Блестящая партия - Хенли Вирджиния (книга жизни .txt, .fb2) 📗

Сидящие внутри Джона демоны взяли верх. Он пнул ногой тяжелую дверь, и дверная рама треснула; дверь повисла на одной петле. Он прошел через комнату и навис над Джорджиной.

— Никогда больше не запирай от меня дверь. Ты можешь спать одна, если хочешь — я никогда не стану брать женщину силой, если она того не желает, но между нами не будет никаких замков — ни теперь, ни когда-либо.

Джорджина вызывающе подняла подбородок, хотя и понимала, что довела его до последней крайности. Он вышел из комнаты, и она почувствовала облегчение, однако сердце у нее болело от того, что он оттолкнул ее. Она медленно разделась, повесила в шкаф изящное зеленое одеяние и подивилась, как порой такая красота может привести к несчастью. «Я всегда знала, что Джон — властный, деспотичный тип, но думала, что моя любовь заставит его измениться».

Она забралась на кровать и бросила взгляд в сторону спальни мужа. Зловещая тишина заставила ее вздрогнуть.

«Собираюсь ли я устраивать с ним сражения всякий раз, когда мне хочется настоять на своем? — Она не знала, на что решиться, и была готова расплакаться. Потом она отогнала слезы, проглотила комок в горле и стукнула кулаком по подушке. — Да, и еще раз да. У меня для этого хватит характера!»

Глава 31

Джорджина раздвинула занавеси, увидела падающий лист и поняла, что наступила осень.

— Тепло в сентябре — урожай во дворе, — пробормотала она слова из старинного кельтского заклинания.

Джорджина посмотрела в сторону хозяйской спальни, на дверь, все еще висящую на одной петле. Не услышав никаких движений в соседней комнате и поняв, что Джон встал рано, она пришла к выводу, что муж уже внизу и сидит за работой. «Я никогда больше не войду в эту комнату, пока муж не попросит у меня прощения. Пусть он меня не любит, но клянусь всем святым, он будет относиться ко мне с уважением, или с нашим браком покончено».

Она пошла наверх, в комнату Джонни. Дверь была открыта, и она потихоньку понаблюдала, как он старается закрыть свой сундук. Плечи мальчика поникли безнадежно и смиренно, и Джорджина ощутила то, что чувствовал он — бесконечную грусть.

Ее полуугасший гнев внезапно вспыхнул с новой силой. Она отошла от двери, стараясь ступать как можно тише, а потом сбежала по лестнице и вошла в библиотеку.

— Вместо того чтобы препираться со мной, ты бы лучше подумал о том, стоит ли ему туда возвращаться!

Джон неподвижно сидел за письменным столом. Джорджина говорила так, будто они все еще продолжают ссору, да так оно, судя по всему, и было.

— Кому не стоит возвращаться и куда?

— Джонни не вернется в эту злосчастную Вестминстер-скул. Он уже знает больше, чем эти идиоты профессора, которые в погоне за репутацией своей школы превращают титулованных молодых людей в законченных снобов.

— И какую же школу ты бы предложила?

— Никакую. Я хочу, чтобы он оставался в Уоберне, со мной. Я не могу видеть, какой он несчастный. Ты можешь нанять для него учителей. Любовь ему нужна больше, чем уроки латыни.

— Это ко всем относится, — с иронией сказал Джон.

— Так это или не так, я пойду наверх и скажу, чтобы он распаковал вещи.

Джон не пытался ее остановить. Этим летом он наблюдал, как Джонни вылезает из своей скорлупы, потому что Джорджина щедро изливала на него свою любовь. Он знал, что младшему сыну было одиноко в школе, и обдумывал, как оставить его в Уоберне. Теперь, когда он увидел, что его жена склоняется к такому необычному устройству жизни Джонни, у него просто гора с плеч свалилась.

Он отправился на конюшню и сказал конюху, что планы изменились: сегодня ему не придется ехать в Лондон. Потом Джон оседлал свою лошадь, решив съездить посмотреть, все ли луга скосили. Это даст ему время подумать об обвинениях, которые Джорджина бросила ему ночью. Он допускал, что в их ссоре он был виноват столько же, сколько и она, «Ревность делает из меня деспота по отношению к ней. Я ревную ее. Но почему она думает, что я испытываю нежные чувства к Элизабет? Этого я не понимаю. Даже имя этой женщины я произношу с отвращением. Кажется, пришло время признаться Джорджине, что мой первый брак был истинным кошмаром».

* * *

— Джонни, ты не вернешься в Вестминстер-скул. Давай я помогу тебе распаковать сундук.

Мальчик уставился на Джорджину, не вполне поверив ее словам.

— Ты уверена, что мне не нужно возвращаться в школу? А как же папа?

— Я предложила ему взять для тебя учителей. Он не отказался.

Джонни обхватил ее руками.

— Джорджи, ты самая лучшая из всех матерей на свете!

Позавтракав, они позвали собак и пустились в долгую прогулку по Уоберн-парку.

— Может быть, я буду присутствовать иногда на твоих уроках, Джонни. Я делаю столько ошибок в правописании.

— Наверное, мы сможем читать вместе разные книги. Мне бы хотелось начать с «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта.

Пройдя около двух миль, они свистом подозвали собак и отправились в обратный путь. Гончие бежали впереди всю дорогу. В первом саду собаки заметили Аббатису, которая точила коготки о ствол старого дуба, и вместе бросились на нее. От превосходящего численностью противника кошка спаслась, вскарабкавшись на самую верхушку дерева.

— Вот дурацкие собаки! Вас взяли погулять, и вот как вы нас отблагодарили.

Джонни огорчился, что собаки загнали его любимицу на дерево.

— Я уведу собак в дом, а ты попробуй позвать ее вниз.

Когда Джорджина вернулась, сердце у нее ушло в пятки — Джонни поднялся уже до середины дерева.

— Спустись! Если отец тебя увидит, его хватит удар.

— Но ведь она боится спуститься. Она попробовала, но испугалась. Зря она забралась так высоко.

— Джонни, прошу тебя, спустись. Я уверена — у тебя хватит храбрости добраться до вершины, но если с тобой что-нибудь случится, я буду виновата.

— Но я не могу бросить ее здесь. Трусость — это самая дурная вещь в мире.

— Да, я знаю. Но обещаю: если ты спустишься, я поднимусь наверх и сниму ее.

— А ты умеешь лазить по деревьям, Джорджи?

— Я лазаю как обезьяна. Вот увидишь.

Джонни неохотно слез с дерева. Джорджина попыталась позвать кошку, уговаривая ее спуститься, но все безуспешно. Тогда она сама решилась достать ее. Подоткнув юбку, Джорджина начала медленно подниматься наверх. Она старалась продвигаться осторожно и вскоре добралась до Аббатисы.

Но обратный путь не оказался столь успешен. Ветка, по которой медленно ступала Джорджина, вдруг затрещала и отломилась. Вместе с ней упала и Джорджина, сильно ударившись головой о камень.

Джонни был в ужасе.

— Джорджи! Джорджи! — Он присел на корточки и коснулся ее лица, но глаза ее оставались закрытыми. — Очнись! Очнись, пожалуйста!

Джонни увидел, что от конюшен к ним скачет отец, и побежал к нему.

— Папа! Папа! Быстрее! — Слезы текли по его лицу. — Кажется, Джорджи умерла!

Джон соскочил с лошади и бросился к сыну.

— Где она?

— Она упала с дуба!

Мальчик задыхался от бега. Сердце Джона замерло. Он подошел к Джорджине и склонился над ней.

— Джорджина… Джорджи… ты меня слышишь?

Она не отвечала, и все внутри у него сжалось от страха.

Джон осторожно поднял жену и понес в дом.

В гостиной он аккуратно положил ее на кушетку. Горничная Джорджины Дженни и встревоженный мистер Берк вошли в комнату следом за ним.

— Что случилось? — спросил управляющий.

— Она упала с дуба.

Джон принялся ощупывать ее голову, руки-ноги, чтобы узнать, нет ли переломов и серьезных травм. Его сумрачное лицо было угрюмым.

— Это я виноват, — пролепетал Джонни. Мальчик был белый как простыня. — Она спасала мою кошку — снимала ее с дерева, — сказал он мистеру Берку.

— Переломов я не нахожу, — сказал Джон управляющему, — но могут быть внутренние повреждения. Она упала с высоты пятнадцати, а то и двадцати футов, ушиблась головой. Здесь на затылке большая шишка…