто в насмешку имитируя его собственный инстинктивный выпад.
Эйвери глухо простонал. Он должен уехать. Она должна уехать. Однако сколько бы ни повторял эти слова, подобно мрачному пророчеству, где-то в самом уголке сознания он отдавал себе отчет, что никогда не уедет от нее и не отпустит ее от себя. Все, во что он верил, все, на чем основывалась его жизнь — его кодекс чести, те нравственные принципы, за которые он крепко держался даже тогда, когда ему больше не за что было держаться, — вдруг исчезло, раздробленное на мелкие кусочки ураганом неукротимого желания.
— Докажи мне свою любовь, — прошептала она.
Ее взгляд, всегда такой прямой, поразил его своей искренностью. Нет, он не мог больше отрицать то чувство, которое до сих пор безмолвно таилось на самом дне его души. Он не мог отвергнуть ее, это было бы то же самое, что отвергнуть свое сердце.
Он старался отвергнуть ее. Помоги ему Бог, он действительно старался, как мог.
— Глупость. — Он поцеловал ее нежные податливые губы. — Безумие, — прошептал он, — Гибель. — Его язык проник в глубь ее рта, коснувшись теплого нёба, и он снова отстранился от нее, с трудом переводя дыхание.
— Умоляю тебя… — прошептала она.
— Да, — согласился он еле слышно и снова приник к ее губам. — Да, это любовь.
Все еще не отрывая от нее губ, он почувствовал, как ее рука пыталась нащупать пряжку на его ремне. Ее пальцы, скользнувшие под ткань рубашки и коснувшиеся его кожи, показались ему холодными как лед.
Эйвери, не желая овладеть ею прямо здесь, словно непотребной девкой где-нибудь в темной аллее, нагнулся, подхватил ее на руки и перенес на постель, заглушив жалобы Лили новыми поцелуями. Он уложил ее скорее с большей поспешностью, чем с нежностью, после чего с еще большей поспешностью сорвал с себя злосчастную рубашку и стянул с талии ремень брюк.
Лили умоляюще протянула к нему руки, и тогда он забыл обо всем, кроме ее красоты и пылкой женственности — и еще желания, расплавленным металлом растекавшегося по его жилам. Он хотел поскорее насладиться ее близостью, попробовать на ощупь ее кожу, вдохнуть ее дивный аромат, впитать в себя запах ее возбужденного тела.
Он потянулся к ней в тот самый миг, когда она простерла руки к нему. Одежда летела в стороны, пока каждый из них освобождался сам и помогал освободиться другому от последних преград, которые все еще их разделяли, и вскоре он оказался рядом с ней на постели. Их губы и руки слились в едином порыве восторга, воспламенявшего и мысли, и чувства, и воображение.
Не обладая большим опытом любовника, движимый могучей страстью, он целовал ее веки и чувствительную кожу на изгибе плеча, посасывал кончик ее языка, облизывал стройную шею и ее пышную грудь, скользнул зубами по гладкой, шелковистой коже у нее на бедре, после чего добрался до блестящих лепестков, скрывавших самую сердцевину ее женственности.
Ее слабые вздохи усиливали его удовольствие, постепенно подводя его к вершине наслаждения. Он чувствовал себя чем-то вроде странника, отправившегося на поиски приключений. Мысли его стали туманными и отстраненными, тело его превратилось в огненную колесницу, а она была для него той неизведанной землей, к которой он всей душой стремился.
Пораженная столь бурным натиском чувств, Лили лихорадочно осматривалась вокруг, словно отыскивая якорь спасения, пока наконец не поймала на себе взгляд его блестящих глаз. Она с восторгом покорилась этой первозданной силе, ощущая всем существом его мужское ликование и отвечая на него своим, женским.
Не зная, чего ей ожидать, она перекинула ногу через его бедро, опрокинув его на себя, и тут же ощутила резкий толчок его мужской плоти. Она инстинктивно приподняла бедра, а он так же инстинктивно рванулся ей навстречу.
На какой-то миг они застыли в этой позе, их тела слились так тесно, как это вообще было возможно. Затем он вошел в нее, крепко обняв мускулистыми руками, с каждым разом проникая все глубже и все больше заполняя ее собой, потом ослабил натиск и начал все снова. Она следовала ритму его движений, закрыв глаза и упершись локтями в матрас, напрягшись всем существом в стремлении получить то пресыщение, которое, она узнала, скоро последует.
— Да, — повторял он шепотом ей на ухо, и голос его был похож на низкое, хриплое урчание. — Да, это любовь. Моя милая, милая Лили. Моя любимая…
