Сети соблазна - Бэлоу Мэри (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
И если она еще не до конца убедилась в этом, то теперь поняла это всем сердцем.
Джеймс. Он – ее мир. Единственный мир. Только в этом мире есть воздух, которым она может дышать, пища, которой она может питаться, вода, которой она может утолить жажду, и красота, которой она может восхищаться. Единственное место, которое способно поддерживать в ней жизнь.
Он – ее вселенная.
– Джеймс… Пожалуйста! Ах, Джеймс, пожалуйста…
И тогда он проник в нее. Глубоко. В самую сердцевину ее страсти. Он двигался снова и снова, ударял снова и снова в эту страсть до тех пор, пока Мэдлин не утратила рассудок и не превратилась в одно сплошное корчащееся страстное желание. Желание, чтобы тебя взяли, не отпускали и любили. Желание давать, не отпускать и любить.
– Джеймс!
Ей показалось, что это не ее голос, что звучит он где-то очень далеко. Но все же то был ее голос, потому что всхлипывания, последовавшие за ним, мало-помалу стали ее всхлипываниями. Они исходили из ее недр, раздирали грудь, хотя вся она, казалось, превратилась в желе.
А всхлипывала она у его груди. Он лежал на боку, прижимая ее к себе одной рукой, в то время как другая его рука гладила ее по волосам.
– Тише! – шептал он. – Тише же, Мэдлин. Бог мой, что я вам сделал? Тише же.
Если бы она могла изгнать из своих мыслей все, что там было, она не поверила бы, что когда-либо чувствовала себя такой счастливой. Она лежит в объятиях Джеймса, и его рука гладит ее по волосам, и слова его нежны, и дыхание на ее щеке такое теплое.
Ей хотелось бы остаться здесь навечно.
Когда Мэдлин наконец перестала всхлипывать – она даже не могла бы объяснить самой себе, почему плачет, – она позволила себе полностью расслабиться и притворилась спящей. Если она будет бодрствовать, придется отодвинуться от него и сообщить, что она – совершеннейшая гусыня, поскольку плачет потому, что он ласкал ее снова после многих месяцев бесстрастных встреч. Или, чего доброго, она принялась бы досаждать ему всяческими упреками.
А ей не хотелось, чтобы их отношения снова возвращались в обычную колею. Не сейчас. Завтра будет нужно поразмыслить о многом, о чем теперь ей даже вспоминать неохота. Но завтра наступит довольно скоро. И сейчас она сделает вид, что спит, и возможно, он еще какое-то время не выпустит ее из своих объятий.
Но это продолжалось недолго. Она сочла за благо притворяться спящей, когда он в конце концов очень медленно вытащил руку из-под ее головы и отодвинулся от нее. Потом встал с постели, и она поняла, даже не открывая глаз, что он долго стоял и смотрел на нее.
Он опять подошел к окну, и она какое-то время наблюдала, как он смотрит из темной спальни на темный мир. Он был по-прежнему обнажен и великолепен в своей наготе.
Она закрыла глаза, потому что он вдруг обернулся. А потом услышала, как дверь в его туалетную комнату раскрылась и снова затворилась.
Он так и не вернулся до утра. Не вышел он и к завтраку наутро. Когда она осведомилась у Кокинза, он сказал, что милорд уехал верхом. Но тогда это уже не имело значения. Она не хотела его видеть.
Никогда больше.
Он ее изнасиловал. Эта мысль билась у него в голове. Он изнасиловал собственную жену.
Он изнасиловал Мэдлин, женщину, которую любит.
Если бы он сумел высказать ей хотя бы отчасти, как он ее любит! Если бы сумел хоть как-нибудь высказать свое чувство, которое, как предполагается, должно быть безоглядной отдачей себя. А он взял ее самым худшим из всех способов, которым мужчина может взять женщину.
Он ее изнасиловал.
Ах, это правда, она сама отвечала ему с готовностью, когда он уже делал это. Никогда еще она не отвечала ему с такой готовностью. Безумная, распутная в своем желании. Он до сих пор ощущал на спине царапины, оставленные ее ногтями.
Но ей не хотелось, чтобы это было. Она сказала ему еще до того, как все началось, что он будет чувствовать потом в глубине своей души. И он это чувствует. Не важно, что она наслаждалась происходящим, пока оно происходило, наслаждалась не меньше, чем он сам. Потом сразу же заплакала.
Ее плач что-то убил в нем. Он ликовал среди их ласк, ликовал, слыша свое имя, когда она молила взять ее и закричала, когда они достигли высшей точки. Он губами нашел ее ухо, чтобы прошептать ее имя.
И тут послышались рыдания, раздирающие ей грудь, надрывающие ему сердце. Говорящие о том, в кого он превратился.
В того, кто способен принудить свою жену против ее воли. В того, кто счел необходимым сделать это. «Я ненавижу вас и презираю», – сказала она.
Пришпорив коня, Джеймс пустил его в легкий галоп.
Но почему все это произошло? Неужели он на самом деле поверил, что она отдалась Бисли? Он не поверил, что она способна на такое, не мог поверить. Только не Мэдлин. Она не принадлежит к тому разряду женщин, которые нарушают супружескую верность, как бы они ни ненавидели и ни презирали своих мужей.
А если бы она была уличена в неверности, тогда она реагировала бы на это слезами либо как-то иначе выдала свои мучения, но не смехом и не вызывающим поведением.
Она не изменяла ему. Она встречалась с Бисли, потому что могла поговорить с ним и опереться на него. Больше ей было не с кем разговаривать.
И кто же в этом виноват? Конечно, не она. Он отчетливо помнил, что в начале их семейной жизни она делала попытки завести с ним разговор, подружиться с ним. А он оказался не в состоянии ответить ей тем же.
Если она и завела любовника, виноват в этом больше он, Джеймс, а не она.
Он огляделся несколько удивленно и увидел, что уже совсем рассвело и что солнце встало, судя по всему, довольно давно. Время завтрака он уже пропустил. Он провел рукой по жесткой щетине на подбородке и скривился.
Нужно вернуться к ней. Поговорить с ней. Но что сказать той, кого ты изнасиловал минувшей ночью? «Прошу прощения? Я больше не буду? Это случилось потому, что я испугался, что потеряю вас из-за другого? Это не было настоящим насилием, потому что вы им наслаждались?» Что он ей скажет?
Но он наконец свободен. Свободен любить ее. Он не погубил жизнь другой женщины. У него нет сына.
Он свободен и целиком принадлежит Мэдлин. Именно это он хотел отпраздновать с ней минувшей ночью. Если он еще способен любить в открытую. Может статься, уже поздно.
Может статься, события минувшей ночи доказали это. Может статься, он не способен давать любовь. Может статься, он способен только брать ее насильственным путем, разрушая то, что он любит больше всего на свете.
Но он должен попытаться. Не попытавшись, он никогда не узнает правды.
Может статься, еще не поздно.
«Я ненавижу вас и презираю вас за то, что вы сделали со мной», – сказала она.
Он нахмурился. Что он сделал с ней? Отгородил ее от своей жизни? Убил горение, которое всегда было основным источником ее красоты?
«Мне тоже нужен любовник», – сказала она. Тоже? Как кому? Ему? Неужели она считает, что у пего есть любовница? Или точнее, неужели она видела, как он ушел из зала вместе с Дорой? И знает ли она о Доре? О Джонатане? Она дружит с Карлом Бисли. Когда-то Карл поклялся отомстить ему за то, что он сделал с Дорой. А что, собственно, он с ней сделал? Переспал, когда она уже была беременна? И Карл это знал. Тогда зачем эта угроза отомстить? Карл сделал так, что все годы он верил в то, что было ложью. Ясное дело, ему следует забыть об этих глупых угрозах. Но вчера вечером Карл улыбался. И улыбка была не из приятных. Что он наговорил Мэдлин?
Остается только одно. То есть если у него действительно хватит на это смелости. Нужно вернуться домой, к ней и как-то уговорить ее сесть и поговорить с ним. Нужно рассказать ей все – все свое прошлое и все свое настоящее. О Доре и о Мэдлин.
Мэдлин. Вот его настоящее и все его будущее, если она простит его. Нужно заставить ее понять. Нужцр как-то найти слова.
Добравшись до дому, он так и не решил, следует ли ему сначала пройти к себе, переодеться и побриться, а потом отправляться на поиски Мэдлин – или отыскать ее немедленно. Но если он станет откладывать, решимость покинет его. И он растеряет все слова, готовые сорваться с его губ.
