Пробуждение (СИ) - Митанни Нефер (библиотека книг .txt, .fb2) 📗
Провела ладонью по холодной колонне. Их имена, обведённые картушем в форме сердца – эту надпись Сергей процарапал, когда они после венчания вернулись в имение и открылись тётке. Анна обвела надпись кончиком пальца, потом, постояв немного, пошла по дорожке, ведущей к дому.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Часть II. Глава 9
Автор коллажа - Кристина Муравская
Белое марево бледнело, словно таяло, и постепенно от него не осталось и следа. Открыв глаза, Сергей с удивлением понял, что находится не в своей, ставшей уже привычной камере, а в просторной комнате с высоким белёным потолком и несколькими довольно светлыми окнами. И лишь решётки на этих окнах подсказали ему, что он по-прежнему в тюрьме. Так он оказался в лазарете.
Сам не понял, как попал туда: после свидания с женой потерял сознание – открывшаяся внезапно рана ныла несколько дней, но он не ожидал, что всё окажется так серьёзно. Последнее, что он помнил, это встреча с Анной. Последующие две недели стёрлись из его памяти. Пребывая в горячке, потерял счёт дням, да и само ощущение реальности. Пожилой, явно крепко пьющий фельдшер, рассказал ему, что в бреду Сергей звал Анну.
- Зазноба ваша, позвольте узнать? – полюбопытствовал он, оттягивая поочерёдно нижние веки Сергея.
- Супруга…- отозвался Сергей и тут же спросил: - А что, доктор, скоро меня в камеру вернут?
- Экий нетерпеливец! – усмехнулся эскулап. – А что так? У нас всё лучше, чем в камере – тепло, сытно, чисто. Чего вам ещё? Полежите, сударь мой, денька два – три, а там и в камеру опять пойдёте, ежели начальство прикажет. Рану-то я подлатал, но вам надо остерегаться застуживать её, иначе опять маяться придётся. Ох, не пойму я вас, господа, не пойму! Чего не жилось-то, тем паче жена есть?!
С этими словами он шаркающей походкой, сгорбившись и заложив правую руку за спину, а левую опустив в карман халата, поплёлся к выходу из палаты.
Сергей закрыл глаза, намереваясь вновь провалиться в спасительный сон, но сон не шёл. Напротив, постепенно стало возвращаться осознание реальность, и сцены недавнего прошлого, сменяя друг друга, вереницей поплыли в памяти, точно картины в ярморочном райке.
***
После первого допроса прошло две недели, а его больше не тревожили. Это было странным, непонятным и потому нервирующим. Мысли о жене и сыне перемежались с размышлениями о случившемся. Только теперь, проводя дни в одиночестве, Петрушевский осознал всю трагичность случившегося и весь ужас этих событий. Как, ну как же он раньше не понимал очевидного?! Как он, не юнец, а прошедший войну офицер, повидавший и боль, и смерть, христианин мог вынашивать кровавые идеи и строить преступные планы?! Он мечтал послужить к благу Отечества. Их планы, которые вынашивались несколько лет, казались такими важными, способными дать свободу и благо народу. А оказалось, что это была попытка построить благо на крови, но добра, замешанного на крови, быть не может! Это есть выгода одних и несчастие других!
Неужели это не сон? Те люди, погибшие у Сената, стали жертвой во имя чего? И он вместе со своими товарищами повинен в их смерти! И если бы их план удался, то крови было бы ещё больше… Он преступник не просто перед Отечеством – нет, вина страшнее: он преступил Божий закон, убил невинных и посягнул на жизнь Помазанника! И даже его собственная семья – молодая жена и крошка-сын, эти два светлых ангела, тоже стали жертвой его замыслов… Почему так сталось? Почему раньше он не понимал этих, теперь столь очевидных вещей?
Едва этот вопрос пронёсся в его мыслях, как его собственный внутренний голос ответил ему: «Потому что тобой владела гордыня!» Сергей вспомнил свой давний спор с Николаем. Тогда друг упрекнул его в желании стать вершителем судеб. И ведь Николай оказался прав! Он и его соратники действительно возжелали взять на себя эту роль, но при этом не учли, что вместе с ролью берут и колоссальную ответственность. Вот теперь настало время платить по счетам. И нужно достойно вынести это. Нельзя прятаться за спины товарищей. Он постарается быть честным и стойко принять приговор.
***
В один из таких дней, когда он в тысячный раз прокручивал в памяти случившееся, тяжёлая дверь со скрипом распахнулась, и вошедший охранник произнёс:
- Арестант номер двадцать пять, на допрос!
Сергей резко встал, сразу почувствовав шум в ушах и головокружение, протянул в перёд руки, на которых охранник замкнул ручные кандалы.
Кабинет для допросов отличался от других тюремных помещений лишь просторными размерами да большим решетчатым окном. За столом сидел генерал Левашов* со скучным выражением лица, явственно говорящим, что Василию Васильевичу наскучило его однообразное занятие, допрос арестованных не доставлял ему не то что удовольствия, но даже начинал раздражать.
- Вы можете сесть, - сказал он вошедшему Петрушевскому, указывая на стул, стоявший на некотором расстоянии от стола.
Когда Сергей сел, генерал заговорил доверительным тоном:
- Ну-с, Сергей Владимирович, у следствия есть доказательства вашей причастности к заговору. А посему я настоятельно рекомендую вам признаться во всём без утаивания каких-либо деталей. Это смягчит вашу участь.
- Ваше превосходительство, я и не думаю отказываться, - отвечал Сергей, - но мне бы хотелось знать, о каких именно доказательствах вы говорите.
Его голос звучал хрипло, видимо, сказались недели совершенного молчания в одиночной камере.
- Я говорю о показаниях известных вам лиц, - генерал назвал с десяток фамилий участников общества и протянул Сергею несколько страниц протокола допроса, под которыми стояли подписи его товарищей.
- Итак, теперь вы видите, что запираться просто не имеет смысла?
- Да, вижу, - ровным тоном отвечал Петрушевский, - Но я и не собирался отрицать свою причастность к заговору.
- Вы вступили в общество сознательно? – поднимаясь из-за стола и прохаживаясь по комнате, уточнил Левашов.
- Вполне, - Петрушевских пожал плечами. – Я разделял убеждения его участников.
- То есть вы хотите сказать, что присоединились к заговорщикам без принуждения с чьей-либо стороны, а лишь исключительно потому что сами придерживались таких же воззрений?
Серые глаза генерала смотрели испытующе, будто он, сомневаясь в искренности ответов Петрушевского, пытался определить для себя, стоит ли поверить арестанту.
- Да, я действительно жаждал преобразований, хотя поначалу и не знал о существовании организации… - вновь последовал ответ Сергея.
- От кого же вы узнали это?
- Я не хотел бы отвечать на этот вопрос, - проговорил Сергей.
- Но почему?! – искренне недоумевал генерал. – В ваших же интересах ничего не утаивать!
- Меня сдерживает исключительно слово чести, которое я давал при вступлении, - отвечал Сергей.
- Слово чести…- усмехнулся Левашов и пробежался пальцами по столу. – Вы, заговорщик, смеете говорить о слове чести?! Член организации, в планах которой было убийство государя, всей фамилии!
- Об этих планах я поначалу не знал, - возразил Петрушевский, нахмурившись.
В глубине души он понимал, что по сути генерал прав.
- Что толкнуло вас вступить в преступную организацию, и каковы были намерения общества?
- Сознание бедственного положения моей родины было причиной моего вступления в организацию. Я понимал необходимость незамедлительных перемен. Тайное общество не было преступным…- Сергей на мгновение задумался и продолжал уверенно: - Да, поначалу я не видел, что наши планы могут иметь преступное направление…Общество было политическим, выступающим за существенные политические и социальные перемены…
Сидя в камере он принял решение полностью признать всё, что касалось его лично, его непосредственного участия в заговоре, но он не желал называть имён своих товарищей, поэтому и умолчал о том факте, что был принят в организацию Николаем Тургеневым.
