Твоя, только твоя - Райан Нэн (первая книга .TXT) 📗
Капитан Клей Найт посмотрел сверху на женщину, которую он любил с детства, и его сердце сжалось от боли. Он снова вынужден ее покинуть.
– Всегда помни, Мэри, что ты – мое сердце. Я люблю тебя, дорогая, и я вернусь к тебе!
Мэри улыбнулась ему со слезами на глазах и сказала:
– Ты должен вернуться! Обещай мне, что ты останешься жив.
– Обещаю!
И Клей наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание.
Глава 40
Туман все еще не рассеялся. Опять зарядил дождь. Мэри стояла и смотрела, как удаляется ее муж по подъездной дороге. Когда он достиг Ривер-роуд, она сказала себе, что уйдет в дом. Но не ушла.
Она стояла и смотрела, как лошадь и всадник становятся все меньше и меньше, и вот они уже совсем скрылись из виду.
Но Мэри все равно не пошла в дом.
Она просто сменила наблюдательный пункт, найдя удобное местечко на высоком берегу. Она пожалела, что ей не пришло в голову захватить мощный полевой бинокль, и очень обрадовалась, когда Тайтес догадался его принести – он окликнул ее вскоре после того, как она перешла на новое место. Мэри оглянулась и увидела старого слугу в поношенном зимнем пальто, с палочкой, медленно, с трудом спускающегося к ней. Он улыбнулся, показывая ей бинокль.
Мэри засмеялась и побежала ему навстречу.
– Тайтес! Как же ты догадался? Огромное спасибо! – Слуга отдал ей бинокль и тут же принялся ее бранить.
Он погрозил ей костлявым пальцем и сердито сказал:
– Я принес вам бинокль, чтобы вы разок хорошенько посмотрели и пошли в дом! Негоже вам здесь долго стоять!
– Уйду, уйду, обещаю! – сказала она, ласково похлопав старика по плечу.
Тайтес не ушел. Он уже начал употреблять власть, данную ему капитаном.
– Капитан велел мне смотреть за вами, и я сдержу слово, миссис. Если вы в ближайшие несколько минут не уйдете в дом, я срежу с ивы прут и отшлепаю вас по ногам. И я это сделаю, вот увидите!
Мэри не рассмеялась, хотя живо представила себе картинку: старый сгорбленный Тайтес под дождем срезает хворостину. Не менее комична была и сама мысль о том, что старик может ее выдрать. Этот добрый человек в жизни никого не ударил. Мэри сказала:
– Я обещаю хорошо себя вести, ты только позволь мне посмотреть, как Клей приедет на пристань.
Тайтес сделал вид, что сердится, но все же кивнул седой головой и сообщил:
– Часть пути вниз по реке капитан проделает на «Эндрю Джексоне». Янки забрали наш старый пароход, чтобы возить своих солдат.
– Ну, Тайтес Пребл! Ты просто кладезь премудрости! Клей даже не упоминал, на каком корабле пойдет вниз по реке! – искренне удивилась Мэри.
– Я много чего знаю! – проворчал старик, поднимая воротник пальто, потому что у него стали мерзнуть уши. – И всегда знал! – Старый слуга повернулся и похромал прочь, опираясь на палку и бормоча про себя: – Да разве кто-нибудь меня слушает! Даже внимания не обращают на то, что я им говорю, потому что…
Сердечно улыбнувшись вслед доброму старику, Мэри повернулась к реке и, поднеся к глазам бинокль, принялась внимательно осматривать пристань.
Она оглядела множество судов, стоявших у причала: шаланды, плоты, баржи, рыбачьи лодки, паровые буксиры и другие суда.
Наконец Мэри отыскала «Эндрю Джексона».
Крепко держа бинокль замерзшими руками, она, почти не мигая, смотрела на пароход до тех пор, пока не увидела Клея. И тогда руки ее дрогнули, и она невольно сбила резкость.
– Ну вот! – рассердилась на себя Мэри.
Быстро овладев собой, она поправила резкость и отчетливо увидела высокого смуглого офицера, который вел по трапу норовистого коня.
Теперь Мэри не отрывала глаз от мужа.
Как только Клей поднялся на палубу, к нему подскочил боцман. Капитан скинул тяжелую шинель и передал ее и поводья боцману, который тут же увел коня из поля зрения Мэри.
Заработали машины парохода, выбросив из трубы клубы пара. Гребные колеса принялись вспенивать воду, звякнул колокол, и пароход медленно отошел от пристани.
Капитан легко поднялся по трапу на штормовой мостик. «Эндрю Джексон» выходил на середину реки. Клей кивнул лоцману, стоявшему в застекленной рулевой рубке, и прошел на палубную надстройку.
Быстро смеркалось – холодный и дождливый ноябрьский день уступал место вечеру. Пароход шел с зажженными огнями. Он направлялся на юг и был уже напротив Лонгвуда.
В мощный полевой бинокль Мэри отчетливо видела мужа. Он стоял на мостике один. Синяя форма эффектно контрастировала с ослепительно белым поручнем. Его мокрое от дождя лицо было повернуто к утесу Чироки. Холодный ноябрьский ветер трепал иссиня-черные волосы, поднимая их над головой Клея.
У Мэри ком подступил к горлу. Она думала о том, что жаркой июньской ночью громадная Миссисипи привела к ней мужа и она же забрала его холодным ноябрьским вечером.
«Клей! – Губы женщины беззвучно произносили его имя. – Ох, Клей, вернись! Вернись ко мне!»
К удивлению Мэри и к ее огромной радости, смуглый мужчина, к которому она мысленно обращалась, поднял руку и помахал ей! Он ее видит! Он знает, что она здесь!
Смеясь и плача, Мэри подняла руку и изо всех сил замахала в ответ. В мощный бинокль она видела, как на его лице появилась радостная мальчишеская улыбка. Она послала мужу воздушный поцелуй. В ответ Клей послал ей два воздушных поцелуя – высоко вскинув вверх сразу обе руки.
Очень скоро он скрылся из виду.
Мэри осталась одна в густых туманных сумерках. «Эндрю Джексона» уже не было видно, темная угрюмая река была пустынна.
Женщина опустила тяжелый бинокль. Она дрожала от холода и страха.
Клея нет. Он уехал. И он может вообще не вернуться.
Пока Клей был с ней в Лонгвуде, войны для Мэри, словно не существовало. Но теперь, когда он уехал, война не выходила у нее из головы. Теперь она жадно читала «Мемфис эпил» и другие газеты, которые удавалось достать, и ежедневно справлялась у Джонни Бриггса о том, какие и где идут сражения на воде и на суше.
Незадолго до Рождества пришла весть о том, что корабль «Каир», на котором находился Клей, 12 декабря затонул на реке Язу. Были раненые, но количество погибших не сообщалось. У Мэри похолодело сердце.
В ожидании более подробных сведений Мэри провела одну из самых трудных недель в своей жизни. Наконец в штаб северян в Мемфисе пришла депеша, и лейтенант Бриггс принес в Лонгвуд добрую весть. Капитана Найта не было в списках погибших и раненых. Несколько дней спустя Мэри получила коротенькое письмо от Клея, где он сообщал, что жив-здоров и будет продолжать в том же духе. Теперь капитан был на пути в Арканзас, где ему предстояло соединиться с флотом адмирала Дэвида Портера.
Мэри было велено не беспокоиться.
Она опустила письмо и покачала головой.
Не беспокоиться? Но она только и делала, что беспокоилась. Как и тысячи других жен, матерей, сестер и возлюбленных, она постоянно опасалась за жизнь любимого человека.
Когда Клей отправился на войну, работа в госпитале приобрела для Мэри особое значение. Каждый раз, наклоняясь, чтобы утешить страждущего, Мэри представляла себе, что это Клей лежит раненый и беспомощный, и сострадание наполняло ее сердце. Женщина говорила себе, что ей следует быть более внимательной и ласковой с ранеными. Она с удвоенными силами принялась ухаживать за больными, отдавая раненым и умирающим максимум внимания и заботы. Герои войны это заслужили.
Раненым, за которыми она ухаживала, было совершенно не важно, что Мэри была женой офицера северян. Людям, о которых она так терпеливо и сочувственно заботилась, ее прелестное личико казалось солнечным лучиком во тьме их страданий. А ее ласковые руки несли им утешение и облегчали боль.
Мэри трудилась очень усердно и помногу часов, понимая, что очень скоро она уже не сможет работать в госпитале. Теплые зимние платья уже стали ей тесны в талии, и доктор Кейн предупредил ее, что работа в госпитале слишком тяжела для будущей матери. Первое января стало ее последним рабочим днем. Мэри была на пятом месяце беременности и собиралась остальное время до рождения ребенка провести в Лонгвуде.
