Распутник - Маклейн Сара (электронная книга txt) 📗
Он так старался скрыть от нее эту сторону своей натуры, но сейчас она была перед Пенелопой как на ладони. Он весь — сплошная чуткость.
И тут, слишком боясь заговорить — слишком боясь, что она скажет ему то, чего он слышать не хочет, — Пенелопа качнулась к нему, слегка приподнялась и снова опустилась. Его голова запрокинулась назад, глаза прикрылись, зубы сжались, шея напряглась от попытки сдержаться. Она повторила свое движение и прошептала:
— Прикоснись ко мне.
И только тогда он перестал сдерживаться и наконец-то, наконец-то начал двигаться.
Пенелопа счастливо вздохнула, а Майкл входил в нее глубоко, замечательно глубоко, и в мире осталось только наслаждение. Они двигались вместе, его руки на ее бедрах, ее ладони на его плечах, он направлял ее, а она подчинялась.
— Еще... — шептала она, каким-то образом понимая, что он может дать ей больше. И он давал ей это, делая глубокие, сильные толчки.
— Прекрасная Пенелопа... такая знойная и мягкая, просто восхитительная, — шептал он ей на ухо. — Когда я вижу, как ты достигаешь пика в моих объятиях, мне кажется, что я могу умереть от счастья. Ты прекрасна в экстазе. Я хочу доводить тебя до него снова... и снова... и снова...
Он словно подчеркивал свои слова мощными толчками, руками, гладившими ее спину, плечи, спускавшимися к ягодицам, направлявшими ее.
— Майкл, я...
Его руки были на ней, между ними, он проникал в нее так глубоко, и она не смогла закончить фразу... потому что это странное, дивное наслаждение снова подступало, маячило перед ней, и она хотела только одного — вновь его достичь.
— Скажи это, — хрипло прошептал он, входя в нее все сильнее, резче, быстрее, даря ей все то, чего она, сама не зная, так хотела. В чем нуждалась.
«Я люблю тебя».
В последний момент Пенелопа удержалась и не сказала этого вслух, и тут наслаждение нахлынуло на нее.
Он вместе с ней взлетел с обрыва, выкрикивая ее имя в этой темной комнате.
Глава 20
«Дорогой М.!
Я нахожусь в несколько задумчивом настроении — прошло шесть лет со дня «Фиаско Лейтона», как называет это отец, и я уже успела отвергнуть три предложения руки и сердца — каждое последующее менее привлекательное, чем предыдущее. Тем не менее мама продолжает терзать меня посещениями модисток и дамских чаепитий, словно можно каким-то образом стереть прошлое несколькими ярдами шелка и ароматом бергамота. Но ведь это не может продолжаться вечно, правда? Что еще хуже, я все еще пишу письма призраку и воображаю, что в один прекрасный день с обратной почтой придет ответ.
Без подписи.
Долби-Хаус, ноябрь 1829 года».
Письмо не отослано.
— Крыжовенный болван.
Пенелопа даже не подняла голову с плеча Майкла. Ее белокурые волосы рассыпались но его груди.
— Прошу прощения?
Он погладил ее теплой рукой по спине.
— Смешная девчонка, — сказал он, крепче обнимая ее. — Крыжовенный болван — это мой любимый пудинг.
Она замерла, даже перестала крутить волосы у него на груди. Майкл взял ее руку и поднес к губам, быстро целуя каждый пальчик.
— А еще я люблю малиновый болван. И ревенный.
Она приподняла голову, вглядываясь в него своими голубыми глазами так, будто он только что совершил шокирующее признание.
— Крыжовенный болван.
Майкл почувствовал себя идиотом. На самом деле ей все равно, какой у него любимый пудинг.
Она улыбнулась широко и чудесно, и он больше не чувствовал себя идиотом. Он почувствовал себя королем. Она снова положила головку на его широкую грудь. Груди ее соблазнительно колыхались при каждом вдохе и выдохе.
Пенелопа просто произнесла:
— А я люблю патоку.
И ему опять захотелось заняться с ней любовью.
Ну разве возможно, чтобы простой разговор о десертах так возбуждал?
Он снова провел рукой по ее спине и задержался на округлой ягодице, наслаждаясь этим ощущением. Затем поцеловал Пенелопу в висок.
— Я помню. — На самом деле он забыл, но стоило ей упомянуть об этом, перед глазами всплыла яркая и отчетливая картинка — маленькая Пенелопа в Фальконвелле, круглое личико испачкано патокой. Майкл улыбнулся этому воспоминанию. — Ты всегда упрашивала кухарку позволить тебе вылизать миску.
— Ложки — может быть. Но только не миску. Леди не вылизывают миски.
Майкл расхохотался над этой поправкой к приличиям, и низкий рокот у него в груди удивил обоих. Было так славно лежать тут и смеяться с ней. Так хорошо он не чувствовал себя давным-давно. Хотя и понимал, что эти минуты — все, что у них есть. Последние спокойные минуты перед тем, как развернется ад и он утратит ту жалкую благосклонность, которую она к нему питает.
Он обнял ее и другой рукой и крепко прижал к себе.
В голове пронеслась мысль: «Но пока она принадлежит мне».
— Похоже, твое приключение прошло успешно.
Она подняла голову, пристроила подбородок на сложенные руки и посмотрела на него. Голубые глаза насмешливо заблестели.
— Я уже с нетерпением жду следующего.
Его рука скользнула по ее бедру, потеребила край шелкового чулка.
— Почему я не решаюсь спросить?
— Я хочу сыграть в кости.
Он тут же представил себе Пенелопу, целующую кубик слоновой кости перед тем, как бросить его на зеленое сукно одного из игровых столов внизу.
— Знаешь, кости — это одна из тех игр, в которые невозможно выиграть.
Она улыбнулась:
— Про рулетку тоже так говорят.
Он улыбнулся в ответ:
— Верно. Тебе просто повезло.
— Номер двадцать три.
— К несчастью, в кости можно выбросить только двенадцать.
Она пожала плечами. Сюртук соскользнул с бледного безупречного плечика.
— Я буду стараться.
Он потянулся и запечатлел поцелуй на ее голом плече.
— Насчет костей подумаем. Пока я прихожу в себя после сегодняшнего приключения, лисичка.
«А завтра ты вспомнишь все причины, по которым я не должен приближаться к тебе».
Она закрыла глаза и удовлетворенно вздохнула. Майкл заерзал под ней, стараясь скрыть все усиливающееся вожделение.
Он опять ее хотел.
Но он будет держать себя в руках.
Пора вставать.
Он не мог заставить себя шевельнуться.
— Майкл! — Она снова открыла глаза, голубизной напоминающие летнее небо. В этих глазах можно затеряться навек. — Куда ты отправился?
— Когда?
— После того... как все потерял.
Он глубоко вздохнул и положил руки ей на талию, чтобы отодвинуть ее от себя и встать.
— Тебе не нужно об этом знать.
Она подтянулась повыше и уперлась руками ему в грудь, не дав сдвинуть себя с места.
— А что тебе уже известно?
— Я знаю, что ты потерял все во время игры.
Она была так близко, ее голубые глаза смотрели так напряженно. Его охватило сожаление. Ужасно, что она знает о его ошибках. О его позоре. Ради нее ему хотелось быть кем-нибудь другим. Кем-нибудь новым. Кем-нибудь, достойным ее.
Но может быть, если рассказать ей свою историю, если она будет знать все, то это поможет не подпускать ее слишком близко? А он не влюбится в нее слишком сильно. И он решился.
— Я проиграл все. Все, что не входило в майорат. Все, что не было приковано к титулу поколениями. Как последний дурак. — Он ждал, что она согласится. Но Пенелопа промолчала, и он продолжил: — Лэнгфорд подталкивал меня ставить еще и еще, подстрекал, насмехался до тех пор, пока на столе не оказалось все, чем я владел. А я не сомневался, что выиграю.
Она покачала головой.
— Как же ты мог это знать?
— Никак, верно? Но тем вечером я уже так распалился — выигрывал партию за партией. Когда тебе выпадает полоса выигрышей, возникает ощущение... эйфории. Наступает момент, когда все меняется, все здравые мысли исчезают, и кажется, что проиграть невозможно. — Теперь слова лились из него потоком — вместе с воспоминаниями, которые он так долго прятал от всех и даже от себя. — Для некоторых игра — это болезнь. Вот я и болел. Лекарством был выигрыш. Той ночью я просто не мог перестать выигрывать. До той минуты, когда это закончилось и я потерял все. — Она смотрела на него с сосредоточенным вниманием. — Он ввел меня в соблазн, убеждая ставить на кон все больше и больше...
