Рыцарь - Эллиот Элизабет (версия книг txt) 📗

Кенрик ел больше по привычке. Голода он не чувствовал, вкуса еды тоже. Дары кухни, приведенной в порядок его женой, не иссякали. Но в большом зале сегодня стояла тишина, как, впрочем, и в остальные дни. Воины ели в молчании и спешили удалиться. Каждый боялся не то чтобы что-то спросить, но даже встретиться глазами с господином.

— Где сейчас Саймон, — спросил Кенрик, обращаясь к Фитцу Элану. Всю последнюю неделю Саймон находил предлоги не появляться за ужином.

— Он сказал, что весь вечер будет работать в оружейной, — ответил Фитц Элан.

— А что об управляющем? Никаких известий?

— Нет. Мы обшарили каждую деревню в округе. Его уже две недели никто не видел. Получается, что он как будто растворился в воздухе.

Кенрик кивнул и вновь принялся за еду. Поняв, что разговор закончен, Фитц Элан нахмурился. В последнее время барон говорил мало, только отдавал короткие распоряжения. Фитц Элан был единственным в Монтегю, кто в это время не избегал его общества, надеясь, что Кенрик, хоть на нем сможет как-то разрядиться. А что ему нужно разрядиться, об этом в замке знал каждый. На учениях барон выжимал из воинов все соки, до последней капли. За малейшую оплошность безжалостно наказывал.

Фитц Элан понимал, что для гнева у Кенрика есть все основания, но сильные сомнения вызывал вопрос: кто из супругов сильнее наказан? А кроме того, что будет, если их призовут ко двору? Барону надо будет представить жену как положено. И потом, почему такое строгое наказание? В конце концов, она же никуда не убежала, никто не пострадал, никому не пришлось ее искать. Ну продержал ее взаперти неделю-другую и хватит. А что же, держать под замком до конца жизни? Несправедливо.

— Хелен стала очень общительной, особенно в последнее время. — Фитц Элан решил рискнуть. Это могло обойтись ему очень дорого, ибо никто в замке не осмеливался в присутствии барона упоминать о леди Тэсс. Фитц Элан, по глупости конечно, решил быть первым. — Она говорит, что твоя жена так хорошо все в замке наладила, что ей просто нечего делать.

— Хелен опять тебя дурачит, — произнес Кенрик с полным ртом. — Дел невпроворот, а она городит какую-то чепуху.

— Да, наверное, я слегка преувеличил, — признал Фитц Элан. — Просто Хелен надеется, что ты разрешишь ей посетить леди Тэсс. Это показалось мне разумным, и я отважился спросить твоего позволения.

— Нет.

— Уже неделю никто в замке не видел баронессу. — Фитц Элан знал, что вступил на опасную тропу, но дороги назад не было. — К леди Тэсс заходит только Мириам, и ее рассказы встревожили Хелен. Леди Тэсс почти ничего не ест и с момента, как попала наверх, не сказала никому ни слова.

— Пусть Хелен не лезет не в свои дела. Тэсс, видите ли, очень жалко себя. Она очень себя жалеет. Ничего, проголодается и поест.

— Но она…

— Я не хочу больше обсуждать эту тему.

Фитц Элан приуныл. Бесполезно. На Кенрика никакие доводы не действовали. Видимо, причина его гнева достаточно серьезна. Это была не просто очередная глупая попытка сбежать. Все сложнее, много сложнее. Фитц Элан решил, что прикажет Мириам ежедневно докладывать ему о состоянии баронессы. Надо не выпускать ситуацию из-под контроля.

А Кенрик продолжал жевать, уставившись в одну точку.

Возможно, Тэсс и страдает, но каждую секунду этого страдания она заслужила. А ее голодовка — не более чем очередной трюк. Ведь ему обязательно доложат о ее якобы «тяжелом» состоянии. На это она и рассчитывает. Так вот, пусть знает, что ему на это наплевать. Поймет, что не подействовало, и начнет лопать как лошадь.

Мысль о Тэсс не покидала его всю эту неделю ни на минуту. Он старался выкинуть ее из головы, приказывал себе, строго приказывал — ничего не получалось. Он знал, что среди баронов немало таких, кто держит свою жену в заточении. Но в случае с Тэсс все было сложнее. Она была дарована ему королем Эдуардом. И король недвусмысленно дал понять, что надеется на появление наследника Ремингтона. Причем скорое. Но для этого надо хотя бы изредка общаться с женой. Пока она не забеременеет.

Одна мысль о том, чтобы снова лечь с женой в постель, переворачивала ему душу. Он боялся, что не сможет ограничиться простым исполнением супружеских обязанностей, опять проявит слабость и будет с ней нежен. Хотя она сделала ему столько зла, что достойна лишь призрения.

Часто среди дня Кенрик представлял, как он медленно поднимается по ступеням и входит к себе. Ночью. О, эти ночи! Самое страшное, пыточное время суток. Днем еще ладно, туда-сюда, днем он изводил себя на учениях. А вот ночью… Вся память его была пропитана ею насквозь. Ее образ преследовал Кенрика повсюду — ее предательская, лживая улыбка, такая мягкая, невинная. Над этим Кенрик был не властен, это было сильнее него. Он поворачивал голову и вдруг вспоминал, как брал руками ее подбородок и держал долго, рассказывая при этом разные истории о том, что случалось с ним в походах. Ее глаза сияли, и он думал, что это потому, что она восхищается его подвигами. А в другой раз она просто вдруг глядела на него, глядела и заплетала косу. Она была везде — в его постели, купалась в ванне, сушила волосы у камина, с шумом открывала утром ставни, впуская солнечный свет, а сквозь прозрачную рубашку просматривались восхитительные изгибы ее тела.

Однако появилась надежда: со временем эти образы вроде бы стали слабеть. Еще несколько недель, и они исчезнут. Но если он вернет ее в свою постель, то все возобновится с новой силой. Не проходило ночи, чтобы он хотя бы раз не проснулся, как бы перед этим ни устал. Да… ее он наказал, но и себя тоже.

Если бы Тэсс узнала о мучениях Кенрика, это бы ее сильно удивило. Она полагала, что он просто вычеркнул ее из своей жизни, как будто она никогда и не существовала. Весь день, наверное, ходит, улыбается своей глупой улыбкой, радуясь, что избавился от нее. Эта его улыбка такая глупая, такая… милая.

Она скучала по нему. Больше, чем ожидала. Она вообще не знала, что такое возможно, что любое воспоминание о нем будет тупой болью отдаваться у нее в груди.

Ночью как раз ей было лучше — можно было мечтать о нем. И в этих мечтах он снова обнимал ее, шептал на ухо нежные слова. Вместе с ним она уплывала в мягкий ласковый мир, до самого того момента, когда холодный утренний свет возвращал ее снова к действительности.