Гобелен - Рэнни Карен (книга бесплатный формат txt) 📗
– Господи, так что же мне делать?!
– Люби ее. Верь в свою любовь. Эта вера поддержит тебя. Иначе нельзя. – Персиваль улыбнулся грустной улыбкой человека, знакомого с одиночеством не понаслышке.
Алекс развернул коня и поехал в Хедцон-Холл. Ему было над чем подумать.
Какое– то время Персиваль смотрел ему вслед. Затем, снова улыбнувшись, медленно поехал следом за графом.
Алекс направился прямо к реке. Стоя на мосту, он смотрел на воду и думал о Лауре.
В своих молитвах он чаще обращался к ней, чем к Богу. Она навсегда поселилась в его сердце.
Он вспоминал девочку с куклой под мышкой, девочку, смотревшую на него полными любви глазами. Вспоминал Лауру, читавшую в саду, и Лауру, игравшую с ним в шахма-ты. Он видел перед собой Лауру в наряде горничной, и Лауру, целовавшую на ночь рыцаря на гобелене. Видел Лауру, нагую и прекрасную, как сирена.
Он думал, что ей будет хорошо в Хеддон-Холле в его отсутствие. Надеялся, что и их ребенку будет хорошо.
Ему даже в голову не приходило, что Лаура может измениться, что она может стать другой.
Он заморозил ее, свою маленькую Лауру, как с упреком сказал ему Персиваль. Заморозил, мечтая о том, что, вернувшись, пробудит ее поцелуем и заживет с ней, как прежде. Но живое существо не может выдержать такого холода. Он убил ее.
Он считал ее символом всего того, ради чего стоит жить, а она в это время считала его мертвым.
Думая о ней, он думал о будущем, он надеялся… А у нее не было даже надежды. Ее уделом оставались лишь воспоминания и скорбь.
Как– то раз он подумал о том, что Лаура, при всей ее душевной щедрости и отзывчивости, не знает, что такое жизненные испытания. Он полагал, что она никогда не поймет причину той меланхолии, что стала часто посещать его после взрыва пушки.
Теперь, наверное, она бы его поняла.
Теперь Лаура прошла через испытания, которые ничем не легче тех, что пришлось пережить ему.
Персиваль прав. Она сражалась на своей собственной войне.
И быть может, ее битва оказалась посерьезнее, чем его сражения.
Глава 44
– Господи, ну и конюха нанял твой дядя, – сказала герцогиня Бат, заходя в гостиную.
К лифу платья герцогини булавкой был приколот пыльный фартук – Долли предпочитала приглядывать за работами лично, ни на кого не полагаясь. Плотники, занятые отделкой кухни, после ее ухода вздохнули с облегчением.
– Надеюсь, лошади от него будут в восторге, потому что рядом с детьми ему делать нечего – всех до смерти перепугает.
– Что за новый человек? – Лаура оторвалась от книги расходов. Она только что произвела последние вычисления. Бюджет был уже немного превышен, но это не так страшно. Куда хуже то, что они отставали от графика, очень отставали. Детей надо было срочно расселять, а работы все время что-то задерживало.
Ей не хотелось возвращаться в Блейкмор, но Долли чуть ли не силой притащила ее сюда. Герцогиня заявила, что можно на несколько дней задержаться в Блейкморе, ничего страшного не случится.
Ах Долли, Долли… Она была ее единственной подругой. Герцогиня сказала: если даже Лаура ее не пригласит, она все равно поедет с ней.
Долли и дядя Бевил тотчас стали друзьями. Что касается дяди Персиваля, то тот, забыв о своей обычной сдержанности, начал прямо-таки ухаживать за герцогиней. Лаура наблюдала за этой парочкой с улыбкой, ибо и герцогиня проявила себя с весьма неожиданной стороны: она не только с удовольствием принимала ухаживания, но и напропалую флиртовала с Персивалем.
– Лаура, ты что, не слышишь? Я говорю про конюха, которого нанял твой дядя, – сказала герцогиня.
Лаура молча кивнула и вновь склонилась над книгой.
– Лаура, сколько можно корпеть над цифрами? Ты стала белая как полотно.
Однако Лаура подозревала, что дело вовсе не в цифрах. Просто она слишком мало спала в последние дни – ее мучила бессонница. Лаура все еще не свыклась с новой жизненной ситуацией, хотя прошла уже неделя с тех пор, как она узнала, что муж жив.
Ночь за ночью она простаивала у окна, спрашивая себя: где он сейчас, что делает и, главное, что думает и чувствует?
Поймет ли он ее?
Простит ли за смерть сына?
И – самый трудный из вопросов – сможет ли он полюбить новую Лауру? Предпочтет ли ее прежней Лауре?
За эти семь дней произошло одно событие, достойное упоминания: Симонс специально приехал из Хеддон-Холла, чтобы вручить ей письмо – торжественно и церемонно, что вполне в духе Симонса. Когда она вернула ему конверт, не вскрывая, он тяжко вздохнул и спросил:
– Вы уверены, что это все, миледи?
У дворецкого был такой грустный вид, что ей захотелось погладить его по щеке, словно ребенка. Если бы были такие слова, которыми она могла бы объяснить ему свои поступки, Лаура с радостью бы произнесла их, но, увы, таких слов не существует.
Она не хотела читать то, что написано почерком Алекса. Не хотела видеть его витиеватую подпись. Не хотела ничего чувствовать.
Она не знала, когда будет готова к встрече с ним и будет ли готова вообще.
Прошла всего неделя. Неделя, наполненная мучительно-сладкими воспоминаниями.
Она вспоминала его голос, его смех, вспоминала многие их разговоры и ночи любви…
Прошла всего неделя.
И она испытывала жуткий страх, думая о предстоящей встрече с ним.
Каждую ночь, едва забывшись во сне, она вдруг просыпалась в полной уверенности, что Алекс где-то рядом, поблизости, что он ищет ее, зовет, умоляет вернуться.
Прошедшей ночью ей приснился душераздирающий сон.
Они были вдвоем в их спальне в Хеддон-Холле. Она – в простенькой ночной рубашке, в одной из тех, в которых спала последние два года. Он же, нагой, стоял на мраморном полу, залитый лунным светом. Лицо его не было покрыто шрамами – оно было прежним.
Он подхватил ее на руки и осторожно уложил на плед, который расстелил на мраморном полу. От пола веяло приятной прохладой. Она, приподнявшись на локте, смотрела, как он ложится рядом. Одним быстрым движением он стащил с нее рубашку.
И тут началось самое странное.
Он оросил ее слезами. И осушал слезы, касаясь ее тела губами.
– Что ты делаешь? – проговорила она с дрожью в голосе.
Он осторожно приподнял ее и обнял.
– Я благословляю тебя, любовь моя, – сказал Алекс, целуя ее в приоткрытые губы. Его губы были чуть солеными от слез и сладкими. – Люби меня, дорогая, – прошептал он, и слова его проникли в ее душу.
Она обхватила руками его шею и привлекла к себе. Прикосновение его рук было нежным и страстным. Он коснулся губами ее груди, и она застонала. Он целовал ее губы, груди, соски – целовал так, будто они могли напоить его соком забвения.
Она шептала ему слова любви, и вот уже он был в ней, и счастью ее не было предела.
Она проснулась со щемящим чувством одиночества. Словно вернулось то время, когда он покинул ее и она считала – навсегда.
Лаура подошла к окну, выходящему в сторону Хеддон-Холла.
Господи, как давно это было! И все же не так давно, чтобы она могла его забыть.
Она всей кожей ощущала его присутствие, его нетерпеливое ожидание.
Она страдала, она ощущала почти физическую боль.
Пойти к нему сейчас – значит рискнуть всем, что у нее осталось. В глубине души она знала, что если еще раз его потеряет, то просто не сможет этого пережить. Она умрет.
Умрет, но уже не воскреснет в ином качестве.
Пойти к нему – значит проявить великое мужество, но она не знала, под силу ли это простой смертной.
– Оставь свои цифры, – снова раздался голос Долли. – Довольно трудиться, пора отдохнуть, подышать воздухом. Пойди надень костюм для верховой езды, а я распоряжусь, чтобы подали лошадей.
Герцогиня взяла у нее из рук книгу, и Лаура со вздохом пошла одеваться. По глазам Долли было понятно: она что-то затевает. Но Лаура слишком устала, чтобы строить догадки.
