Поглупевший от любви - Джеймс Элоиза (е книги TXT) 📗
Когда она расстегнула последнюю пуговицу, он стянул рубашку и бросил на пол.
— Где болит? — встревоженно спросила Генриетта, глядя на его грудь.
— Еще не понял. Может, если ты как следует меня ощупаешь, я смогу сказать точнее.
— Но почему это я должна искать больное место на твоей груди, если ты сам его найти не можешь? Значит, не слишком сильно болит.
Дарби вздохнул, оставив мысль о ее пальцах, гладящих его грудь, и вместо этого направил ее усилия на брюки. Генриетта широко раскрыла глаза, но послушалась. Ее тонкие пальцы провели по его животу, и Дарби вздрогнул. Генриетта снова покраснела, но принялась решительно дергать за пояс брюк. Наверное, подумала, что если не разденет его, он может передумать и потащить ее в постель.
Дарби едва не застонал, когда она попыталась высвободить брюки, застрявшие на непонятной выпуклости между его ногами. Он смотрел на ее склоненную голову, гадая, знает ли она, что это такое. И поскольку ее лицо из розового стало ярко-красным, можно было предположить, что так оно и есть. Однако ей удалось стащить с него брюки, после чего она поднялась с видом человека, сделавшего все, чтобы муж был доволен.
Дарби наблюдал, как она вешает брюки на стул. При этом ткань сорочки чуть натянулась, обрисовав длинное стройное бедро.
— Генриетта, — мягко сказал он, — я сплю без одежды.
— Крайне непристойная привычка, — покачала она головой.
Дарби пришлось признать, что, будь у него хоть капля совести, он мог бы почти… почти… пожалеть ее. Но он только пожал плечами.
Она снова прикусила губу и дернула вниз его подштанники с такой силой, что он сморщился и пошатнулся.
— Проклятие! — воскликнул он, хватаясь за мужское достоинство. — Нельзя ли поосторожнее?
Его милая маленькая жена, очевидно, теряла остатки терпения, подогреваемая, как надеялся Дарби, самой примитивной похотью.
— Те, кто не способен раздеться самостоятельно, должны терпеть всяческие неудобства! — отрезала она.
Он невольно рассмеялся и медленно-медленно отнял руку, чтобы она ничего не пропустила. Генриетта тихо ахнула.
— Откуда я знала, что эта… эта часть твоего тела будет торчать подобным образом? — пробормотала она.
— У тебя тоже есть нечто в этом роде, — сообщил он, сжимая ее грудь и снова потирая сосок. Уже набухший. Ожидавший его прикосновения. На какой-то момент в комнате воцарилась абсолютная тишина, прерываемая только тихим шелестом ткани.
— Ты меня соблазняешь? — потрясенно выпалила Генриетта. Но даже последний идиот мог заметить, что она не в силах оторвать от него взгляда. То есть от некоей части его тела. Поразительно занятной части.
— Совершенно верно, — согласился он, снова сжав ее грудь, такую налитую, как спелая ягодка, что если он немедленно не накроет ее ртом, может случиться бог знает что.
Она задрожала, и он схватил ее в объятия. Она уместилась в них, словно они были созданы друг для друга: она, тоненькая и хрупкая, и он — огромный и мускулистый. Он нагнул голову и лизнул ее ухо, нежные маленькие завитки и прекрасные изгибы, и она снова затрепетала.
— Ты собираешься сделать это? — спросила она, как всегда удивив его своей прямотой.
— А если тебе понравится? — шепнул он, обдавая ее ухо горячим дыханием и скользя губами по ее шее. Его пальцы плясали на ее груди, словно взвешивая ее тяжесть.
— Невозможно, — напряженно пробормотала она.
— Обещаю не делать ничего, чего бы ты ни попросила, — поклялся он.
— Но какая женщина способна просить об этом? Я просто не понимаю, в чем тут смысл, если не считать, необходимости продолжения рода.
Дарби как раз обнаружил нежный изгиб под ее подбородком.
— Наслаждение, — прохрипел он. — Женщины могут найти в этом наслаждение, Генриетта.
Она молчала, пока он поцелуями прокладывал путь к уголку ее рта: крохотные, легкие, как крылья бабочки, поцелуи. О, она понимала толк в наслаждении, его Генриетта. Просто еще не знала, что понимает. Потому что когда он поцеловал ее, она без колебаний открыла ему сладость своего рта, доказав, что ждала его поцелуя.
Прежде чем их языки встретились, она вздохнула. Он завладел ею, завладел ее губами, и она не уступала ему в силе страсти. Не отстранилась, когда он притянул к себе ее стройное тело, требовательно провел рукой по спине, словно лепя заново, и подался вперед движением, говорившим о его намерениях. О желании брать и властвовать.
— Не возражаешь, если мы ляжем в постель, Генриетта? — выдавил он.
— Н-нет… пожалуй… не возражаю, — задумчиво протянула она, очевидно, не освоившись до конца с этой мыслью. По мнению Дарби, она слишком много думала. Трудно улыбаться, когда в твоих объятиях средоточие душистой женственности, но Дарби и это удалось.
Он положил ее на кровать. Первым долгом необходимо разделаться с ее косой. Однако это заняло довольно много времени, поскольку коса доходила почти до талии. Но Генриетта по-прежнему предавалась размышлениям. Поэтому Дарби помог ей забыться, встав между ее ног. Теперь она наверняка отвлечется.
— Ты не сделаешь ничего, о чем я не попрошу? — уточнила наконец Генриетта.
Дарби поднял голову и закрыл поцелуями ее веки.
— Я обещал, — хрипло пробормотал он. — Если сама не попросишь, я этого не сделаю.
— Я никогда не попрошу о… о…
Она осеклась, явно не зная, какими словами обозначить их возможное соитие.
— Понимаю. Но все же на случай, если все-таки попросишь, ты захватила с собой чехол, который дала Эсме?
Генриетта смущенно потупилась.
— Он не нужен, потому что это в первый раз.
— Ты уверена? Генриетта кивнула:
— Эсме утверждает, что ни одна женщина не может забеременеть в первую ночь. И я все равно не могу… там какое-то препятствие…
Голос постепенно затихал. Генриетта не знала, куда деваться от стыда.
Дарби нахмурился. Возможно, чехол действительно не войдет, потому что она девственна. Но так или иначе, им стоит откровенно поговорить, прежде чем обстановка станет слишком накаленной для дискуссий.
Он расплел ее косу и погрузил пальцы в гладкий шелк ее волос: раз, другой, наслаждаясь прикосновениями. Боже, как она прекрасна! В свете свечей волосы кажутся чистым золотом, мягким и скользким, как масло.
Поднявшись, он вынул из саквояжа маленький синий пузырек и протянул ей. Генриетта взяла его и вопросительно вскинула брови.
— Это настой какой-то травы. Говорят, он помогает от беременности, — объяснил Дарби.
— Ты это о чем?
— Если ты вдруг забеременеешь, даже с чехлом Эсме, стоит только выпить этот настой, и никакой беременности не будет. Это тоже мера безопасности, Генриетта.
Она упрямо покачала головой:
— Я никогда бы не сделала такого.
— Пока что думать об этом не стоит, — утешил он.
— Я никогда не забеременею, если мы вообще не будем этого делать, Дарби.
Тут она права.
Он взял у нее пузырек и поставил на тумбочку.
— Я просто не хочу, чтобы ты боялась нашей близости из опасения забеременеть.
— О нет. Я не боюсь. Мне просто не хочется. Терпеть не могу неопрятности.
Она и раньше пользовалась этим термином, говоря о своем бедре. Но Дарби толкнул ее на спину, поднял широкую ночную сорочку и без дальнейших слов сунул голову под подол.
Она немедленно уперлась ему в плечо, пытаясь оттолкнуть, но не успела: его губы нашли ее грудь. Восхитительно. У нее были совершенные груди, обольстительно тяжелые, округлые, одновременно мягкие и упругие: достаточно, чтобы свести мужчину с ума.
Он смутно слышал, как она протестует, но было слишком поздно. Вражеский отряд наводнил деревню. Он проник под широкий тент ее сорочки и теперь пировал, переходя от одной груди к другой. Темно-розовые соски набухли и сладко ныли. Его руки непрестанно находились в движении, гладя, лаская, пощипывая, и через несколько мгновений она перестала отталкивать его и принялась извиваться, сама предлагая ему груди. И больше никаких протестов, только несвязное бормотание.
