Сделка с дьяволом - Бенцони Жюльетта (полные книги txt) 📗
– Он просто запретил мне писать о себе, мадам Гортензия. Он не хотел, чтобы я что-либо писал вам в таком роде… Он думает, что вам надоело здесь и что вы уехали, чтобы больше не возвращаться…
– Он что, в своем уме? Как можно думать, что я брошу своего ребенка? Нашего ребенка?
– Я имел в виду, не возвращаться к нему…
– Но ведь он читал мои письма? Он хорошо знает, что я люблю его. Почему же он не отвечал мне?
– По тому же самому, о чем я вам говорил. Жан считает, что ваше чувство к нему было всего лишь капризом… что вы не можете жить вместе, вот почему вы предпочли уехать…
– Но это он покинул меня! Это он вдруг решил уехать в Лозарг под предлогом, что Годивелла там осталась одна. Что за объяснение! Он считал, что ей что-то грозит…
– Тут есть доля правды. После пожара о Лозарге много говорят. И много плохого. Люди говорят, что там привидения, что замок проклят. И Жан, и Годивелла запрещают подходить к нему…
– Какая чушь! Не понимаю, зачем Жану и Годивелле поддерживать эти слухи? Впрочем, меня это не интересует. Мне важен только Жан. Он знает, что мне никто не нужен, кроме него. Он прекрасно знает, что, несмотря ни на что, я собиралась выйти за него замуж. Я даже сказала ему…
– Что вы ждете ребенка? Я знаю. Видите ли, мадам Гортензия, мне кажется, что именно это и было ему особенно тягостно. «Она меня однажды обманула, – сказал он мне. – А я так верил ей, считал ее такой чистой… Почему бы ей и снова не обмануть меня?» То, что вы уехали, чтобы помочь своей подруге, это он понял. Но в то, что вы отправились за ней на другой конец Европы, в это он не поверил…
– Что же он подумал? Что я отправилась вслед за мужчиной?
Франсуа не ответил, но его застывшее лицо говорило само за себя. Сделав над собой усилие, Гортензия удержалась от слез, готовых вот-вот покатиться из глаз, но голос ее задрожал:
– Разве он так плохо меня знает? – горько произнесла она.
– Мне кажется, уж вы позвольте мне как другу сказать вам правду, мадам Гортензия, что он совсем не знает вас, так же, как и вы не знаете его. Вы встретились, полюбили друг друга и больше ничего не хотели знать. Но вы оба происходите из совершенно разных миров и никогда не жили вместе. Как это понимается в обиходе…
– А я лишь этого и хочу! О каких двух мирах вы говорите? Мои корни здесь, и я это уже давно поняла. Моя мать…
– Он тоже мне говорил о вашей матушке, – грустно сказал Франсуа. – И скажу вам, мне было очень больно услышать от него: «Она тоже тебя любила, мой бедный Франсуа, и я тебе говорил и не раз повторял, что она не может жить вдали от тебя. Однако она уехала, чтобы выйти замуж за другого. И здесь она не могла даже сослаться на волю своей семьи. Какова мать…»
– Такова и дочь, – тихо закончила Гортензия. – И это сказал Жан! Кто мог вбить ему подобные мысли в голову? Его подменили? Это уже другой человек? Или он сошел с ума?.. Должно быть, так, если он забыл, что между мной и матерью такая пропасть… Эта пропасть – Этьен, одной с нами плоти и крови!..
– Но которого считают сыном вашего покойного супруга. Если бы вы не любили Жана, это было бы так легко забыть.
– Это не относится ко мне! Но скажите мне, Франсуа, если обо мне именно так думают, если в округе так считают… тогда зачем вы написали мне то письмо? Зачем было звать меня вернуться?
– Потому что сам я не верю, что вы полюбили кого-то другого. Потому что в глубине души я все еще надеюсь, что вашу любовь можно спасти.
– Так вы верите в эту любовь?
– Да. Я не знаю, кто внушает Жану подобные мысли, но вы совсем не такая, как он вас себе представляет. Поэтому я не послушал его и написал вам. Слава богу, вы вернулись, пока еще не поздно.
– Что значит, еще не поздно?
– Чтобы встретиться с Жаном. Немного больше месяца назад я встретил Жана в Сен-Флу: он приезжал туда за покупками. Я хотел поговорить с ним о вас, о том, что вы мне написали, но он остановил меня: «Послушай, Франсуа, – сказал он мне, – теперь не стоит говорить мне о ней. Пусть она сама объяснится, если захочет. Если вернется когда-нибудь…» А когда я воскликнул, что вы, без всякого сомнения, вернетесь, хотя бы из-за сына, он сказал: «Посмотрим. Если до Рождества она не вернется, станет поздно… но боюсь, что и сегодня уже поздно».
– Что он хотел этим сказать?
– Не знаю. Мне ничего не удалось больше узнать. А поскольку я, как и другие, не имею права подходить к Лозаргу…
Гортензия резко поднялась, так что кресло только чудом осталось стоять.
– И вам это кажется нормальным? Вы его лучший друг, его единственный друг, и вы не имеете права приближаться к этим руинам? И вы с этим согласны?
– А если он этого хочет? И, по правде сказать, что мне делать в Лозарге? Я тоже начинаю думать, что это проклятое место. Люди оттуда теряют здравый смысл, там царит лишь гордыня. Если там все еще царит дух старого маркиза, о чем говорят в округе, то он завладеет душой сына и, боюсь, переделает его теперь по своему подобию. Да, мадам Гортензия, Жан очень изменился…
– Жан и маркиз ненавидели друг друга…
– Конечно, но Жан всегда любил замок. Сейчас он полностью вписался в него, в то время как раньше он не смел переступить его порога. В некотором роде осуществилась его мечта…
– Последний сеньор? – горько улыбнувшись, проговорила Гортензия… Хорошо, что вы, Франсуа, напомнили мне об этом.
– Что вы собираетесь делать?
– Пойти в Лозарг. И немедленно! Мне никто не запрещал приходить туда. Прикажите оседлать лошадь, Франсуа, а я пойду переоденусь!
– Вы не поедете туда одна. Я с вами.
– Не глупите! Что со мной случится? Я поеду… поздороваться с Годивеллой и сообщить ей о своем возвращении. Надеюсь, она не спустит на меня собак?
Но когда полчаса спустя Гортензия, переодевшаяся в свою зеленую амазонку, вышла из дома, она увидела Франсуа, державшего под уздцы двух коней. Не ожидая ее возражений, он сказал:
– Я подожду вас у границы владений, но позвольте мне проводить вас. Так мне будет спокойней…
Она улыбнулась ему вместо ответа, поставив ногу на протянутую им руку, и, усевшись в седло, повернула лошадь в сторону долины.
– Поедем вдоль реки! – крикнула она. – Прогулка будет приятней, и мы быстрее доедем…
Несмотря на беспокойство по поводу странного поведения Жана, Гортензия вскоре почувствовала радость от общения с природой, от скачки на коне, как будто черпая в этом новые живительные силы. И само утро было прекрасно. Всадники ехали по лесу вдоль речки с быстрым течением. Над их головами сосны образовывали густой зеленый полог, сквозь который кое-где пробивались лучи утреннего солнца. Кругом было так спокойно и тихо, что Гортензия невольно придержала коня, чтобы услышать кукование кукушки, увидеть синюю молнию сойки или посмотреть на пробегавшего кролика… Может быть, это были последние мгновения чистой радости, которой она наслаждалась на этой тропе, и она решила себе не отказывать в этом удовольствии. Ее напряжение куда-то ушло. Откуда-то вдруг возникло странное ощущение: как будто внутренний голос подсказывал ей, что, как только она выйдет из спасительного зеленого шатра, она не будет знать ни сна, ни отдыха. Это чувство было столь четким, что она невольно остановилась и оглянулась в сторону своего дома. И поймала взгляд Франсуа.
– Может, стоит вернуться, мадам Гортензия? Мне кажется, вы не готовы к этой встрече. А я поеду туда, если хотите…
– Разве вам не запретили приближаться к замку? – печально улыбнулась Гортензия, пытаясь скрыть свое беспокойство, которое все больше овладевало ею…
– Мне никто не может ничего запретить здесь, ведь все свободны… До сих пор мне нечего было там делать, а раз это не нравилось Жану, мне не хотелось его сердить. Теперь же все изменилось. Я могу пойти туда и сказать, что вы вернулись и ждете его.
Конечно, это было бы проще! На мгновение Гортензия заколебалась, но потом устыдилась, сочтя, что это было бы трусостью. Ей не в чем было упрекать себя, кроме как в той лжи, которую, как ей казалось, он давно должен был простить ей. Почему же она должна отступать?
