Слушай свою любовь - Картленд Барбара (читаем книги онлайн .TXT) 📗
Это он прекрасно умеп делать без помощи спуги.
Затем он вышел на холодную ночную улицу, где его дожидался закрытый экипаж с зевающим кучером и сонным лакеем…
«Сегодня, — сказал себе Иглзклиф. — я проведу ночь, не глядя на часы».
С этими мыслями он направил коней на красивую аллею перед королевской больницей, выстроенной Карлом Вторым.
Деревья, окаймлявшие аллею, радовали глаз нежной зеленью только что распустившейся листвы; окна домов весело сверкали под майским солнцем.
Маркиз немало сил потратил на собственное комфортное обустройство, прежде чем поселил Потти Верной в дом, купленный им год назад для прежней дамы сердца.
Он позволил Потти самой выбрать отделку своей спальни, хоть и считал, что у нее дурной вкус.
Зато он оборудовал по своему разумению роскошную ванную комнату, которая неизменно вызывала возгласы изумления и восхищения у всех, кому Потти ее демонстрировала.
А Гарри был в шоке, когда Иглзклиф велел ему в Квинз Ху переделать в ванные комнаты все пять туалетных ниш, смежных с парадными спальнями.
— Ванные комнаты, милорд? — переспросил Гарри, не веря своим ушам.
Позже, оценив удобство и эстетику нововведения, он объявил сестре, что и в Дауэр-Хаусе будет ванная.
— Зачем нам ванная комната? — удивилась Антея.
— Затем, что она сбережет массу сил, в данном случае моих. Не понадобится таскать воду наверх. — ответил Гарри.
Антея призадумалась, в его словах было рациональное зерно.
Джекобс, разнорабочий, ухаживавший за садом в Дауэр-Хаусе, приносил дерево и уголь для камина и убирал мусор.
Он же по утрам затаскивал наверх, в комнату Гарри, тяжелые бадьи с водой, где брат мылся в лохани.
А Гарри таскал воду для Антеи, поскольку ома обычно мылась вечером, когда старый Джекобс возвращался в свой маленький домик в дальнем углу конюшенного двора.
Даже нянюшке не хотелось вновь звать Джекобса после тяжелого трудового дня.
Гарри всегда с юмором относился к этой своей обязанности, однако сам был готов мыться холодной водой и утром, и вечером, если только для этого не приходилось разбивать лед.
— Будь у нас ванная, — доказывал он сестре, — все стало бы намного проще. Если не веришь мне, сходи в Квинз Ху и посмотри сама.
— Конечно, я так и сделаю, — обронила Антея, — но это очень странно, ведь мы всегда мылись в спальнях.
И вот она увидела ванные комнаты, и они произвели на нее ошеломляющее впечатление.
Во-первых, ванные выходили прямо в спальни, и дамам не было необходимости появляться в коридорах в нижнем платье, что шокировало бы ее мать.
Во-вторых, Антея и представить себе не могла ничего более замечательного, чем ванна маркиза.
Она отличалась от других ванн, потому что была вмонтирована в пол — по римской моде, как говорил Чарли, — ив нее следовало не залезать, а спускаться.
Оценив все это великолепие. Антея, так же как и Гарри, немедленно загорелась идеей оборудовать ванны в Дауэр-Хаусе.
— Мне все равно придется греть вам воду на этой ржавой старой плите, — ворчала няня, — а если ванна окажется больше нынешней бадьи, могу сказать только одно: вода будет холодная.
Все нянюшкины причитания прекратились, когда при ремонте кухни в Квинз Ху Гарри приобрел новую плиту и для Дауэр-Хауса.
Глядя на нее, Чарли Торрингтон рассмеялся.
— Ты мог бы прекрасно обустроить свой дом за счет маркиза!
Гарри сверкнул на него глазами.
— Я платил сам, из собственных денег! — отчеканил он. — Ты рекомендовал меня как порядочного человека, достойного доверия, и я не собираюсь опровергать твоих слов.
Чарли извинился.
И Антее хотелось верить, что маркиз замечает щепетильность своего нового управляющего в подобных делах.
Она знала: весь ремонт, проводимый в Дауэр-Хаусе, Гарри оплачивает из своего кармана — деньгами, полученными за собственный дом.
Конечно, Чарли прав: было бы совсем не сложно приписать какую-то сумму сверх огромных счетов по работам в Квинз Ху, отправляемых в Лондон.
И все-таки Гарри не мог допустить подобного. — Да, мне приходится зарабатывать себе на жизнь, — сказал он сестре, — но я по-прежнему джентльмен и не намерен об этом забывать.
Подъезжая к дому на Королевской аллее, маркиз думал не столько о своей замечательной ванной, как это обычно бывало перед визитом к Потти Верной, сколько о том, с каким комфортом он здесь устроился.
Камеристка Потти, Сара, которая также выполняла обязанности ее костюмерши в театре, маркизу не нравилась.
Зато всех остальных горничных подбирал секретарь маркиза, мистер Каннингем.
В те дни, когда Иглзклиф ужинал с Потти, его шеф-повар с главным лакеем приезжали заранее, и к появлению маркиза были уже готовы его любимые блюда.
В погребах стояли бочки с особым сортом шампанского, кларетом и портвейном.
Еженедельно из деревни привозили свежие яйца, птицу и фрукты, так что в лондонских магазинах закупали небольшое количество продуктов.
Маркиз остановил фаэтон.
Кони в упряжке радовали глаз — он приобрел их на ярмарке в Таттерсапе в начале года.
Конюх, стоявший на запятках, соскочил на землю и направился к лошадям.
Маркиз, красивый и элегантный, также вышел из экипажа.
Его надраенные ботфорты с золотыми кисточками сверкали так, что в них отражались и весеннее солнце, и лестничные перила.
Как обычно, дверь открылась раньше, чем маркиз дотронулся до серебряного молоточка.
Иглзкпиф всегда заранее посылал лакея, чтобы он сообщил о времени приезда своего господина.
У порога стояла Сара, некрасивая женщина средних лет, похоже, страдающая косоглазием.
Когда маркиз вошел, она объявила:
— Дурные новости, милорд. Мисс Потти нездоровится.
Маркиз замер на месте.
— Нездоровится? — переспросил он.
— Увы, милорд, ей стало дурно вчера вечером, когда мы вернулись с представления. Теперь ома едва может говорить и приподнимать голову с подушки.
— Почему мне не дали знать? — осведомился маркиз.
Сара пожала плечами.
— Я надеялась, что ей полегчает. Я же знаю, как вы могли расстроиться от подобной новости. Но ей стало только хуже.
— Вы вызывали доктора?
— Да. Он приходил около полудня, сказал, что у мисс Потти весенняя лихорадка и что сейчас многие ею болеют.
Не говоря более ни слова, маркиз поднялся по маленькой лестнице в спальню Потти.
Комната занимала почти весь этаж и представляла собой буйство розового атласа и муслиновых занавесей, обшитых кружевом.
На попу красовался абиссинский ковер ручной работы, подарок маркиза.
Потти лежала на огромной кровати под кружевным пологом, ниспадавшим с золотого хоровода танцующих ангелочков.
Ее темные волосы разметались по подушке, глаза были закрыты.
Она, несомненно, выглядела больной, и никакого грима не требовалось для придания мертвенной бледности ее лицу.
Когда Иглзклиф приблизился, она с трудом разлепила веки.
Маркизу показалось, что у нее глаза навыкате.
— Мне очень жаль, — слабым голосом произнесла она, — но чувствую я себя прескверно.
— Дал ли тебе доктор лекарство? — спросил маркиз.
— Гадость какую-то, у нее вкус паршивее грязной мыльной воды! — скривилась Потти. — А от кашля все равно не помогает.
Столь длинная фраза вызвала жестокий приступ кашля, долго сотрясавший все тело девушки.
Наконец она вновь откинулась на подушки, и маркиз сказал:
— Я пришлю к тебе своего личного врача. Ни в коем случае нельзя вставать с постели в таком состоянии.
— Не сомневаюсь, что в понедельник смогу выступать, — пробормотала Потти.
Покидая комнату, маркиз даже не знал, что и думать о сорвавшемся торжестве.
Он вернулся в свой особняк на Беркли-сквер и велел секретарю послать к Потти личного врача, который также пользовал принца-регента, и как можно скорее отправить в дом на Королевской аллее корзину орхидей.
Его сильно раздражала мысль, что теперь участников празднества будет нечетное число, и без пары остается именно он.
