Антик с гвоздикой - Мельникова Ирина Александровна (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
– Прости окаянного! Бес попутал! Не губи душу!
– Забирайте эту мразь! – Графиня отпихнула его носком сапога. И подняла взгляд на исправника.
Тот смотрел на нее с явным превосходством.
– Видите, Наталья Кирилловна, как мои люди работают? Вмиг отыскали нечестивца, еще немного, и барона поймаем. Я велел посты по всем дорогам выставить. Сейчас они, видно, затаились, выжидают, но сквозь мои заставы заяц не проскочит, змея не проползет.
– Вашими устами да мед пить, – не сдержалась и съязвила графиня.
Исправник надулся и смерил ее негодующим взглядом.
– Я не любитель хвастать, графиня, но, как видите, мы схватили вашего мужика, о котором вы не подозревали, что он поджигатель. И он, смею заметить, наверняка знает, где скрываются злоумышленники.
– Простите, ради бога, – графиня смутилась, что очень порадовало исправника, – чем быстрее вы схватите поджигателей, тем лучше. Обещаю вашим людям премию по пять рублей каждому, если они поймают их не позднее завтрашнего утра. А особо отличившимся – по двадцать рублей.
– Вот это другой разговор, – исправник заметно воспрянул духом. – Теперь мои люди рылом землю пахать будут, чтобы достать этого чудилу.
Слово «чудило» несколько покоробило графиню, но она сдержалась, не хватало вступать в спор еще и по этому поводу: учить исправника, какие слова следует произносить в присутствии женщин благородного происхождения, а какие не следует. Ведь наедине с собой она сама употребляла и более «горячие» словечки.
Полицейские убрались поздно вечером. Графиня распорядилась накормить их ужином и удалилась во флигель. Но еще долго слышала шум на подворье старосты, полицейские разгулялись не на шутку. Ей уже доложили, что Васятка пришел в себя, но не говорит, потому что лицо сильно обожжено. Она вызвала Андрона и вручила ему пятьдесят рублей, столько же велела передать семьям погибших сторожей.
– Непременно проследи, чтобы в зиму не остались без хлеба и сена! – попросила она старосту. – Дети есть малые?
– Да, почитай, в каждой семье, но мы вдов не оставим, Наталья Кирилловна, поможем всем миром. – Староста горестно вздохнул и перекрестился. – Васятку не успели оженить, по осени хотели у вашего сиятельства просить позволения на свадьбу, да только Всевышний по-другому рассудил.
– И что, уже невесту приглядели?
– Приглядели! Только кому теперь он нужен изуродованный, даже если выживет? – Староста махнул рукой.
– Пускай выздоравливает, – сказала графиня, – а потом что-нибудь придумаем.
– Премного благодарствуем, – староста не сдержался и шмыгнул носом. – Васятка больно резвый на работу был, все в руках горело, благо, что осемнадцать только-только стукнуло.
– Ничего, я верю, что он поправится. С лица воду не пить, главное, чтобы мужик был справный.
– Спаси вас бог, – Андрон поклонился ей в пояс, – святая вы женщина, барыня!
– Ладно, ладно, ступай, я устала, – графиня строго посмотрела на него, – завтра доложишь мне, сколько леса и камня нужно на строительство. Я от своего не отступлю. Надо до весны новые телятники поднять, чтобы было, куда телят пригнать.
– Ваша воля, барыня! Сделаем все в наилучшем виде, только, по моему разумению, надо их на новом месте ставить. Дурная примета на пепелище строить.
– Я согласна, завтра посмотрим, где лучше начать строительство...
Наташа отошла от окна. Она озябла и думала, что, согревшись под одеялом, непременно заснет. Так оно и случилось. И хотя поднялась она в восемь утра, четыре часа сна вернули ей утерянные силы и бодрость духа.
После завтрака графиня отправилась вместе с Андроном и еще тремя мужиками присматривать новые площадки под строительство новых коровников. Было очень жарко, как всегда перед дождем, донимала духота, но небо, если не считать легких перистых облаков, было чистым, и староста предположил, что гроза соберется к ночи.
Вернулись в деревню за час до полудня. Наташа с наслаждением выпила квасу и велела Андрону после обеда заложить коляску. С делами в Матурихе покончено, и она спешила домой, соскучившись по Павлику и сестре. Она велела закрыть окна во флигеле ставнями и хотела полежать с часок в прохладе. Но не получилось.
Стоило ей перешагнуть порог спальни, как взгляд выхватил белый лист бумаги, который валялся под подоконником. Наташа подняла его, пробежала глазами несколько писанных по-французски строчек и увидела стремительно приближающийся, добела выскобленный пол.
Очнулась она оттого, что кто-то протирал ей лицо холодной мокрой тканью и ласково приговаривал:
– Слава богу, очнулись, Наталья Кирилловна! Слава богу! – Она узнала голос Анюты, но первым делом выхватила глазами злополучный листок бумаги. Оказывается, она до сих пор сжимала его в руке.
– Что? Что это такое? – спросила она требовательно у Фадея, который переминался возле порога с ноги на ногу.
– Не знаю, ваше сиятельство, ей-богу, не знаю!
– В твой дом свободно проникают злоумышленники, а ты ничего не знаешь, ничего не ведаешь? – выкрикнула в ярости графиня и вскочила на ноги.
Фадей и Анюта в испуге отшатнулись.
– Не поверите, барыня, но мы и вправду ни сном ни духом не ведаем, откуда взялась эта бумага, – зачастила, как сорока, Анюта. Ее полное, краснощекое лицо потемнело от страха. – Я с утра в вашей спальне прибрала и на кресте побожусь: никакой бумаги не заметила. – Она посмотрела на мужа. – А Фадей все время с вами был. Дак он в спальню сроду не заглядывает.
– Кто-нибудь из чужих появлялся сегодня в деревне? – спросила Наташа, едва сдерживаясь, чтобы не заголосить от отчаяния.
– Нет, нет, никто не появлялся, – покачала головой Анюта, – мы теперь за этим следим. Разве... – Она с сомнением посмотрела на мужа, затем перевела взгляд на графиню: – Разве мальчонка-нищий сегодня с утра объявился. По всей деревне кусочки собирал, а после напросился поработать в огороде за крынку молока и каравай хлеба. Он перед вашим возвращением ушел. Вырвал лопухи под плетнем и ушел.
– Фадей, немедленно отыскать мальчишку! И сразу его ко мне! Еще вели срочно запрячь коляску, я еду в Изместьево. Бегом! – выкрикнула она сердито, заметив, что Фадей замешкался. И тот стремглав выскочил из флигеля.
Через час коляска графини мчалась по лесной дороге в сторону Изместьева. Данила, лихо посвистывая, то и дело раскручивал кнут над головой. Резвая тройка неслась как птица. Два конных егеря скакали, не отставая, следом. И все же графиня то и дело вставала и толкала в спину своего кучера, заставляя его увеличить скорость.
Она сгорала от нетерпения и тревожных предчувствий. Письмо она порвала, чтобы это гадкое послание не жгло ей руки и не терзало душу. Лошади неслись, словно у них на хвосте сидела стая голодных волков. Но графине все было мало и мало. И она продолжала толкать и толкать Данилу в спину, пока тот не взмолился:
– Барыня, загоним лошадей! Смотрите, коренник весь в пене!
Только тогда Наталья немного успокоилась, но, верно, еще и потому, что впереди завиднелась усадьба. Впервые они проскочили от Матурихи до Изместьева менее чем за два часа. Правда, на этот раз графиня вновь воспользовалась дорогой князя, но, судя по тому, что их никто не задержал, он решил снять все кордоны. И это графиня посчитала добрым знаком.
Но более всего ее занимали как раз не отношения с князем, а то письмо, которое ей подбросили сегодня в спальню. Видимо, исправник не выполнил своего обещания поймать барона фон Кромма, иначе откуда могло появиться столь гадкое послание?
Коляска въехала во двор усадьбы, и это событие отвлекло графиню от тревожных размышлений. Не дожидаясь, когда экипаж остановится, она спрыгнула на землю и бегом направилась к дому. И почти лоб в лоб столкнулась с Глафирой, спешившей навстречу хозяйке. Но не попеняла девке за неуклюжесть, а требовательно спросила:
– Где барин?
– Так оне гуляют, с час как выехали на коляске вместе с Ксенией Кирилловной. Евсей за кучера, и Марфуша с ними.
– Как выехали? – опешила Наташа. – Я ведь велела не покидать усадьбу?
